Сталин. Жизнь одного вождя - Хлевнюк Олег Витальевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗

В свою очередь, административная автономия неизбежно влияла на политическую сферу, на взаимоотношения соратников с вождем. Как свидетельствовал Микоян, «во время войны у нас была определенная сплоченность руководства […] Сталин, поняв, что в тяжелое время нужна была полнокровная работа, создал обстановку доверия, и каждый из нас, членов Политбюро, нес огромную нагрузку» [694]. Это, конечно, не означало, что во время войны произошла замена сталинской диктатуры системой олигархического правления Политбюро. Сталин по-прежнему сам устанавливал правила игры. Чем стабильнее становилась обстановка на фронтах, чем ближе была победа, тем яснее было, что Сталин намерен отказаться от вынужденных послаблений военного периода. Для Микояна первым сигналом о перемене ветра был выговор Сталина в сентябре 1944 г. 17 сентября Микоян направил Сталину проект решения о выделении ряду областей зерновых ссуд [695]. Хотя проект был достаточно умеренным и удовлетворял лишь часть запросов, поступавших с мест, Сталин устроил демонстративный скандал. На записке Микояна он поставил резолюцию: «Голосую против. Микоян ведет себя антигосударственно, плетется в хвосте за обкомами и развращает их. Он совсем развратил Андреева [696]. Нужно отобрать у Микояна шефство над Наркомзагом и передать его, например, Маленкову» [697]. На следующий день, 18 сентября, было принято соответствующее постановление Политбюро [698].

Недовольство Сталина вызывали не только члены Политбюро. За время войны существенно укрепились авторитет и самооценка советских маршалов и генералов, одерживавших все более уверенные победы. Показательный инцидент произошел летом 1944 г., когда в Наркомате обороны разрабатывались предложения о подготовке офицерских кадров в послевоенный период. Получив соответствующий доклад от начальника Главного управления кадров НКО Ф. И. Голикова, маршал Г. К. Жуков направил ему свои замечания. Этот двухстраничный документ, датированный 22 августа 1944 г., был исключительно откровенным и критическим. Прежде всего Жуков заявил, что при подготовке командиров необходимо учитывать тяжелый опыт начального этапа войны. Накануне войны, писал Жуков, «мы не имели заранее подобранных и хорошо обученных командующих фронтами, армиями, корпусами и дивизиями. Во главе фронтов встали люди, которые проваливали одно дело за другим… Еще хуже обстояло дело с командирами дивизий, бригад и полков». Называя конкретных лиц, Жуков поставил в один ряд генерала Павлова, обвиненного в измене, и относительно благополучных недавних сталинских любимцев маршалов Буденного и Тимошенко. Жуков предлагал тщательно готовить кадры в мирное время и подверг критике систему военного образования. Вызывающе выглядело заявление Жукова, которое вполне можно было отнести к числу политических: «Волевые качества нашего командира – инициатива, уменье взять на себя ответственность – развиты недостаточно, а это очень пагубно сказалось на ходе войны в первый период» [699].

Мы не можем достоверно установить источники подобных заявлений Жукова. Излагал ли он только свои мысли или развивал положения, высказываемые в кругах высшего советского руководства. Однако записка Жукова, скорее всего, озадачила Голикова, который перенаправил ее по команде Г. М. Маленкову [700]. Вероятно, с заявлениями Жукова был ознакомлен Сталин, которому вряд ли могли понравиться столь самостоятельные суждения маршала.

Во всяком случае, в конце 1944 г. Сталин предпринял ряд шагов, чтобы поставить окрепших маршалов «на место». В ноябре Политбюро назначило Н. А. Булганина заместителем Сталина в Наркомате обороны СССР и членом ГКО [701]. Кроме того, Сталин дал Булганину существенные полномочия по взаимодействию с армией [702]. При этом важно отметить, что Булганин был сугубо гражданским руководителем. Генеральское звание он получил только потому, что служил членом военного совета (политическим руководителем) ряда фронтов. Выдвигая Булганина в Наркомат обороны, Сталин явно создавал новые противовесы кадровым военным. Подтверждением именно таких намерений вождя служила демонстративная головомойка, которую он устроил Жукову буквально через две недели после назначения Булганина. В начале декабря 1944 г. Сталин обвинил Жукова в самоуправном утверждении боевых уставов артиллерии и объявил ему выговор. Причем приказ с критикой Жукова рассылался всем высшим военным руководителям [703].

Несмотря на болезненность, выговоры Микояну и Жукову (а также, возможно, другие пока неизвестные акции) в целом не дестабилизировали высших эшелонов власти и не разрушали возникшие элементы коллективного руководства. Более того, начинаясь сверху, импульсы «умеренности» в ряде случаев доходили до оснований социальной пирамиды. Хотя война дала дополнительные основания для ужесточения карательной политики, Сталин предпринимал разные маневры, которые не меняли суть системы, но приносили ей тактические выгоды. Наиболее известными реформами были роспуск Коминтерна и примирение с религиозными институтами и верующими, прежде всего с православным большинством страны.

Официально о роспуске Коминтерна было объявлено 22 мая 1943 г. Однако его демонтаж начался несколькими неделями ранее [704]. Некоторые исследователи полагают, что непосредственной причиной решения о Коминтерне являлось Катынское дело [705]. В апреле 1943 г. немцы объявили о том, что в Катынском лесу под Смоленском обнаружены массовые захоронения польских офицеров, расстрелянных НКВД. Польское правительство в изгнании потребовало провести независимое расследование. Сталин, воспользовавшись поводом, объявил о разрыве отношений с официальным польским руководством и взял курс на формирование параллельного коммунистического польского правительства в изгнании. Эти события встревожили британцев и американцев. Закрыв глаза на катынскую трагедию, они пытались примирить СССР с поляками. Сталин не собирался уступать в ключевом вопросе о будущей власти в Польше, но в то же время понимал необходимость компенсирующих уступок союзникам. Роспуск Коминтерна был одной из них.

Вместе с тем, помимо текущих тактических расчетов, у Сталина были более глубокие, долгосрочные мотивы для формального роспуска Коминтерна. Эта организация, долгие годы руководившая зарубежными компартиями, не без оснований рассматривалась западными лидерами и общественным мнением как орудие разжигания революции, полностью подконтрольное Москве. Война с нацизмом изменила положение компартий. Они стали важным элементом Сопротивления, писали свою новую патриотическую историю. В настоящем и будущем это могло принести важные политические дивиденды, приобретению которых явно мешала репутация «руки Москвы». Сталин принял решение отпустить зарубежных коммунистов «на свободу», а точнее – более тщательно замаскировать их кадровую, организационную и материальную зависимость от московского центра.

Столь же демонстративным и прагматичным было движение от богоборчества 1920-х – 1930-х годов, от массовых репрессий против священнослужителей и верующих к относительному примирению с ними. Этот поворот в советской конфессиональной политике, несомненно, нужно рассматривать в контексте поощрения национального, прежде всего русского, патриотизма. Обращение к героическому дореволюционному прошлому, уравненному в правах с наследием большевизма и революции, наметилось в довоенные годы и получило развитие в период войны [706]. В своем кабинете наряду с фотографией Ленина Сталин приказал повесить портреты Суворова и Кутузова. Были учреждены ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского, Нахимова.