Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить! - Горбачевский Борис (электронные книги без регистрации .txt) 📗

— Закурим, товарищ капитан? Приказали долго жить чинарики! Набрал сигар — пять коробов раскрашенных! Отправлю Маньке посылку. А приеду — сяду на скамейку перед домом и затянусь, как ихний генерал. Мужики слюной подавятся: не видали такого кина.

— Какие у тебя сигары, Иван? Гаванские, американские, голландские, может, немецкие? — поинтересовался я. — Посмотри, на коробке напечатано.

— Вроде бы немецкие, не очень я в немецком.

— Не откажи, подари одну, — попросил я.

— Это можно, — согласился Иван.

Я покрутил подарок и улыбнулся:

— Обманулся ты, друг.

Иван наморщил лоб, не понимая, о чем я, но все же встревожился:

— Шутишь, товарищ капитан? На коробке вроде дымок нарисован. Правда, табачок что-то слабо в них чую.

— Не шучу. Штучки эти, не знаю, как их по-немецки назвать, на елку к рождеству вешают. Так что лучше брось свои «сигары» в костер. А Мане готовь другую посылку.

Иван смутился под общий хохот.

Заговорили о посылках. Каждый из пяти уже отправил по три посылки. В первую упаковали немецкие сапоги; бойцы их ценили: хоть голенище и покороче, чем у наших, но изготовлены из яловой кожи, не из кирзы. Положили в ту же посылку три простынки, в деревнях их днем с огнем не сыщешь; часики, кто смог добыть, залегли на посылочном дне.

Вторая посылка — вся по женской части. Третья — ребяткам: красивые автомобильчики — кто видел-то такие в России?! Ну и рубашонки, маечки, ботиночки, штанишки. В каждый фронтовой подарок обязательно клали нитки, иголки, пуговицы, шпагат и опять же часики — самый ценный трофей.

Четвертую и пятую посылки замыслили заполнить рабочим инструментом: отличными рубанками и стамесками, коробками с гвоздями и шурупами, сверлами; и пилки, обушки для топоров пригодятся, и опять простынки, часики, клеенки в ярких цветочках; а дальше — бате и мамане: платье там, платок, приличный костюм по росту, сапоги…

— Говорят, товарищ Сталин дал указание создать для нас посылочный фонд из брошенных немцами вещей. Дело пойдет…

— Эх, дала бы нам власть волю, избавила от колхозной муки, придумали бы такое… вроде нэпа! Рванули бы да так это ловко — в пяток годков накормили бы, обустроили всю Россию…

Так рассуждали промеж собой мужики. Как все, они страстно желали поскорее вернуться на родную землю, получше обустроиться — наладить хозяйство, дом и двор, пчел привадить, сад насадить, обязательно с яблонями. Конечно, до немца нашему крестьянину не добраться и к старости… если только, как обещает вождь: вот построим коммунизм… Пока же брали в ум кое-какой иноземный опыт.

Не сбылось. Не сбылись и после войны надежды Ивана, Кондрата, Пасько, Павла, Нила… Но тот вечер, проведенный у солдатского костра в Восточной Пруссии, запомнился мне надолго. Оказался он последней моей встречей на фронте с «делегатами», как я называл про себя крестьян в солдатских шинелях, собранных войной со всей России.

Ранним утром загремела артиллерия. Армия двинулась к берегам Балтики.

Глава двадцать четвертая

Последние шаги к Победе

Апрель 1945 года

12 марта 1945 года. До берегов Балтики — всего 18 километров. Немецкая группировка «Висла» под командованием Гиммлера, рассеченная на части, прижатая к морской полосе, доживала последние дни. Несмотря на обреченность, враг упорно защищался. Как и под Сталинградом, Гитлер личным приказом и обращением к войскам запретил оставлять позиции и сдаваться. Немецкое командование стремилось возможно дольше продержать крупные силы Красной Армии в районе Кенигсберга, не допустить их переброски на Берлинское направление. В блокированный с суши Кенигсберг морем доставлялись боеприпасы и подкрепления из центральных районов Германии. Тем же путем, на кораблях, эвакуировали раненых, население и тыловые армейские части.

Три армии 3-го Белорусского фронта нацелились на бастионы Кенигсберга, решая поставленную Ставкой задачу: взять город и ликвидировать остатки группировки «Висла» на Земландском полуострове [25].

6 апреля, 12.00. После мощной артиллерийской подготовки начинается штурм крепостных укреплений. Враг оказывает упорное сопротивление, яростные контратаки следуют одна за другой. К исходу дня совместными действиями трех армий удается прорвать укрепления внешнего обвода обороны крепости, выйти на окраины и очистить от врага 102 квартала города.

Западнее Кенигсберга перерезан железнодорожный путь на Пиллау — базу военных кораблей и транспортов врага. Над кенигсбергским гарнизоном нависает угроза изоляции. В ответ немецкое командование выдвигает в западном направлении танковую дивизию, пехотные и противотанковые части. Погода исключала возможность участия в боевых действиях авиации, и мы не смогли помешать введению в бой резервов противника.

Утро 7 апреля. С рассветом, воспользовавшись прояснением погоды, наша авиация наносит три массированных удара по крепости: 516 дальних бомбардировщиков под прикрытием 232 истребителей обрушились на город, уничтожая войска противника, кромсая крепостные сооружения, позиции артиллерии. Неоднократным массированным налетам авиации и флотской артиллерии подвергается и база в Пиллау.

Тем временем пехота, усиленная танками и противотанковыми средствами, выводит на прямую наводку орудия под прикрытием артиллерии и авиации пробивается к центру города, впереди — штурмовые отряды. В ходе наступления захвачены еще 130 кварталов, три форта, сортировочная станция, промышленные предприятия. Ожесточенность боевых действий не ослабевает и с наступлением темноты.

Утро 8 апреля. Продолжается штурм города всеми родами войск при поддержке авиации и артиллерии. Гарнизон Кенигсберга окружен и расчленен на части. В северо-западной и южной частях крепости сопротивление врага сломлено. Только в этот день взято в плен 15 тысяч солдат и офицеров. Попытки гитлеровского командования организовать прорыв окружения ударами изнутри и извне терпят неудачу.

9–11 апреля. Бои разворачиваются с новой силой. В обстановке постоянных артобстрелов и бомбовых ударов противник полностью теряет единое управление войсками. Гарнизон обречен.

12 апреля 1945 года. Преодолев давление офицеров-нацистов, не желая дальнейших потерь в армии и среди гражданского населения, командующий генерал Отто Лаш отдает приказ о капитуляции.

Так закончила свое существование еще одна группировка противника в Восточной Пруссии. Было взято в плен более 30 тысяч немецких солдат и офицеров. Противник потерял убитыми свыше 40 тысяч человек. Мы же своих потерь и до сих пор — спустя 60 лет! — не знаем.

Отто Лаш, решившийся на капитуляцию, был заочно приговорен Гитлером к смертной казни. Его семья подверглась репрессиям: жена и старшая дочь заключены в тюрьму в Дании, свояк арестован в Берлине и помещен в застенки гестапо, младшая дочь брошена в тюрьму в Потсдаме. Сам Лаш пережил одиннадцать лет советского плена.

Кенигсберг был мертв. Улицы и здания превратились в руины, пострадало более девяноста процентов строений [26]. Среди развалин, копоти и грязи, словно призраки, блуждали в поисках пищи немногие уцелевшие. В центре города осталось нетронутым лишь одно место — старая кирха, в которой покоился прах великого немца, ученого и философа Иммануила Канта. В нее не попала ни одна бомба, ни один снаряд. Что это — случайность, судьба? Ходили разговоры, мол, это Сталин приказал сохранить могилу Канта, так как где-то у Карла Маркса вождь вычитал, что тот высоко ценил философа.

В летописи Великой Отечественной взятие Кенигсберга считается одной из самых блистательных операций. Но так ли это? Позволю себе предположить: не капитулируй генерал Отто Лаш, бои за крепость затянулись бы надолго, как, например, в Бреслау, и тогда вряд ли историки упивались «великой победой». Заметим, что ни один город в Восточной Пруссии, кроме Кенигсберга, несмотря на призывы наших командиров, не капитулировал — ни Хайлигенбаль, ни Данциг, ни Гдыня.