Денис Давыдов (Историческая хроника) - Задонский Николай Алексеевич (книги без регистрации TXT) 📗

Последнее сообщение сэра Вильсона о том, что фельдмаршал отказывается «спасать Европу», и нарочно медлит с преследованием неприятеля, окончательно вывело из себя Александра. Будь его воля, он, не колеблясь ни минуты, отстранил бы от командования непокорного и ненавистного фельдмаршала. Но воля была скована трезвыми соображениями о необычайной популярности этого человека, называемого всеми спасителем отечества. Приходилось скрывать свои чувства, на виду у всех лгать, лицемерить, писать главнокомандующему любезные письма, награждать его. И может быть, именно потому, что обстоятельства опять заставляли поступать не так, как хотелось, он испытывал с такой остротой озлобление против Кутузова теперь, подъезжая к горевшему яркими огнями виленскому замку.

Кутузов в парадном мундире и при всех регалиях, ожидавший государя в одной из комнат нижнего этажа, отлично понимал его настроение. Кутузов знал, что ничего хорошего приезд царя не обещает, но обычного своего спокойствия не терял. Ведь Бонапарт, этот величайший завоеватель, позорно бежал из России, оставив на произвол судьбы свою армию, жалкие остатки коей перебираются нынче через Неман. Россия спасена! Доверие народа и войска оправдано! Все остальное по сравнению с этим представлялось не столь важным.

Когда Коновницын доложил, что тройка государя приближается, фельдмаршал неторопливо, с привычным кряхтеньем, поднялся и, взяв в руки приготовленный рапорт, усталой походкой, словно нехотя, стал спускаться со ступенек крыльца.

– Как я рад свиданию с вами, Михаил Илларионович, – с улыбкой, приятным голосом произнес царь, выходя из саней и раскрывая объятия. – Мне так не терпелось изъявить вам лично, сколь новые заслуги, оказанные вами отечеству, усилили во мне уважение, которое я неизменно к вам питал!

Кутузов по-стариковски хлюпнул носом. Это должно было означать, как сильно он растроган. Затем молча почтительно наклонил голову. Приятные улыбки и поцелуи двуличного царя никогда его не обманывали.

Находившийся в толпе придворных сэр Роберт Вильсон, хотя и знал о лицемерии царя, увидев его необыкновенную благосклонность к фельдмаршалу, обеспокоился не на шутку. Кто знает, не сумеет ли Кутузов, пользуясь столь милостивым вниманием государя, повредить английским интересам?

Однако на следующий день, приняв английского агента, Александр поспешил его успокоить.

– Я знаю, фельдмаршал не сделал ничего, что должен был сделать, – заявил он, не скрывая своего раздражения. – Все его успехи были навязаны ему. Он разыграл некоторые из своих прежних турецких штучек, но… московское дворянство поддерживает его и настаивает на том, что он первенствует в национальной славе этой войны. Поэтому я должен через полчаса, – Александр поморщился, – дать этому человеку орден Георгия первой степени… Но у меня нет выбора, – продолжал он со злобной ноткой в голосе, – я должен подчиниться повелительной необходимости… Во всяком случае, могу вас заверить, я уже не покину вновь мою армию и потому не будет дано возможности к продолжению дурного управления фельдмаршала… 39

Сэр Роберт Вильсон смотрел на царя благодарными глазами. Английские интересы находились под надежной защитой.

… Прошло несколько дней. Кутузов оставался главнокомандующим, но та власть, которой он пользовался до сих пор, постепенно у него отбиралась. Штаб по распоряжению царя переформировывался. Наиболее важные посты получали угодные ему люди. Передвижения войск, перемещения командиров, награждения отличившихся – все стало проходить через руки императора.

Ссылаясь на недомогание, Кутузов все чаще уклонялся от свиданий с ним. Противно было слушать невежественные рассуждения и поучения, видеть, как опять заводятся в войсках старые порядки в прусском духе.

Получив рапорт Дениса Давыдова о занятии его отрядом города Гродно, фельдмаршал вызвал остававшегося еще при нем Коновницына и, передавая рапорт, сказал:

– Пойди сам к государю, голубчик, доложи ему. Гродно, слава богу, в наших руках. Молодец Давыдов, огромные провиантские склады там захватил и шестьсот шестьдесят пленных взял… 40 Да похлопочи, чтобы без награды он оставлен не был…

– Разрешите напомнить, ваша светлость, мы уже дважды полковника Давыдова к награждению представляли.

– Знаю, знаю, – перебил Кутузов, – причины-то молчания ясны. Не могут никак старых грешков его забыть. Да, сам посуди, справедливо ли большие заслуги, оказанные отечеству Давыдовым, забвению предавать? Партизанские опыты его не токмо в сей войне, но и в будущих примером для многих послужат.

– Какое же награждение, по мнению вашей светлости, надлежит испрашивать? – спросил Коновницын.

– Полагаю, Давыдов заслужил не менее как орден Георгия третьего класса и чин генеральский, – ответил Кутузов и, тяжело вздохнув, добавил: – Впрочем, мнение мое высказывать воздержись, голубчик… Потому и не могу сам за это взяться, что нынче мнению моему все наперекор делается…

Коновницын принадлежал к числу тех скромных и умных генералов, которые считали великой честью для себя служить под непосредственным начальством Кутузова, пользовались его полным доверием, разделяли его взгляды, были до конца ему преданы. Коновницын, хорошо осведомленный обо всем, что знали немногие, с доводами фельдмаршала согласился и немедленно отправился к императору.

Александр, только что возвратившийся с бала, находился в приподнятом настроении. Изобилие почтительности, подобострастные, льстивые улыбки и оголенные женские плечи до сих пор кружили голову. Он сидел в глубоком кресле у камина. Коновницына принял весьма благодушно.

– Вы с чем ко мне, Петр Петрович? Надеюсь, не с дурными вестями?

– Напротив, государь… Получено известие о взятии Гродно…

Не зная, что Кутузов направил к Гродно отряд Давыдова, Александр распорядился недавно, без согласия главнокомандующего, послать туда же одну из кавалерийских частей под начальством своего любимца генерал-адъютанта барона Корфа. И, полагая, что город взят этим генералом, поднявшись с кресла, воскликнул:

– Ах, как вы меня порадовали! Я всегда был уверен в решительности Корфа… Он еще в прошлом году так славно отличился на маневрах! И с какой быстротой все сделал! Превосходно. Я дам ему орден Георгия второго класса… Гродно этого стоит!

– Осмелюсь заметить, ваше величество, – подавая рапорт и несколько смущаясь, произнес Коновницын, – город занят кавалерийским отрядом полковника Давыдова…

Император от неожиданности совершенно растерялся:

– Что? Каким Давыдовым? А где же Корф?

Затем, поднеся рапорт к близоруким глазам, прочитал несколько строк и, взглянув на подпись, сказал с раздражением:

– Я не понимаю фельдмаршала… Как можно было поручать такое дело простому офицеру, ничем особенным себя не проявившему? И потом… я слышал, будто этот Давыдов, именующий себя партизаном, бог знает как ведет себя… Отпустил бороду, обрядился в мужицкий кафтан… Какая распущенность!

– Простите, государь, полковник Давыдов при самых труднейших условиях два месяца находился в тылу неприятельском, – твердо сказал Коновницын, – показал необыкновенную ревность при истреблении войск и транспортов противника…

– Так что же? Офицер российской армии при всех условиях должен прежде всего соблюдать уставы!

– Вполне согласен с вами, государь… Но позвольте вместе с тем взять на себя смелость обратить внимание вашего величества и на то обстоятельство, что полковник Давыдов находчивостью и отвагой своей содействовал капитуляции корпуса генерала Ожеро, а также отличился в боях при Копысе, Белыничах и во многих других местах.

Александр задумался Как бы там ни было, а заслуги Давыдова в самом деле столь очевидны, что скрыть этого нельзя. Оставь без награды – и пойдут всякие неприятные толки, нарекания… Приходилось поступать опять вопреки желанию.

– Хорошо, – сказал сердитым тоном царь. – Если вы так настаиваете, я согласен дать ему за указанные вами сражения Георгия четвертого класса… А за Гродно достаточно и Владимира третьей. Да записать в формуляр, за что ордена пожалованы, дабы не думал, будто я ценю все его действия и затеи…