Товарищ Инесса (Документальная повесть) - Подляшук Павел Исаакович (книги полностью .TXT) 📗
К счастью, надобность в прогулках по тюремному двору вскоре отпала. 3 июня 1905 года Инессу освободили из-под стражи, отдав под особый надзор полиции. Объяснялось это просто: не хватило улик. Но дознание все еще продолжалось: охранка не хотела отказаться от сфабрикованного ею обвинения. Лишь 29 октября, после лживого «высочайшего» манифеста, когда царские власти во имя спасения самодержавного строя временно пошли на уступки обществу, лишь после этого было наконец прекращено дело.
СТАЛЬ ЗАКАЛЯЕТСЯ
…Тяжкий млат, дробя стекло, кует булат. После первой «отсидки» Инесса, выйдя на волю, с новой энергией принялась за революционную работу.
Это был малоприметный, кропотливый, изнуряющий труд низового партийного организатора. Ни малейшего праздника: ни митинговых речей, ни эффектных приключений, ни ярких дискуссий. Завязывание связей. Инструктирование. Подбор людей — тщательно, не торопясь, по одному. Расстановка пропагандистских сил. Руководство рабочими кружками. Встречи, явки, беседы. И все это в условиях строгой конспирации, когда приходится ежечасно уходить из-под гласного и негласного надзора полиции, водить за нос шпиков и филеров.
«Я много работаю, — писала она в тот период Владимиру Арманду, — так, что подчас остаюсь совсем без ног; особенно много пришлось бегать на прошлой неделе… до сих пор не могу еще вполне отдышаться».
Изменения отразились и на внешности Инессы: лоск постепенно сходит. Не следует, однако, думать, что она старается умышленно опроститься, что это своего рода камуфляж. Конечно же нет. Всякая поза, рисовка — и тогда, и в любой другой период ее жизни — абсолютно чужды ей. Перемены происходят естественно: просто недосуг заботиться о платье, голова занята не тем.
Нетрудно представить себе, как по тем улицам, по которым еще недавно, три-четыре года назад, Инесса проезжала в коляске, теперь она спешит-торопится «по образу пешего хождения». Инесса похудела, побледнела — но вовсе не подурнела. Горят глаза, она оживлена, одухотворена. Она счастлива потому, что нашла себя. Нашла себя в революции.
Летом 1906 года Инесса Арманд — пропагандист в Лефортовском районе. С Арбата каждодневно вышагивает версты и версты — в Анненгофскую рощу, в Измайловский зверинец (лес за Семеновской заставой), за Яузу — на дальнюю окраину Москвы. Она организует кружки, выявляет и готовит для них руководителей, оказывает методическую помощь, занята составлением программ.
Она общается не только с учащейся молодежью — пропагандистами. Ее видят в каморках рабочих, в фабричных спальнях-общежитиях. В районе полно мелких и мельчайших фабричонок, мастерских. Кондитеры, пекари, текстильщики тут особенно угнетены и отсталы, многие неграмотны, забиты. Инесса умело находит ключи и к сердцам этих людей, задавленных нуждой и безудержной эксплуатацией.
Вспоминает Елена Власова (партийная кличка Варвара Михайловна). Она была парторганизатором района и постоянно сталкивалась с Инессой, наблюдала ее в деле. Вот свидетельство Е. Власовой, особенно ценное потому, что оно почти единственное, относящееся к тому периоду:
«Тов. Инесса вела пропаганду со свойственной ей настойчивостью. Она находила достаточно простых слов, чтобы самые серьезные наши разногласия с меньшевиками сделать популярными и доступными полуграмотной аудитории. Помню, как сейчас, тихий и вкрадчивый голос Инессы во время ее бесед и так сосредоточенно слушающих ее рабочих… После таких собраний и слушатели, и она уходили в бодром, приподнятом настроении» (сб. «Памяти Инессы Арманд». М., 1926, стр. 70).
Позволю себе внести некоторый корректив в процитированный сейчас текст. Думается, что Е. Власова неправомерно употребила здесь слово «вкрадчивый». Оттенок ведь у этого слова вполне определенный: вкрадчивый значит умеющий возбудить доверие хитростью либо лестью. Совсем непохоже на Инессу!
Простота, искренность, предельная убежденность — только этим она влияла. Зажигала, завораживала. И тогда, и потом.
Лишь этим можно объяснить, почему Инессе в 1917 году удалось повести за собой делегатов крестьянского съезда — бородатых мужиков, распропагандированных эсерами. Или еще позже, в трудные революционные годы, когда, выступая на митингах, тихим своим голосом овладевала вниманием любой, даже самой разбушевавшейся, аудитории.
Интересно еще одно свидетельство Е. Власовой: «Изредка собирались пропагандисты на квартире у товарища Инессы (где-то возле Арбата) для разбора программ и методов занятий в кружках с рабочими. Что поразило нас, молодежь, при первом посещении ее квартиры— это то, что тов. Инесса была матерью двух детей. (Тут налицо явная ошибка. Не двоих, а пятерых ребят родила и растила Инесса! — П. П.) Инесса так много и самоотверженно работала, что казалось невероятным, чтобы у нее могло быть что-либо личное».
Характерное замечание. Кстати сказать, к подобным выводам приходили и другие товарищи на различных этапах жизни и борьбы И. Ф. Арманд. Не верилось, что у такого борца, да еще при такой нагрузке, оставалось время для личной жизни, а тем более для воспитания детей. То, как Инесса Федоровна их воспитывала, достойно большого уважения. К ее материнскому подвигу (а это был действительно подвиг!) мы еще специально вернемся.
После Лефортовского — другой район, Железнодорожный. Перебазироваться вынуждена была потому, что слишком уж назойливой стала полицейская слежка: шпики прямо на пятки наступали… Железнодорожники — народ более подготовленный, нежели те, среди которых приходилось вести работу в Лефортове, но дел все прибавляется, да и времена становятся все тяжелей— усиливается реакция. Инесса с одной из товарок по партии снимает комнатенку где-то на Старо-Басманной улице: ближе к рабочим, да и спокойнее для семьи. По существу, она переходит на полулегальное положение.
Ведя партийную работу в московских районах, она не забывает про Пушкино. Пользуется малейшей возможностью, чтобы сеять там революционные семена. Ситуация создалась весьма острая — бунтарская «зараза» гнездится не где-нибудь, а в доме хозяина, против которого и бунтуют рабочие, на интересы которого они и покушаются. Есть от чего прийти в ужас полицейскому приставу!..
В Пушкине активно действует сплоченная революционная группа интеллигентов: врач Николай Николаевич Печкин, библиотекарь Александр Родд, фельдшерица В. А. Евтихина, младшие сыновья Арманда. Привлечены и рабочие — братья Петр и Николай Булановы, Василий Милютин, Иван Киров, Михаил Завьялов и ряд других.
«Потом все это сгруппировалось, и получилась недурная местная ячейка, распространявшая свое влияние и на соседние фабричные районы». Эти слова принадлежат А. Шестакову (Никодиму), одному из руководителей Московского окружного комитета партии в 1905–1906 годах. Я выписал их из его статьи «Начало Московской „Окружки“» (см. сб. «Путь к Октябрю», вып. 2. М., 1923, стр. 75).
В другом выпуске сборника «Путь к Октябрю» — четвертом, изданном в 1925 году, напечатаны воспоминания братьев Булановых, под заглавием «Дела давно минувших дней» (см. стр. 71–80).
Братья-большевики припоминают, что мысль создать в Пушкине нелегальный кружок фабричных рабочих исходила от Инессы Федоровны. Собирались на квартире доктора Печкина, устраивали массовки в лесу, печатали прокламации, разбрасывая их по ночам у колодцев, чтобы женщины, придя поутру за водой, разбирали листки и относили домой… От одного кружка отпочковались другие. «В 1906 году из всей организации были выделены наиболее способные, составившие пропагандистский кружок. Им руководила Инесса Федоровна, занимаясь преимущественно политической экономией в связи с текущей экономической политикой и рабочим движением» (стр. 76).
Отдыхать удавалось разве что только… в тюрьме.
В этом смысле весьма насыщенным был год 1907-й. Весна застает Инессу за решеткой. Как сообщает Н. К. Крупская, арестовали Инессу по делу военного союза; при обыске отобрали прокламации, нелегальную литературу. Не успели ее выпустить — дело еще не было закрыто, — как вновь затворились ворота тюрьмы. 7 июня 1907 года И. Ф. Арманд арестована вместе с товарищами из Железнодорожного районного комитета партии.
