Воспоминания - фон Тирпиц Альфред (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Как я узнал из донесений от 11 июля, в министерстве иностранных дел высказывали тогда предположение, что австрийцам было бы приятнее, если бы мы отказали им в помощи против Сербии. Наши союзники будто бы так плохо знали свои собственные желания, что теперь они запросили нас, чего собственно им следовало требовать от Сербии.
Впечатление едва ли было правильным. Но оно показывало, как мало следовало Берлину считаться с тем, сохранит ли Австрия твердость в предприятии, задуманном ею для спасения собственной чести. Тем не менее канцлер не понял, каким незавидным станет его положение и какой чудовищной его ответственность перед историей, если он окажется тем человеком, который без дальнейшего контроля передаст судьбу Германии в руки венского правительства.
Такое поведение должно было лишить нашу политику приобретенной ею при Фридрихе Великом и Бисмарке репутации прямолинейности. Способность возбуждать к себе доверие – составная часть могущества, которую надо всячески оберегать, и примечательно, что политические деятели, слабо понимающие значение реального могущества, не умеют оценить и невесомых факторов, из которых складывается престиж. Когда было получено греевское предложение конференции, Бетман счел необходимым сохранить свою позицию и отклонил предложение, то есть остался при прежнем своем заявлении о «невмешательстве» в австрийские дела, вследствие чего решительный момент для возможной мирной акции был упущен. Таким образом, Австрия получила возможность обострить положение своим объявлением войны Сербии (28 июля), между тем как германская политика застряла в ею же самой поставленных рамках.
Англичане с их хладнокровной деловой манерой обсуждения политических вопросов не могли или не хотели понять кажущееся самоустранение Бетмана, которое в действительности преследовало цель локализации спора и сохранения мира между великими державами. При том образе мыслей, которого придерживались англичане, было невозможно предположить, что германский государственный деятель решит, что поступит дурно, если будет открыто поддерживать Австрию и говорить об интересах германского могущества и престижа. Они замечали, что германские дипломаты в одно и то же время были слишком недоверчивы и слишком доверчивы. Вместе с тем они видели, что обстановка становилась все более благоприятной для войны. Противоречиями нашей политики вторжения мы давали Антанте возможность упрекнуть нас в превентивной войне. Против нас было возбуждено тяжкое обвинение в разжигании войны, которое принесло нам неизмеримый ущерб.
Правда, антантовская политика окружения иногда вызывала в Германии нервозность, ибо она несомненно носила характер заговора. С конца 1912 года нам стало известно, что Сербии предназначалось в качестве балканского Пьемонта начать раздел габсбургской монархии, когда условия для этого созреют.
С тех пор дело бывало близко к тому, чтобы потушить эту искру, прежде чем она обратится в пожар (такое предложение было сделано Австрией в 1913 году, но оно было отклонено Германией и Италией). Далее, нам были известны заявления русских о том, что в 1911-1916 годах «заварится каша». Вследствие этого безответственными и полуосведомленными лицами (и больше никем) высказывалось мнение: Раз война неизбежна, то лучше уж теперь, чем позднее. К русской программе вооружения, которая «должна была быть осуществлена к 1916 году», конечно, невозможно было относиться легко, имея в виду петербургскую военную партию, которая в последнюю неделю июля 1914 года фактически использовала европейский хаос для того, чтобы зажечь пожар войны. И все-таки превентивную войну Германии против России никогда нельзя было оправдать. Равным образом и по отношению к Англии, не говоря уже о Франции, наша бдительность не должна была ослабевать. Если начиная с 1912 года британский лев все более и более склонял голову, то мы все же должны были всегда считаться с возможностью того, что он лишь присел перед прыжком. Однако легкие подозрения подобного рода не исключали широкого сотрудничества с Англией, построенного на реальной основе. Нам следовало только не давать ей повода для прыжка. До сентябрьского договора 1914 года соглашения Англии еще не связывали ее окончательно, а страх Англии перед риском войны делал вполне возможной мирную ликвидацию политики окружения при условии, что Германия одновременно проявляла бы присутствие духа и осторожность, неуклонно вооружалась, но в то же время избегала всего того, что могло придать противнику волю к войне.
Утверждение, будто Германия планомерно подготовляла войну, есть дикая басня, которая лучше всего опровергается нашей неподготовленностью, речь о которой пойдет впереди. К тому же генерал-полковник фон Мольтке, который в те критические недели лечился в Карлсбаде от своего тяжелого недуга, уверял меня впоследствии, что он не принимал никакого участия в переговорах и никоим образом не дал бы совета предъявить ультиматум Сербии, чтобы узнать, хочет ли Антанта войны или чувствует себя еще недостаточно сильной.
Если бы канцлер исполнил свой долг – а он был обязан осведомиться перед подобной акцией о военной стороне дела – и спросил моего совета, то я сказал бы ему, что, с точки зрения флота, нежелательная сама по себе опасность войны возникла к тому же в стратегически неблагоприятный момент.
Строительство дредноутов, введением которых Англия автоматически удвоила боевую мощь нашего флота, началось всего четыре года назад. Кильский канал еще не был готов. Флот должен был достигнуть максимального развития лишь к 1920 году. Ряд слабостей, присущих нашему флоту вследствие его молодости (в частности, в области руководства), мог быть устранен лишь с течением времени. Даже если бы количество кораблей оставалось неизменным, флот становился бы с каждым годом все лучше, как молодое вино. Механическое сравнение количества кораблей теряло свое значение по мере того, как усиливался вес психологического фактора – внутреннего укрепления флота.
С французской стороны открыто выражалось сомнение в том, что мы окажемся настолько «безумными», чтобы после 1912 года сократить число находящихся в постройке кораблей в соответствии с законом о флоте. Но мы рискнули на это и тем дали Англии убедительное доказательство того, что не стремимся к гонке вооружений. Несмотря на это обстоятельство и тот факт, что наши союзы не давали нам ничего существенного на море, я считал, что примерно с 1916 года английское нападение станет маловероятным с точки зрения морской войны. Таким образом, каждый год мира являлся для нас бесценным выигрышем.
