Подводные мастера - Золотовский Константин Дмитриевич (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Товарищи по работе смеялись:
— Рыба — ведь не картина, чтобы на стену вешать да разглядывать. Захотел ухи — взял и наловил. А не клюет — пошел в магазин и наловил «на серебряную удочку».
Или же спрашивали у него:
— А ну-ка, рыбовед, скажи нам, что вкусней: карась или минога?
— Минога не рыба, — отвечал Захаров.
— Не рыба? Ну, значит, морковка или ветчина, — смеялись приятели.
Захаров обиженно хмурил белесые брови и уходил от водолазов — большой, широкоплечий и нескладный.
Из-за любимых рыб иногда терпел Захаров неприятности и в работе.
Случилось так.
Откачивали полузатопленную баржу-брандвахту. Пробоины в ней Захаров забил чепами, обернутыми в просаленную паклю.
Прошло часа три, помпы во-всю работают, а воды и на сантиметр не убыло.
— Рыбовед, может, ты вовсе и не затыкал пробоин?
— С какой стати я буду вас обманывать? — обиделся он.
— А ну, проверь.
Захаров спустился под воду — пробоины и впрямь пустые. Посмотрел вниз, а его просаленную паклю щиплют со всех сторон табуны рыб.
— Вытянули прожорливые, сала им захотелось, — рассердился Захаров. — Мало я вам хлеба и ракушек скормил?
Захаров поднялся на баркас и принялся тесать для пробоин деревянные пробки. При этом он молча и стойко выдерживал насмешливые взгляды и шутки товарищей.
Его утешала одна тайная, заветная мысль. Давно мечтал он найти особенную рыбу, какой еще не знал никто: ни водолазы, ни рыбаки, ни ученые. Он и сам не знал, какая она будет, эта необыкновенная рыба, но был твердо уверен, что она существует. Что плавает она где-то в других морях, более богатых рыбою, чем Балтийское: в Черном, Баренцевом или Охотском. Там и найти ее легче, потому что вода прозрачна.
Захаров подал заявление с просьбой перевести его на другое море. Но водолазный инструктор сказал:
— Нет, товарищ Захаров, на другое море не переведем. Вы нам и здесь нужны. Работник вы хороший, к условиям Балтики привыкли. Ну, скажите, зачем вам понадобилось другое море?
— Хочу увидеть новых рыб, — сказал Захаров.
— Зря, — сказал инструктор, — рыбы вам только мешают. Бросьте вы их и оставайтесь. Мы вас скоро в старшины произведем.
Захаров остался. Он любил водолазную работу. Но мысль о необыкновенной рыбе стала одолевать его сильней прежнего. Он подал новое заявление.
Наконец ему разрешили уехать на Черное море.
Захаров прибыл на спасательное черноморское судно «Красный моряк». В первый же день он долго стоял на борту, слушал бойкий говор черноморцев и щурил глаза от необычно яркого солнца. Черный баклан сидел на крашеном буйке и, свесив клюв, хищно высматривал рыбу сквозь изумрудно-зеленую воду.
Скоро Захаров впервые в жизни спустился на дно южного моря.
Он стропил, затягивая стальной петлей ржавые котлы, донки и куски железного борта старого, рваного корабля. Лебедка на барже тянула груз на поверхность. Шланг и сигнал змеились сквозь прозрачную толщу воды, и вдали было видно, как гоняет скумбрию резвый дельфин. На просторе колыхались медузы в забавных шляпках с синими и оранжевыми каемками и в кружевах из тонкого шелковистого студня. А между ними, как стрелы, выпущенные из тугого лука, быстро и бесшумно пролетали длинные, странные рыбы-иглы.
Дно было солнечное — то в бурых и багровых водорослях, то покрытое красным илом. От этого и бычки, и камбалы, и зеленухи, и коньки, и барабульки тоже казались розово-багровыми.
Облепленный черными ракушками и мхом, заспанный, волосатый краб лениво волочил по грунту свой большой, будто привязанный живот.
— Ну и страшилище, — засмеялся Захаров и взял краба в руки.
Вечером после работы Захаров сидел в шумном кубрике корабля, думал о крабе, посаженном в банку, и о пище для морских коньков. Слушал, как веселый такелажник Гераськин, аккомпанируя себе на гитаре, пел старую морскую песню «Залив Донегал»:
Песню заглушала игра в домино, азартное хлопанье о стол костяшками.
— Дупель два! Аврал! Бито! Считай рыбу!
Но снова и снова, как звенящая галька из-под прибоя, вырывался голос Гераськина.
К Захарову подошел пожилой черноморец старшина Якубенко и предложил сыграть в шашки.
С ним Захарову сегодня пришлось работать на одном баркасе.
— Сразимся, что ль?
— Идет.
Якубенко засучил рукава на своих больших, сплошь покрытых татуировкой руках и выдвинул на стол шашечную доску.
Захаров еще у балтийцев видел немало замысловатых татуировок. И всё же один рисунок на руке Якубенко его удивил.
— Что это у тебя наколото?
— А разве сам не видишь?
Захаров еще раз всмотрелся в этот неясный синий рисунок, изображавший не то зверя, не то павлина.
— Не знаю, — сознался Захаров.
— Эх ты, чубук от трубки, да ведь это морская лисица, — объяснил Якубенко.
— Морская?
Захаров заволновался. Он знал обыкновенных пушистых лесных лисичек. Еще мальчишкой он промышлял с отцом-охотником в тайге.
— Да разве бывают морские?
— Отчего ж им не бывать? Конечно, бывают, — усмехнулся Якубенко. — Я одну даже голыми руками поймал.
— Поймал? — воскликнул Захаров.
— Поймал.
Якубенко расправил жесткие усы и подмигнул Захарову.
— Интересуешься? Могу рассказать.
Захаров поспешно отодвинул шашечную доску, облокотился и приготовился слушать.
— Дело-то было давно, — начал Якубенко, — лет восемь назад. Стояли мы как раз — где вот сейчас стоим. Лежала там железная баржа с очень ценным грузом. Ее еще в двадцатом году врангелевцы утопили. Ну, мы ее разгрузили, а потом искали упавшие с ее палубы на грунт и засосанные песком токарные, фрезерные станки и чушки — сплав цветного металла.
Я ходил со щупом, проверял грунт. Щуп у меня был добрый, как полагается, — железная трость с большим кольцом на ручке и насечками-ершами к концу.
Шарю это я, значит, ищу чушки и вижу: на песке лежит камбала, только что-то очень большая. Поглядел еще: похожа, да не камбала. Подошел, а это — мать честная! — шип, морская лисица. Была она больше медной водолазной манишки, в общем, на всю грудь, а хвост сантиметров на сто и усыпан острыми, как бритва, колючками.
Ткнул я ее щупом и попал в плавник. Как подпрыгнет она, да как ударит хвостом, — аж ракушки взлетели. И завертелась колесом, вот-вот срубит меня. Да хорошо успел наступить ей на хвост калошей — и держу. Ладно. Нагнулся, подсунул под нее ладонь, захватил за плавники и быстро выдернул щуп на другую сторону; лиса и скатилась к кольцу, — так и поволок.
Поднимаюсь кверху, а лиса-то вырывается, хвостом бьет по калошам.
Наконец на баркасе сбросил ее со щупа и поместил в обрез — корабельную лохань.
Два дня для интересу держали. Молотит хвостом, воду расплескивает, посуда для нее мала, а большей не имели. Подойти воду налить ей опасно — хвостом зарубит, хуже крокодила. Надоела она всем, и выбросили мы ее за борт. А она лежит на воде и не двигается.
— Издохла, — говорю я А лисица шевельнулась боком, вроде проверила, не в лохани ли она, и вдруг бац хвостом, водой нас окатила и… была такова.
Захаров вытер пот и вздохнул.
— А дальше?
— Что дальше?
— Не встречал?
— Не встречал, — сказал Якубенко, — а если бы и встретил, то всё равно бы ее не узнал — все морские лисицы рыжие, и та была обыкновенная, рыжая. Зато вот вчера на грунте мимо меня мелькнула вся как есть черная и в белых пятнах, будто молоком обрызгана. Такую, признаться, я прежде не замечал. Редкостная лисица. Ну, да разве за всеми усмотришь!
— Ну, ходи, — зевнул Якубенко, — а то этак с тобой и до вечернего сигнала партию не кончишь.
