В подполье можно встретить только крыс… - Григоренко Петр Григорьевич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
Процедурa похода к Булганину впечатляющая. Совершив полукилометровый маршбросок, мы услышали приглушенное: «Стой!» Остановились. Из кустов вышел офицер в форме НКВД. В кустах угадывался другой или даже двое, державших, по-видимому, нас на прицеле.
— Удостоверение личности! — потребовал НКВДист, у которого в руках была какая-то бумажка. Он проверил удостоверения, сличив наши фамилии с написанным в бумажке.
— Следуйте за мной. Строго по моим следам. Отклоняться опасно.
И мы пошли. Вскоре новое: «Стой!» и новая проверка документов. Наш провожающий исчез.
— Проходите.
И проверяющий показал нам на дом. Эдакий передвижной дворец. Пошли. У входа еще одна проверка удостоверений. И, наконец, нас завели в приемную. Полковник, видимо, для поручений, указывая на стол у стены, распорядился:
— Развертывайте карты здесь!
В это время, вертя задочком, вошла девушка, видимо, из того булганинского гарема, о котором говорил весь фронт. Она мило улыбнулась и поставила на стол в центр поднос с печеньем и сахаром.
— Я здесь развертывать карты не имею права.
— А в чем дело?
— Сюда имеют доступ посторонние лица.
— Больше никто не зайдет! — И полковник прикрыл дверь.
— Вы для меня тоже посторонний. В этом доме я имею право показать план только члену Военного Совета.
Полковник явно опешил. Начальник оперативного управления предупреждающе подмигивал, остерегая меня от скандала. Наконец, он сказал, как бы извиняясь перед полковником:
— Товарищ подполковник не знает вас в лицо, товарищ полковник!
И обращаясь затем ко мне, произнес:
— Полковник — для поручений Военного Совета!
Но останавливать меня было уже поздно. И я ответил генералу сдержанно, но твердо:
— Я и сам понял, кто это. Но полковника нет в списке допущенных к плану операции.
Вышел Булганин. Он был, как мне показалось, трезв, хотя о его постоянном пьянстве ходили буквально легенды. Я представился. Он приветливо поздоровался с нами обоими и произнес:
— Ну что ж, раскладывайте свои карты.
— Я не могу этого сделать пока в помещении есть посторонние.
— Кто же здесь посторонний? — улыбнулся он.
— В списке допущенных к плану операции нет полковника.
— Ну я его допущу. Что, вам написать это?
— Нет, мне достаточно и вашего устного распоряжения. Я разверну карты и сделаю полный доклад, но по окончании этого обязан буду донести в Генштаб, что произошло разглашение плана операции.
— Ну, если такие строгости, не будем нарушать. Законы надо уважать всем. Даже и члену политбюро. Он подчеркнул последнее слово.
— Оставьте нас одних, — обратился он к полковнику. И тот вышел.
Когда мы возвратились в домик к командующему, он встретил нас смехом. Меня он знал еще с Дальнего Востока и сейчас, смеясь, сказал:
— Ну, что, Дальневосточник, поучил нас, как относиться к законам? Звонил Булганин. Он, кажется, не очень доволен, но на словах, хвалит.
Эта операция тоже была по сути безуспешной. В первый день продвинулись максимально около десяти километров. На второй и третий день успеха тоже не было. Но особенность… листовки, обращенные к 10-ой гв. армии, появились только на второй день операции. Это, безусловно, указывало на утечку информации из окружения Булганина. Урок был учтен. Последняя при мне операция готовилась с особо строгим соблюдением тайны.
Во время проигрыша у Попова, пришел Булганин — пьяный «до положения риз». Лицо сизо-красное, отечное, под глазами мешки. Подошел к Маркиану Михайловичу, сунул руку и свалился на стул рядом. А остальным не сделал даже общего поклона. Командующий увидел подход булганинской своры в окно и закрыл карту и другие документы. Когда все улеглось, Попов сказал Булганину:
— Николай Иванович, попроси всех пришедших с тобой перебраться в приемную.
— Я не могу оставлять члена политбюро одного, — резко и с явным вызовом произнес громила в НКВДистской форме.
— Николай Иванович, я еще раз прошу. Я не могу продолжать работу, пока здесь будет хоть один посторонний.
— Вот вы как все заразились подозрительностью. Нужно же понять и товарища — начальника моей охраны. Он тоже имеет инструкции и не вправе их нарушать. Я ему дам распоряжение, а он сейчас же донесет, что я мешаю ему нести службу.
— Не знаю, не знаю, Николай Иванович, но я при посторонних рассматривать план операции не буду.
Они еще посперечелись немного. И в конце концов Булганин приказал всем своим выйти. Всю остальную часть проигрыша он продремал. В конце подписал все, не глядя.
Эта операция была самой успешной из упоминавшихся четырех. Продвинуться удалось более чем на тридцать километров и расширить фронт прорыва до двадцати километров. Был занят районный центр Калининской области — город Пустошка. Это положение, сложившееся на третий день операции — на 28 февраля 1944 года. Больше в этой операции я не участвовал, но знаю, что она развивалась еще и в глубину и по фронту.
22. Нежданный отдых
Запомнился мне конец этого февраля. 25-го, накануне очередной операции, я ехал на ВПУ (Вспомогательный Пункт Управления) посмотреть готовность к завтрашнему дню. Один участок дороги оказался простреливаемым. Полуавтоматическая тридцатисемимиллиметровая немецкая пушчонка, пока мы проскакивали простреливаемое пространство, успела выпустить очередь, и один снаряд разорвался под задком нашего «Виллиса». Решил судьбу в другой раз не искушать. На обратном пути объехал опасный участок лесом. Через день, 27 февраля, вместе с командиром 101-го гв. стрелкового корпуса смотрели части при вводе их в бой. Остановились там, где дорога проходит через траншеи прорванной накануне немецкой обороны. 45-ти миллиметровая пушка попала одним колесом в выбой, образовавшийся на недостаточно плотно засыпанной траншее. Толчком пушку подбросило и стволом повело на нас. Оба мы инстинктивно отступили. Оглушающий грохот. Оглушенный я упал, ничего не понимая. Чуть пришел в себя, слышу стон. Поднимаюсь, осматриваюсь, стонет командир корпуса. У него раздроблены обе стопы. Организовали первую помощь и отправили в армейский эвакогоспиталь. Вечером жена говорит:
— Нехорошо это, такое везение подряд. Не удержался-таки Павлик, рассказал.
— Ты поосторожнее. Не вылезай, пожалуйста, где не надо.
— Воздержусь. Тем более, что завтра — последний день самого невезучего моего месяца.
Но на следующий день слова не сдержал. Мы с Казаковым поехали на новый ВПУ. Поехали только вдвоем, если не считать адъютанта командующего и связистов. По дороге он, видимо, что-то вспомнив, вне связи с тем, о чем говорилось, сказал:
— Пожалуй придется вам идти по предназначению. Дмитриева дальше нельзя оставлять на дивизии. Закончим эту операцию и пойдете.
— Я готов, — ответил я.
Прибыли на ВПУ. Сидим. Я обзваниваю дивизии. На пять часов вечера назначена 10-минутная артподготовка и после нее атака. Проверяю готовность. И вдруг, без четверти пять, Казаков говорит:
— Надо бы посмотреть, что за артподготовка будет и что за атака. Может быть, мы только снаряды даром тратим, а воевать никто не воюет.
— Давайте поеду, — говорю я. — У нас 120-ая гвардейская на главном направлении. К ней может и поехать?
— Да, да, — говорит командующий, — поезжайте.
Звоню на КП дивизии:
— Где вас найти?
Отвечают:
— Водонапорную башню на карте видите? Самой башни теперь нет. Ее немцы взорвали, но в воронке, образовавшейся на месте башни, мы и обосновались со своим КП.
Я выехал. Рассчитываю, если простреливаемые подступы к высоте с водокачкой я буду преодолевать пешком, то на КП не попаду не то что к началу, но и к концу артподготовки. Поэтому говорю Павлу:
— Газуй на полной скорости, до самой высоты. Там не останавливаясь развернись и мчи обратно из обстреливаемой зоны. Я выскочу во время разворота, когда тебе придется сбавить скорость. — Так и сделали. Я соскочил с машины и бегом помчался на высоту. Павлик на полной скорости гнал машину в тыл. Еще при подъезде к высоте неприятно кольнула мысль:
