Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Хачиков Вадим Александрович (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Еще одна характеристика: «Он был со всеми знаком, служил где-то, ездил по поручениям, возвращаясь, получал чины, бывал всегда в среднем обществе и говорил про связи свои со знатью, волочился за богатыми невестами, подавал множество проектов, продавал разные акции, предлагал всем подписки на разные книги, знаком был со всеми литераторами и журналистами, приписывал себе многие безыменные статьи в журналах, издал брошюру, которую никто не читал, был, по его словам, завален кучею дел и целое утро проводил на Невском проспекте».
Нетрудно догадаться, что речь в обоих отрывках идет об одном и том же человеке. Только первый отрывок взят из произведения сугубо документального – «Записок» старого петербуржца В. Инсарского, опубликованных в журнале «Русская старина» за 1894 год. А второй – из сочинения художественного, которое поклонники творчества М. Ю. Лермонтова сразу же узнают – это повесть «Княгиня Лиговская». Приведенное описание относится к петербургскому дельцу Горшенкову, прототипом которого послужил тот самый Отрешков, точнее, Наркиз Иванович Тарасенко-Отрешков (1805–1873), о котором рассказал В. Инсарский.
Но каким образом Лермонтов, с деловыми кругами столицы никак не связанный, сумел так верно и ярко изобразить этого дельца? Где и когда он мог встречаться с Наркизом? Оказывается, Тарасенко-Отрешковы были довольно близки и Столыпиным, и их родне, Философовым, а также Лермонтову и его бабушке Арсеньевой. Это было большое и хорошо известное в Петербурге семейство – у Наркиза имелись трое братьев и четыре сестры.
Самого Наркиза хорошо знают пушкинисты, поскольку Александр Сергеевич нередко общался с Тарасенко-Отрешковым, даже пригласил его участвовать в задуманной им газете, рассчитывая на деловые качества Наркиза, хотя в последнее время отзывался о нем не слишком лестно. После гибели Пушкина делец каким-то образом оказался привлеченным к опеке над детьми Пушкина и хранению его библиотеки, что вызвало немало нареканий со стороны друзей и родственников поэта. Ну а частые встречи Наркиза с родственниками Лермонтова и, видимо, с ним самим позволили Михаилу Юрьевичу близко наблюдать за представителем этого мало знакомого ему типа людей. И. О. Лернер в очерке «Оригинал одного из героев Лермонтова», опубликованном в журнале «Нива» за 1913 год, доказал, что образ Горшенкова в «Княгине Лиговской» списан с Н. И. Тарасенко-Отрешкова.
Так что, как видим, Наркиз Иванович оказался если не близким знакомым Михаила Юрьевича, то, во всяком случае, достаточно хорошо ему известным человеком. И не только ему. В Пятигорске летом 1841 года кто-то из братьев Тарасенко-Отрешкова был замечен приятелями Лермонтова и отмечен в их мемуарах, хотя и по некоему анекдотическому поводу. Так, Н. Раевский в своих воспоминаниях рассказывает: «Был у нас чиновничек из Петербурга, Отрешков-Терещенко по фамилии (ее мог исказить и сам мемуарист, и обрабатывавшая его материалы В. Желиховская), и грамотей считался. Он же потом первый и написал в русские газеты, не помню куда именно, о дуэли и смерти Лермонтова. Ну так вот, этот чиновник стишки писал. Попросит его Михаил Юрьевич почитать что-нибудь и хвалит, да так хвалит, что мы рады были бы себе языки пооткусывать, лишь бы свой хохот скрыть».
Известно, что первое сообщение о смерти Лермонтова в печать было действительно послано одним из «Атрешковых». А что касается «стишков», то читать их Лермонтову мог как Наркиз, который, возможно, писал не только статьи и брошюры, так и его брат Любим, который тоже «грешил рифмами». Так рядом с Наркизом начинает прорисовываться и фигура его брата.
Сходный эпизод встречаем и в воспоминаниях князя А. Васильчикова: «Раз какой-то проезжий стихотворец пришел к нему с толстой тетрадью своих произведений и начал их читать; но в разговоре, между прочим, сказал, что он едет из России и везет с собой бочонок свежепросольных огурцов, большой редкости на Кавказе: тогда Лермонтов предложил ему прийти на его квартиру, чтобы внимательнее выслушать его прекрасную поэзию, и на другой день, придя к нему, намекнул на огурцы, которые благодушный хозяин и поспешил подать. Затем началось чтение, и, покуда автор все более и более углублялся в свою поэзию, его слушатель Лермонтов скушал половину огурчиков, другую половину набил себе в карманы и, окончив свой подвиг, бежал без прощания от неумолимого чтеца-стихотворца».
Приведя этот отрывок из статьи А. И. Васильчикова «Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова», Э. Герштейн справедливо замечает: «Этот баснословный рассказ, долженствоваший, по замыслу Васильчикова, характеризовать „шаловливость“ Лермонтова, легко расшифровать, если мы решимся подразумевать под новоприезжим стихотворцем одного из братьев Атрешковых. Тогда поведение Лермонтова объяснится тем, что он был коротко с ними знаком; не исключено даже, что бабушка Лермонтова прислала ему гостинец через Атрешковых».
Вот тут уж речь идет, конечно, о Наркизе, поскольку доставка гостинца от бабушки, то есть выполнение поручения, было для него делом привычным. В Петербурге он занимался этим постоянно. Таким способом он проложил себе дорогу в высшие круги столичного общества и даже оказался близок ко двору, получив придворный чин камер-юнкера.
Фигуры братьев Тарасенко-Отрешковых неожиданно обнаруживаются и в самой гуще событий, последовавших за гибелью Лермонтова. Известно, какие напряженные переговоры вели друзья поэта с пятигорскими священниками относительно отпевания погибшего. Оказалось, что не были в стороне от них и Наркиз с Любимом. В уже упоминавшейся работе Э. Герштейн говорится: «Это выясняется из „рассказа очевидца“ „Похороны Лермонтова“. Автор сообщения кн. Н. Н. Голицын сопроводил его таким примечанием: „Этот рассказ (немного несвязный) записан много со слов очевидца и участника печального обряда Л. И. Т-о-О-ва 18 июня 1860 года “…Любим, в частности, сообщает: „Двое из нас отправились к священнику, и в разговоре с ним один из нас, указывая на своего приятеля, сказал: «Вот он может даже вам дать расписку, что вам за это ничего не будет: он камер-юнкер двора е. и. в.»“. Никто из известных нам участников этих хлопот не был камер-юнкером, кроме Наркиза Ивановича Тарасенко-Отрешкова. Очевидно, он был у священника с кем-то из друзей Лермонтова и вызвался дать гарантию от имени властей. Это очень похоже на знакомую нам по „Княгине Лиговской“ повадку Горшенкова».
В рассказе Любима можно найти интересные подробности о том, что происходило в Пятигорске вечером 15 июля:
«О дуэли Лермонтова знали весьма немногие. Лев Сергеевич Пушкин, его приятель, был тоже из числа не знавших о ней. Возвращаясь из Шотландки (немецкая колония близ Пятигорска), я встретил Пушкина на дрожках, который сказал мне, что из Железноводска в Пятигорск приехал к ним Лермонтов, который ездил туда на несколько дней брать ванны.
Перед вечером мы заехали к Монго-Столыпину, где было пять-шесть человек знакомых; оттуда верхом с братом отправились мы к источнику. В сумерки приходят сказать нам, что почти умирает Александр Бенкендорф (тогда еще юнкер, позднее женатый на Бернардаки). Встревоженные, подумали мы, не пристрелил ли его какой-нибудь черкес, так как он любил один на коне разъезжать по аулам. Но оказалось, что с ним только сделался обморок от излишней усталости в знойный день, потому что он ездил в горы… Пока мы были у него, прискакивает Дорохов и с видом отчаяния объявляет: „Вы знаете, господа, Лермонтов убит!“
Мы тотчас отправились на квартиру Лермонтова… Немногие бывшие там сидели молча, и, когда брат мой спросил: „Жив ли и где Лермонтов?“ – ему кто-то ответил: „Лежит убитый у себя в комнате“».
Все эти сведения особенно ценны для нас, во-первых, потому, что опубликованы гораздо раньше многих других – менее чем через тридцать лет после происходившего, а не через сорок – пятьдесят, как воспоминания Раевского, Арнольди и других. Во-вторых, Любим никак не был связан с описываемыми событиями, а значит, не имел намерения что-либо скрыть или исказить. Стало быть, сведения его максимально достоверны. Таким образом, мы получаем от, казалось бы, стороннего человека чрезвычайно ценные сведения о происходившем 15 июля в Пятигорске. И «неприметные» братья Тарасенко-Отрешковы оказываются, в некоторой степени, участниками околодуэльных событий, а главное – очень ценными их свидетелями.
