Люди молчаливого подвига - Василевский Александр Михайлович (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗

— Схоронили — не подкопаешься.

— Спасибо. До свидания, товарищи, — доносится из землянки. — Доберетесь до первой же нашей точки, свяжитесь с Центром, дайте общую картину — и на запад, на Брест. Линия фронта уже приближается.

— В вашей станции «Север» питание совсем кончилось? — спрашивает Мудрый сверху.

— Почти, — озабоченно отвечает Клара. — Ну, может быть, хватит на несколько фраз. И то не уверена. Как выйдете на связь, моим в Москву, на Басманную, привет передайте… Жива-здорова. Писать некогда…

Шаги удаляются. Наступает тишина. Ветра нет. Лес молчит в ожидании рассвета. Спустя полчаса доносится автоматная очередь, разрывы гранат…

— Наверное, прорвались, — тихо произносит она.

— Прорвались, они дело знают. Если только шальная пуля кого положит…

И снова все тихо. Время как будто остановилось, страшась рассвета и того, что придет вместе с ним. «С рассветом уходит любовь. С рассветом приходит надежда», — говорит поэт. И тот рассвет нес надежду…

Это происходило в глубине белорусских лесов, в районе города Слонима 19 июня 1944 года. Я знаю начало этой истории. И знаю, чем она кончилась, ибо в начале марта 1969 года несколько дней провел в тихой комнате, где только папки на стеллажах. И в каждой — жизнь, да еще какая! В небольшом вестибюле висят портреты. Я подхожу к ним. Гнедаш Кузьма Савельевич.

— Это он, — говорит мой собеседник. — Вы когда-нибудь слышали это имя?

— Нет, никогда…

— Видите ли, это все постепенно открывается… Через годы…

— Он совсем молод… — невольно вырывается у меня.

— Ему и тридцати не было. Звание майора и Героя Советского Союза он получил уже после смерти.

— В войну о нем, как о разведчике, наверное, писали?

— Кто о нем мог писать? Как разведчик он был дважды зашифрован. Я вам так скажу — он и для своих жил под другим именем. Трагично, но даже на могиле его было другое имя.

— А там-то зачем?

— Это уж просто недоразумение, впрочем, логичное в тех условиях. Потом, конечно, исправили. Прочитаете до конца — поймете. В деле все есть, вплоть до последних радиограмм из леса в районе Слонима.

А вот и оно, личное дело разведчика Кузьмы Гнедаша. Сначала мне бросилась в глаза короткая оправка:

С такими подвигами я сталкивался уже, когда писал о о партизанах. Спрашиваю:

— Данные эти проверены?

— Здесь все проверено. К тому же тот, кто вел учет, вряд ли думал о чем-нибудь другом, кроме того, чтобы точно все записать. Время было такое…

Верно, время было иное. И сейчас, четверть века спустя, на многое смотришь другими глазами. Но все-таки «лично уничтожил…», — размышлял я. Лишь позднее я понял, что подвиг разведчика Гнедаша — не только в этом. Медленно перелистываю пожелтевшие страницы дела, и передо мной проходит вся жизнь человека.

…Май 1942 года. До Сталинградской битвы еще далеко. Пока что победа еще только грезится, есть только вера в нее.

В те дни в штабе Центрального фронта встречаются двое — майор Бондарев и капитан Гнедаш. Капитан очень молод, ему двадцать семь. Впрочем, за спиной его уже шесть лет службы в армии.

Они сидят вдвоем в небольшой комнатке с плотно завешенными окнами. Сидят уже не первый час. Беседуют. Майор видит этого человека впервые. Правда, биография его кое-что проясняет. Но, как известно, многие автобиографии похожи друг на друга. Родился, учился, воевал. Вот как описывает свою жизнь до того, как вступил в разведку, сам Кузьма Гнедаш:

По всему видно: намеченный кандидат прошел хорошую военную школу. А дальше — сейчас это и выясняется. Впрочем, майор имеет уже некоторое представление о сидящем перед ним капитане. Он умен — это главное. Решение принимает мгновенно: это как раз то, что нужно. В манере держаться, во внешности есть обаяние, сразу располагает к себе. И это важно. В бою храбр, не лишен даже молодечества, лихости. Вот над этим придется поработать.

— Ну так. С довоенным временем мы покончили. Перейдем к войне… Вы под Медынью пошли в атаку в танке, с открытым люком. Я бы не сказал, что это разумно, — замечает собеседник Гнедаша.

— Местность такая была: перелески, кустарники… В глазок ничего не видно, — оправдывается капитан.

— Видишь ли, у нас ты все время рисковать будешь, — майор незаметно переходит на «ты». — Но риск риску рознь. Надо взвешивать. Открытый бой — это одно, а…

— Я понимаю.

И вдруг — неожиданно:

— Как боль переносишь?

— Мне в медсанбате осколок из бедра доставали — не усыпляли: хлороформа не нашли.

— Кричал?

— Вроде нет, сознание терял.

— Вот это тоже у нас не рекомендуется — терять сознание. Нельзя, что поделаешь. Много чего нельзя. Ты там, внизу, при входе читал плакат «Увидел фашиста — убей его!»?

— Читал.

— Для нас он не совсем подходит… Разведчик воюет с армией, с фронтом и ради этого…

Потом вспоминают довоенное время, Черниговщину. Майор тоже из тех мест, есть о чем поговорить.

— Женился, а детей, значит, не успел завести?.. Может, это и к лучшему, — рассуждает майор. — Вот походишь на задания, потом осядешь у нас в штабе. Будет время еще. Кончится война…

Отвлеклись немножко, и снова вопрос:

— Славу любишь?

— Не знаю.

— Честный ответ. Но, кстати, я смотрел армейскую газету. Там о тебе дважды писали и даже фото поместили. У нас такой чести ты не дождешься. Что бы ты ни совершил. Все! Тебя нет. И фамилия твоя нигде упоминаться не будет. У тебя вообще не будет фамилии. То есть она будет, но только для тебя. Ну, и еще для твоего командира.

— А кто мой командир?

— Все скажу. Ну как, будешь думать еще или?.. — выжидательно спрашивает майор.

— Что думать? Все равно советоваться ни с кем не могу. Нельзя ведь?

С этого дня капитан Кузьма Савельевич Гнедаш как бы перестал существовать. И появился другой человек. У этого человека уже не было той биографии, старых знакомых и даже настоящего имени. Он, капитан Гнедаш, был тот же и в то же время не тот. Он стал разведчиком.

2.

Справки, донесения, наградные листы. Дело разведчика Гнедаша.

Я читаю его, а мысль все рвется туда, в лес, в замаскированную землянку, где с тревогой ждут рассвета двое.

— Клара…

— Что, капитан?

— Попали мы с тобой… в мышеловку. Но у меня-то иного выхода… не было.

— Замолчи!

— Почему ты решила идти в разведку?

— Не знаю… Очевидно, наследственность. Мой папа в гражданскую был разведчиком. Вернее, и разведчиком, и комроты, и комиссаром бронепоезда…

— Он жив?

— Да… Он сейчас в Наркомате путей сообщения работает.

— Как он тебя отпустил?

— А я сама все решала.

Молчание. Мысли ее уносятся вдаль, в прошлое. А какая «даль» у нее, девятнадцатилетней? А даль уже есть — детство. «Два капитана», «Военная тайна»… Комиссарская фуражка отца и он — сосредоточенный, строгий, в полувоенном кителе, с орденом.

…Мама: «Кларочка, ты пила молоко?» — «Мама, некогда, у нас комсомольское». — «Боже, это одна минута!»

Клара стоит у зеркала, поправляет косынку.

— Ты уже совсем взрослая… Ты будешь красивой.