Революционное самоубийство - Ньютон Хьюи Перси (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
На самом деле, насчет карцера они наврали. Они перебросили меня в «малую камеру смертников», что была за углом от отсека Б. Я нашел там своего приятеля Макферсона и еще двух ребят. Один из них, чернокожий брат, обвинялся в убийстве и был настоящим психом. Ему бы не следовало находиться в тюрьме, лучше бы в больнице, а еще лучше — в хороших руках, потому что больницы хорошим местом не назовешь. Он уже побывал в больнице, и воспоминания об этом его ужасно мучили: там его чем-то травили и лечили шоковой терапией. Он был уверен, что следующее попадание в больницу грозит ему смертью.
Как-то он убил парня на улице. Тот неправильно себя повел и положил свои руки на него, а это одно из нарушений кодекса поведения в квартале. А для таких людей, объяснил заключенный, у него был припасен острый нож. Вот он сидел на балконе, точил свой нож целыми днями и смотрел, чтобы ни один извращенец не обидел маленьких девочек по соседству. Новое убийство он совершил в похожих обстоятельствах. Он сидел в ресторане, разговаривая со знакомой. Тут врывается какой-то парень, тычет девушке пальцем в грудь и говорит: «Не разговаривай с моей женщиной». Стоило парню сделать это, как брат перерезал ему глотку. Он не хотел быть в тюрьме и боялся, что его вернут в больницу. Насчет больницы — это правильно, что он ее боялся, однако он действительно нуждался в помощи. Он не должен был находиться в тюрьме.
Второй парень, белый, несколько лет просидел в камере смертников в Квентине, прежде чем дождался пересмотра. Он готовился еще раз предстать перед судом. Макферсон был моим старым другом. Его опять признали виновным, и теперь он ждал окончательного приговора. Он считал, что у него мало шансов спастись от «большой (настоящей) камеры смертников».
«Малая камера смертников» производила гнетущее впечатление. Когда я был здесь раньше, я ожидал газовой камеры и чувствовал себя частью этого места. Тогда мы все были в равных условиях: Макферсон, я и еще один парень, который сейчас сидит в «большой камере смертников». В тот момент я воспринимал «малую камеру смертников» как нечто, с чем мне приходится иметь дело. Но теперь через несколько часов я собирался выйти на улицу, где остальные, возможно, не окажутся больше никогда. Я знал, что вряд ли смогу изменить к себе отношение как к чужаку и привилегированной персоне. Мне никогда не нравилось чувствовать себя привилегированным. Но все они желали мне удачи. Я устроился спать, и все эти мысли закрутились у меня в голове. Кроме того, я лег с ощущением, что на какое-то время это будет последняя ночь, которую я проведу в тюрьме. День был длинным, и я хорошо отдохнул.
Меня ожидали в суде в 9.15 на следующее утро. Мои адвокаты пришли пораньше, и мы смогли переброситься парой слов, пока меня не загнали в лифт вместе с другими заключенными. Нас набралось так много, что дышать было невозможно. Все остальные следили за моим делом и, зная, что я скоро выйду на волю, задавали мне вопросы, а также интересовались, могу ли я выполнить их поручения и оказать прочие услуги. Лифт остановился на пятом этаже. Нас поместили в камеры ожидания до начала судебных слушаний. Меня вызвали первым. Когда я вошел в переполненный зал суда, первыми, кого я увидел, были Чарльз Гэрри, Фей Стендер и Барни Дрейфус, стоявшие за адвокатским столом. За ними сидели мои родные и друзья, в зале также было немало журналистов, лица которых я уже успел запомнить за последние два года.
Когда я вошел в битком набитый зал суда, увидел журналистов в одной половине зала, свою семью, друзей и остальную публику в другой половине, я словно вернулся на два года назад, тогда все было точно так же. Казалось, все начнется по новой. Ситуация напомнила мне сцену из романа Кафки «Процесс», она как раз о тех событиях, которые повторяют себя сами. Когда героя романа К. уже собираются казнить, он говорит: «… когда мое дело только-только начали рассматривать, мне хотелось, чтобы это поскорее закончилось, а теперь, когда все подошло к концу, я хотел бы, чтобы все началось вновь». Поначалу К. донимает весь этот путаный процесс прохождения через судебную систему: медленная машина правосудия вовсе не правосудия, допросы, удушающая рутина. Это затянутый, изматывающий процесс, который К. приравнивает к абсурдному тяжелому труду и вечной жажде жизни. Мои эмоции были сродни ощущениям героя Кафки: я хотел, чтобы весь этот абсурд и бесконечный труд закончились. Потом, в самом конце, я оказался не совсем готов к тому, чтобы все завершилось, и почувствовал смутное желание, чтобы все началось заново. Два года были вычеркнуты из жизни. Судья занял то же самое место, как будто он никуда и не уходил, адвокаты стояли за тем же столом. Может, два года были просто кошмаром, привидевшимся мне, пока шел суд. Теперь я очнулся и должен был пройти через процесс снова, а затем снова и снова, не выходя из этого порочного круга.
Но потом волна счастья нахлынула на меня при виде старых друзей в зале, и я понял, что все действительно кончилось. Стоило сохранять стойкость, упорствовать и никогда не сдаваться. Теперь я мог повернуть к ним свою гордо поднятую голову, потому что я не подвел их. И они, они тоже не покинули меня в беде. Вместе мы выстояли и прошли суровое испытание, не позволив изменить нашу внутреннюю суть. Вот что я чувствовал в тот миг. Внезапно дурной сон продолжительностью тридцать три месяца показался пустяковым.
Относительно залога окружной прокурор пообещал выбрать «золотую середину». Его золотая середина оказалась равна 50.000 $. Когда прокурор порекомендовал судье назначить именно такой залог, его предложение было принято. Это была огромная и несправедливая сумма. У кого найдутся такие деньги? Я представлял себе, как трудно будет людям собрать такую сумму наличными. Судья не стал играть в смельчака и не попытался снизить залог — или, наоборот, поднять его. Он полностью согласился с окружным прокурором, следовательно, именно прокурор назначил залог. И вот это называется «правосудием». Окружной прокурор со своей огромной властью распоряжается абсолютно всем. Защитник тоже является судебным исполнителем. Предполагается, что они обладает столь же мощными полномочиями, как окружной прокурор. Однако у прокурора привилегий куда больше вследствие того, что он представляет существующий порядок, иными словами, интересы влиятельных и богатых. А уж этот порядок следит, чтобы прокурору оказывали всестороннюю поддержку. Едва ли окружной прокурор представляет народ.
После решения вопроса о залоге я вернулся в камеру ожидания. Остальные заключенные, которых тоже должны были вызвать в суд, поздравляли меня. Они были рады моему скорому освобождению. Потом меня отвели обратно наверх. Я прошел со своими адвокатами в отдельную комнату для адвокатов, и мы обсудили сложившуюся ситуацию с залогом. Мы собрали какую-то сумму, но ее было недостаточно. Адвокаты высказывались за то, чтобы занять денег у поручителя, но я отверг эту идею. Желание остаться в тюрьме, пока вся необходимая сумма не будет собрана, перевешивало во мне желание выйти из тюрьмы немедленно. Было важно собрать деньги, не прибегая к услугам поручителя. Поручитель взял бы с нас 5.000 $. Если деньги можно было достать и без него, лучше эти пять тысяч было потратить на реализацию программ для общины.
Спор был жарким. Адвокаты и все мои братья доказывали, что гораздо важнее было вернуть меня обратно на улицу, чтобы я придал движению позитивный толчок. Я в свою очередь напоминал, что партия никогда не одобряла трату десяти процентов от суммы залога в случае с другими товарищами. Была установка на то, чтобы сидеть в тюрьме, пока залог не будет собран в полном объеме. За первые четыре года существования партии мы были вынуждены собрать несколько миллионов долларов по всей стране для внесения залогов. Если бы не платили десятипроцентные отчисления от суммы залога поручителям, а пускали эти деньги на программы для общины, мы были бы богаче. Лично для меня остаться в тюрьме было делом принципа, но победу одержали те, кто со мной спорил. В конечном счете, наши споры ни к чему не привели. У поручителя не было выхода на страховую компанию, которая позволила бы ему выдать деньги. Нам все равно пришлось собирать всю сумму целиком.
