Сталин. На вершине власти - Емельянов Юрий Васильевич (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗
Если нашим войскам сопутствовал успех, доклад обычно не прерывался. По телефону были слышны лишь редкое покашливание да чмоканье губами, характерное для курильщика, сосущего трубку. Пропускать в докладе какую-либо армию, если даже в ее полосе за ночь не произошло ничего важного, Сталин не позволял. Он тотчас же перебивал докладчика вопросом: «А у Казакова что?» Иногда в ходе доклада Верховный Главнокомандующий давал какое-то указание для передачи на фронт. Оно повторялось вслух, и один из заместителей начальника управления тут же записывал все дословно, а затем оформляя в виде распоряжения или директивы».
Вечером, в 16—17 часов, Сталину «докладывал заместитель начальника Генштаба, – вспоминал Штеменко. – А ночью мы ехали в Ставку с итоговым докладом за сутки. Перед тем подготавливалась обстановка на картах масштаба 1:200 000 отдельно по каждому фронту с показом положения войск до дивизии, а в иных случаях и до полка. Даже досконально зная, где что произошло в течение суток, мы все равно перед каждой поездкой 2-3 часа тщательно разбирались в обстановке, связывались с командующими фронтами и начальниками их штабов, уточняли с ними отдельные детали проходивших или только еще планировавшихся операций, советовались и проверяли через них правильность своих предположений, рассматривали просьбы и заявки фронтов, а в последний час редактировали подготовленные на подпись проекты директив и распоряжений Ставки…
Доклады Генерального штаба в Ставке имели свой строгий порядок… – писал Штеменко. – Доклад наш начинался с характеристики действий своих войск за истекшие сутки. Никакими предварительными записями не пользовались. Обстановку знали на память, и она была отражена на карте. За торцом стола, в углу, стоял большой глобус. Должен заметить, однако, что за сотни раз посещения этого кабинета мне никогда не довелось видеть, чтобы им пользовались при рассмотрении оперативных вопросов. Разговоры о руководстве действиями фронтов по глобусу совершенно беспочвенны».
Во время ежедневных докладов о положении на фронте докладчиками из Генштаба «фронты, армии, танковые и военизированные корпуса назывались по фамилиям командующих и командиров, дивизии – по номерам. Так было установлено Сталиным. Потом мы все привыкли к этому и в Генштабе придерживались такой же системы». Такой порядок был установлен, потому что Сталин точно знал по фамилиям всех командующих фронтами, армиями, корпусами. Знал он и фамилии многих командиров дивизий.
Прекрасное владение информацией о положении дел на всех участках фронта позволяло Сталину компетентно разговаривать со всеми высшими военными руководителями страны. «Идти на доклад в Ставку, к Сталину, скажем с картами, на которых были хоть какие-то «белые пятна», сообщать ему ориентировочные данные, а тем более преувеличенные данные – было невозможно, – рассказывал Жуков. – И.В. Сталин не терпел ответов наугад, требовал исчерпывающей полноты и ясности. У него было какое-то особое чутье на слабые места в докладах и документах, он тут же их обнаруживал и строго взыскивал с виновных за нечеткую информацию. Обладая цепкой памятью, он хорошо помнил сказанное, не упускал случая резко отчитать за забытое. Поэтому штабные документы мы старались готовить со всей тщательностью, на какую только способны были в те дни».
Главный маршал авиации А.Е. Голованов говорил, что ответы на вопросы Сталину «должны были быть конкретными, предельно короткими и ясными. Если человек говорил долго, попусту, Сталин сразу указывал на незнание вопроса, мог сказать товарищу о его неспособности… Изучив человека, убедившись в его знаниях и способностях, он доверял ему, я бы сказал безгранично. Но не дай Бог… чтобы этот человек проявил себя где-то с плохой стороны. Сталин таких вещей не прощал никому».
Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев вспоминал: «Сталин не терпел, когда от него утаивали истинное положение дел». Между тем, как отмечал С.М. Штеменко, настоящим бичом в работе Генштаба было стремление командиров действующих соединений исказить реальное положение дел на фронте, то преуменьшая размеры поражений, то преувеличивая свои успехи. Он писал, как «был снят с должности начальник штаба 1-го Украинского фронта за то, что не донес в Генштаб о захвате противником одного важного населенного пункта в надежде, что его удастся вернуть».
Штеменко вспоминал, что «в годы войны у наших операторов выработалось своеобразное чутье к форме докладов с фронта. Когда доносили, например, что противник «незначительно вклинился в нашу оборону» или, что еще хуже, «незначительно потеснил наши войска», мы уже знали, что надо обязательно проверить такие формулировки и любыми путями установить их точный смысл… В донесениях, например, часто фигурировала фраза: «Войска ворвались в пункт Н» или «Наши войска удерживают окраину пункта X». Верховному в таких случаях докладывалось: «Наши войска ведут бой за пункт Н или пункт X».
Однако и работники Генерального штаба допускали ошибки. Штеменко писал: «Как-то в одном из итоговых донесений за день, полученных с Воронежского фронта, было написано, что в результате успешной контратаки наших войск захвачено 100 орудий противника. Это донесение было принято по телеграфу начальником направления, перепечатано на машинке, заверено и, как положено, сразу представлено в Ставку. Утром И.В. Сталин по телефону спросил меня: «Захвачены ли вместе с орудиями снаряды?» Я не знал. Он сказал: «Поинтересуйтесь и доложите». Срочно связался с начальником фронта. Он тоже не знал и обещал немедленно выяснить и позвонить. А время шло. Часа через два Верховный Главнокомандующий позвонил снова и добавил: «Если есть снаряды, то можно из захваченных фронтом орудий сформировать чуть ли не двадцать батарей. Так или нет?» Подтверждаю, что так. А он спрашивает: «Не удалось выяснить, сколько снарядов?» «Пока нет», – отвечаю. Он бросил трубку.
Опять связался с начальником штаба фронта. На этот раз от него узнаю, что захвачено не 100, а всего 10 орудий, из них 6 разбитых и только 4 исправных; кто донес и почему так произошло – штаб разбирается. Скандал был налицо. Я немедленно пошел к А. И. Антонову и доложил ему о последнем разговоре с начальником штаба. «Ну, будет буря, – сказал Алексей Иннокентьевич. – Давайте звонить сами Сталину не станем: лучше доложим лично вечером. А если уже спросит – придется отвечать как есть…»
До вечера звонка не было, а при очередном докладе в Кремле Верховный Главнокомандующий сам напомнил об этих злосчастных орудиях. Как и предполагали, была буря: нам пришлось выслушать в свой адрес и по поводу штабов вообще много разных выразительных слов о безответственности, халатности в работе, ротозействе, головотяпстве, отсутствии контроля… В конце концов А. И. Антонову было приказано лично дело расследовать и о виновных в искажении доложить. Выяснилось, что в донесении Военного совета фронта было написано 10 орудий, а когда передавали по аппарату Бодо, то телеграфисты цифру исказили и передали 100. Алексей Иннокентьевич доложил об этом и сказал, что приняты строгие меры контроля с целью не допускать впредь таких ошибок. Виновных не назвал.
Сталин посопел трубкой, прошелся вдоль стола с картами и сказал: «Девчонок с телеграфа надо, конечно, предупредить, чтобы были внимательней… Но что с них возьмешь: они в содержании телеграмм не разбираются. А вот оператор, который принимал донесение, обязан был проверить подлинность цифры. Это же не две пушки, и не каждый день мы захватываем сразу такое количество орудий, а, пожалуй, первый раз с начала войны…» Он долго еще говорил на эту тему, а затем спросил: «А кто принимал донесение из операторов?» Я ответил, что у аппарата был сам начальник направления. «Вот его и снять! Назначить на менее ответственную работу, и не в Генштабе…»
Высокая требовательность Сталина к качеству информации вполне понятна – ведь на основе получаемых от Генштаба сведений Ставка вырабатывала решения. «Основная задача Ставки состояла в том, чтобы разрабатывать и ставить стратегические задачи войскам, – писал Жуков, – распределять силы и средства между фронтами и направлениями, планировать и определять в целом боевую деятельность армии и флота. Большую роль при этом играли резервы Ставки, которые все время пополнялись и формировались. Они служили мощным орудием в руках Ставки, с помощью которых значительно усиливались наши войска на важнейших направлениях и в наиболее ответственных операциях».
