Автобиография - Кристи Агата (книги без регистрации полные версии txt) 📗
Чаще всего мы путешествовали по Австралии поездом, но возили нас и на машине. Именно тогда я поняла, насколько опасной может оказаться автомобильная поездка по бескрайним просторам плоских пастбищ, где однообразие линии горизонта лишь изредка нарушается очертаниями ветряной мельницы: здесь, в буше, как называют эти просторы местные жители, ничего не стоит заблудиться. Солнце стоит так высоко над головой, что теряешь всякое представление о частях света, и нигде нет никаких ориентиров. Я представить себе не могла, что пустыня бывает покрыта зеленой травой – пустыня, по моим понятиям, должна быть песчаной. И даже в песчаной пустыне, похоже, гораздо больше всякого рода возвышений и ориентиров, помогающих отыскать дорогу, чем на зеленых пастбищах Австралии.
Затем мы отправились в Сидней и очень весело провели там время, хотя я и была несколько разочарована видом сиднейской гавани – ранее мне приходилось слышать, что бухты Сиднея и Рио-де-Жанейро – самые красивые в мире. Видимо, я слишком многого ждала. К счастью, мне так и не довелось побывать в Рио, поэтому картина его бухты, раз представившаяся моему воображению, имеет шанс остаться незамутненной.
Именно в Сиднее мы познакомились с семьей Беллов. Когда бы я ни вспоминала об Австралии, я всегда вспоминаю Беллов. Молодая женщина, чуть постарше меня, однажды подошла ко мне в сиднейском отеле, представилась Уной Белл и пригласила всех нас погостить у них на ферме в Квинсленде в следующие выходные дни. Поскольку Арчи с Белчером должны были прежде совершить поездку по ряду очень скучных мест, решили, что я сразу поеду с Уной на их ферму в Каучин-Каучине и буду поджидать там остальных.
Мы очень долго, помню, несколько часов, ехали на поезде, и я смертельно устала, потом продолжили путешествие на машине и в конце концов прибыли в Каучин-Каучин, неподалеку от Буны в Квинсленде. Полусонная с дороги, я вдруг очутилась в гуще бурлящей жизни. Комнаты, освещенные лампами, были полны симпатичных девушек, наперебой предлагавших выпить какао, кофе – все, что душе угодно; девушки разговаривали одновременно и весело смеялись. Я находилась в том полуреальном состоянии, когда изображение перед глазами не то что раздваивается, а расчетверяется, поэтому мне показалось, что семья Беллов состоит не менее чем из двадцати шести человек. На следующий день представления мои разумно сократились до четырех дочерей и умеренного количества сыновей. Все девочки были немного похожи друг на друга, кроме Уны – у той были темные волосы. Остальные – светловолосые, высокие, с удлиненными лицами; все очень грациозно двигались, прекрасно ездили верхом и сами напоминали молодых, резвых кобылок.
Это была чудесная неделя! В девицах Белл таилось столько энергии, что я с трудом поспевала за ними, а в братьев, во всех по очереди, я просто влюбилась: Виктор – весельчак, умевший очаровательно ухаживать, Берт – великолепный наездник, весьма основательный человек; Фрик – тихий, спокойный, большой меломан. Помню, именно Фрику я отдала свое сердце. Спустя много лет его сын Гилфорд участвовал в археологической экспедиции в Ираке и Сирии, в которой работали и мы с Максом, и я до сих пор считаю Гилфорда почти своим сыном.
Главная роль в семье принадлежала матери, миссис Белл, давно уже к тому времени овдовевшей. Она чем-то напоминала королеву Викторию – невысокая, седовласая, со спокойной, но властной манерой держаться. Миссис Белл управляла семьей как самодержица, и так к ней в семье и относились – как к владычице.
Среди слуг, работников фермы и подсобных рабочих, большинство которых были полукровками, один или два представляли собой чистокровных аборигенов. Эйлин Белл, младшая из сестер, чуть ли не в первое же утро сказала мне:
– Вы должны увидеть Сьюзен.
Я спросила, кто такая Сьюзен.
– О, она одна из черных, – аборигенов называли «черными». – Из самых настоящих, чистокровных черных. И она замечательно всех изображает.
Итак, передо мной предстала сгорбленная пожилая аборигенка – по-своему такая же королева, как и миссис Белл. Она продемонстрировала свое искусство, изобразив всех сестер, кое-кого из братьев, каких-то детей и даже лошадей. Сьюзен оказалась превосходным мимом и получала удовольствие от своего представления. Еще она, фальшивя, пела странные мелодии.
– А теперь, Сьюзен, – сказала Эйлин, – покажи, как мама идет поглядеть кур.
Но Сьюзен покачала головой, и Эйлин пояснила: она никогда не показывает маму, считает, что это было бы неуважением к ней и что не следует этого делать.
У Эйлин было несколько собственных обычных домашних кенгуру и валлаби, а также множество собак и, разумеется, лошадей. Все Беллы старались подвигнуть меня на верховую прогулку, но любительский опыт охоты в Девоне не позволял мне считать себя сколько-нибудь умелой наездницей. Кроме того, я не люблю ездить на чужих лошадях, опасаясь повредить их ненароком. В конце концов Беллы сдались, и мы носились по окрестностям на машине. Мне было очень интересно посмотреть на работу пастухов и прочие фермерские труды. Похоже, Беллам принадлежала солидная часть Квинсленда и, если бы у нас было больше времени, сказала Эйлин, она свозила бы меня на север, на дальние пастбища, которые были еще более дикими и обширными. Никто из сестер Белл никогда не закрывал рта. Они обожали своих братьев, открыто преклонялись перед ними, словно перед героями, и для меня в этом было что-то необычное. Сестры постоянно куда-то неслись – на дальние пастбища, к друзьям, в Сидней, на собрания – и напропалую флиртовали с разными молодыми людьми, которых почему-то называли «купонами», – видимо, это прозвище было отголоском войны.
Наконец приехали Арчи с Белчером, совершенно измученные. Мы весело и беззаботно провели выходные дни, участвуя в неожиданных развлечениях, в частности, совершили поездку на маленьком поезде, и мне доверили несколько миль вести паровоз. В конечном пункте путешествия нас ждал обед, устроенный членами парламента от австралийской лейбористской партии. Обед получился веселым и шумным, многие парламентарии хорошо выпили и, когда на обратном пути они по очереди исполняли обязанности машиниста, наши жизни подвергались смертельной опасности, ибо поезд разгоняли до невероятной скорости.
Увы, настало время прощаться с новыми друзьями – с большей их частью, по крайней мере, потому что некоторые решили провожать нас до Сиднея. Мелькнули за окнами Синие горы, и меня снова привели в восторг краски – никогда прежде мне не доводилось видеть пейзажа, столь необычно расцвеченного. Вдали горы были действительно синими, а не серо-голубыми, какими мы привыкли видеть горы. Казалось, кто-то только что нарисовал их на чистом листе бумаги свежими красками.
Австралия потребовала от членов нашей миссии напряжения всех сил. Каждый день приходилось произносить речи, присутствовать на обедах, ужинах, приемах, совершать длительные переезды. К концу я уже знала все выступления Белчера наизусть. Он был хорошим оратором, делал вид, что произносит свои речи экспромтом, получалось весьма выразительно, словно то, что он говорил, только что пришло ему в голову. Арчи удачно оттенял его, производя впечатление человека практичного в финансовых делах и благоразумного. В начале нашего путешествия, – думаю, это было в Южной Африке – Арчи назвали в газетах «управляющим Английским банком». Поскольку никаких опровержений не последовало, он продолжал оставаться для прессы «управляющим Английским банком».
Из Австралии мы поплыли на Тасманию: от Лонсестона до Хобарта. Хобарт неправдоподобно красив: темно-синее море, дивная бухта, цветы, деревья, кустарники… Я решила, что когда-нибудь нужно непременно вернуться и пожить там подольше.
После Хобарта наш путь лежал в Новую Зеландию. Отлично помню эту часть путешествия, ибо как раз тогда мы попали в лапы человека, которого прозвали Дегидратором. В те времена очень модной считалась идея обезвоживания пищи. Любой продукт этот человек рассматривал только с одной точки зрения: как дегидрировать его, и не было обеда, завтрака или ужина, чтобы он не посылал нам со своего стола тарелки каких-то особых яств с просьбой отведать их. Нам предлагались обезвоженная морковка, сливы – все без исключения лишенное воды и всякого вкуса.
