Иосиф Сталин. Начало - Радзинский Эдвард Станиславович (читать книги полностью .TXT) 📗
– Сама захотела.
– Где ты ее спрятал?
– На даче. Не я, она сама спряталась от мужа.
– Значит, так. Твои действия: вернешь мужу жену, сам и пойдешь на гауптвахту за пьянство и блядство. Ступай, сукин ты сын! – приказал Коба все с тем же счастливым лицом.
Васька ушел, очень довольный собой.
– Говорят, герой в глазах своей части… Пьет, баб ебет. Отлично летает. Как нам с тобой понять его? Особенно мне… – И повторил любимое: – Я ведь сын сапожника, а он – сын товарища Сталина. – Помолчал, потом вдруг спросил: – Неужели… нападет?!
Я не успел ответить. В этот момент опять позвонили. Коба выслушал и сказал:
– Пошлите вашего фельдфебеля… – бросил трубку. – Совсем ополоумели! Какой-то немецкий фельдфебель-перебежчик заявил, что война начнется завтра на рассвете. И все верят! – Какая ярость, ненависть… и боль была в его глазах! – Поедешь со мной.
Мы поехали в Кремль.
В приемной его ждали нарком Тимошенко, начальник штаба Жуков и заместитель Ватутин.
Они вошли в кабинет, а я остался в приемной. Через час они вышли, он вызвал меня. Был мрачнее тучи:
– Верят, что Гитлер нападет, мудаки… «Гитлер скопил у нашей границы огромные силы…» Им говоришь: Гитлер нас предупредил и объяснил задумку – чтобы на голову его солдат не падали английские бомбы, он формирует новые дивизии у нашей границы. И распространяет слух, будто делает это, чтобы напасть на нас. Поэтому империалист Черчилль, поверивший в эту дезу, шлет нам свои предупреждения… Он обещал нам, что уже в мае Гитлер нападет на нас. Число тогда даже назвал. Именно в тот день в мае Гитлер напал на Крит и прогнал оттуда англичан… Нет, нет, нет! Наши – мудаки, а Гитлер не мудак. Вся его карьера это доказывает. Он верит в блицкриг! Но не с нами! С нами – это хуйня… Самоубийство для него. Ну, дойдет он со своим «кригом» до Урала. А за Уралом территория – десять Европ… И наступит зима! И выступят наши верные солдаты – бездорожье, морозы – смерть для его блицкрига! Причем все это время ему придется сражаться на два фронта… – Он заходил по кабинету из угла в угол, повторяя, заклиная: – Нет, не может! Не может!
В кабинет вошли Молотов и Берия.
Молотов заговорил первым:
– Иосиф… – (он так называл его наедине, но сейчас очень волновался). – Немцы из посольства массово уезжают из Москвы.
На лице Кобы, клянусь, был ужас! Но он взял себя в руки. Сказал спокойно:
– Утром вызовешь немецкого посла и спросишь в лоб: «В чем причина этого массового отъезда?»
Берия видел состояние Кобы и попытался отвлечь:
– Наши физики Зельдович и Харитон выяснили условия возникновения некоего мощнейшего взрыва. Они называют его «ядерным» и хотят…
Коба зло прервал:
– Сообщи яйцеголовым мудакам, что все эти восторги от бегающих стрелок приборов нас интересуют в спокойное время! Сейчас нам нужны от них совершенные танки и самолеты. А со всеми, кто будет вредительски тратить государственные деньги на научную хуйню… Что с сообщениями твоих агентов?
– Бомбардируют все теми же ложными сведениями о нападении Германии. Я велел передать: будете продолжать снабжать дезинформацией, сотру в лагерную пыль… Особо нужно разобраться с Деканозовым, – (наш посол в Германии). – Он, как мне кажется, отец всей этой дезы. Мы твердо помним ваше предначертание, Иосиф Виссарионович: «В сорок первом году Гитлер на нас не нападет»…
– Замолчи! Мотают, мотают нервы, – вдруг сорвался Коба. Потом сказал мне зло, все так же ненавидя нас всех: – Черт с вами! Садись! Пиши!
Я сел за столик.
Он продиктовал:
– «В течение 22–23 июня возможно нападение немцев на фронтах. Нападение может начаться с провокационных действий, задача наших войск не поддаваться ни на какие провокации, но одновременно быть в полной боевой готовности, чтобы встретить внезапный удар немцев и их союзников. В течение ночи скрытно занять огневые точки укрепленных районов. Рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, тщательно ее замаскировать. ВВС привести в боевую готовность».
Он велел мне отнести текст Поскребышеву. Я встал, но тотчас вслед услышал:
– Не надо! Отставить! Жди!
Опять заходил по кабинету. Я сидел с бумагой в руках. В это время начали собираться члены Политбюро. Видимо, он назначил заседание.
– Ладно. Отнеси бумагу Поскребышеву. Сам отправляйся на дачу, жди меня там…
Я поехал на Ближнюю дачу, а они заседали в Кремле до ночи. За полночь приехали Коба, Молотов и Берия. Накрыли стол. Но с весельем не выходило. Он приказал Молотову отправить шифрограмму Деканозову в Берлин:
– Пусть поставит перед Риббентропом все тот же вопрос: почему уезжает посольство? И заодно намекнет… нет, скажет прямо: если что-то беспокоит Гитлера, мы сделаем все, чтобы беспокойство прекратить. Товарищ Сталин готов встретиться с Фюрером и все решить полюбовно.
Часы в Большой столовой пробили полночь. Наступило 22 июня. Гости уехали непривычно рано, в начале второго. Меня Коба оставил ночевать на даче. Нервничал…
Опять принесли чай. Я, помню, ужасно хотел спать. Но он пил чай и повторял, повторял сказанное прежде:
– Конечно, это дезинформация немцев. Пугают, чтобы я прекратил подготовку к войне. – Потом ходил по комнате, курил трубку и снова повторял: – Нет, он не сумасшедший… Хитрец, мерзавец, лгун, негодяй, но не псих… Однако нервы вымотал! Ладно, давай спать!
Он лег в Малой столовой. Я – в той самой первой комнате по коридору, где обычно фельдъегеря оставляли почту. Дверь из Малой столовой была открыта, и через коридор из своей комнаты я видел столик с бутылкой «Нарзана». Появилась Валечка Истомина, вошла к нему и закрыла дверь…
Я погасил свет. Но заснуть сразу не смог, несмотря на усталость. Я вдруг с ужасом понял, что наступил тот самый третий день с тех пор, как открыли гробницу Тимура. Вспомнил пустые глазницы черепа… Не прошло получаса, как послышались шаги Валечки – быстро он ее выгнал. И я наконец заснул.
Сквозь сон услышал звонок. На столике рядом со мной звонил телефон.
Видимо, Коба решил выспаться, переключил свой телефон на меня. На часах, висевших на стене, было… четверть пятого! В четверть пятого звонили по его телефону! Я вскочил.
– Алло!
– Говорит Жуков. – (Он был тогда начальником Генерального Штаба). – Попрошу к телефону товарища Сталина.
– Сейчас четыре утра! Товарищ Сталин спит, – произнес я, уже зная ответ.
И он сказал:
– Будите товарища Сталина! Немедленно! Немцы бомбят наши города.
Я бросился в Малую столовую. После бессонных ночей в ту историческую ночь он спал крепким сном младенца.
– Коба! Коба!
Он открыл один глаз, с испугом поглядел на меня.
– Звонят, Коба!
И тут он вскочил и заорал:
– Почему…
Но я успел вставить:
– Жуков!
Он понял и в ночной длинной, до пят, рубашке, сутулясь, побрел к телефону.
В аппарате звук был очень громкий. Я отчетливо слышал голос Жукова:
– Товарищ Сталин, немцы бомбят наши города!
Он молчал.
Жуков повторил:
– Вы меня не слышите? Немцы бомбят наши города.
И снова молчание Кобы… Долгое молчание.
Наконец:
– Где ваш нарком? Приезжайте с ним в Кремль. Позвоните Поскребышеву, пусть собирает Политбюро. – Он стоял, нелепый в ночной рубашке, и шептал: – Как же так? – Потом посмотрел на меня бешеным взглядом, сказал с ненавистью: – Одевайся, сукин ты сын!
Новое прощание с другом Кобой
На сумасшедшей скорости вереница машин помчалась к Кремлю. Я сидел в третьем автомобиле вместе с ним. За всю дорогу Коба не произнес ни слова. Я понимал, о чем он думает. Было воскресенье. Военные самолеты беззащитно стояли на аэродромах. Экипажи отдыхали. Сколько хмельных голов отсыпались после вчерашних веселий в ночь выходного дня…
