Семь трудных лет - Чехович Анджей (читать книги без .TXT) 📗
Дело разрослось. Им в конце концов заинтересовались американцы. Пана Богумила увезли во Франкфурт-на-Майне. В течение двух месяцев, как он мне рассказывал, Анелек жил в роскошной вилле, ел досыта три раза в день, ежедневно принимал горячую ванну. О самих допросах говорил весьма туманно. Из его рассказов я понял, что беседовали с ним психологи и психиатры, что описываемые им картинки, которыми пользовались в ходе исследований, были тестами. Американцы использовали также детектор лжи, но он якобы справился даже и с этой машиной. В стремлении представить себя работником разведки пан Анелек был очень забавен.
Обособленную, вначале сплоченную группу составляли так называемые «турки». Это были поляки, участники туристической поездки, которые в 1963 году поплыли на теплоходе «Победа» по Черному и Средиземному морям вокруг Европы. В Стамбуле они не вернулись на теплоход и попросили политического убежища. Ими занялись американцы и привезли самолетом в Цирндорф. Среди «турков» больше всех задирала нос некая дантистка. Эта особа убежала не столько из Польши, сколько от мужа. Она отправилась в путешествие с зубным техником, с которым еще на родине поддерживала не только профессиональные контакты. Эта пара воображала, что в «свободном мире» легко устроиться. Дантистка очень плохо переносила Цирндорф и царившие в нем обычаи. Особенно она страдала, когда ее допрашивали американцы. С возмущением она комментировала их обычаи — класть ноги на стол, курить сигареты и жевать резинку в ее присутствии. А больше всего ее раздражал тот факт, что они пренебрежительно не замечали в ней дамы и красивой женщины, какой она себя считала. Ее техник легче переносил лагерные условия. Над ним подшучивали, за то что он любил при различных оказиях начинать фразу со слов: «Мы, врачи…»
Когда сегодня я думаю о людях, которых встретил в Цирндорфе, они невольно вызывают у меня сочувствие. Я знаю, что они его не заслуживают, но верно и то, что не каждый из них был дрянью, хотя с точки зрения морали они достойны осуждения. Часть этих людей — жертвы рассказов о Западе, сияющем неоновой рекламой, забитом автомобилями, магазинами с богатым ассортиментом роскошных товаров, каких не встретишь у нас даже в комиссионках. Такие описания Запада попадаются в наших журналах, являются фоном импортируемых в страну фильмов. Западные радиостанции, особенно «Свободная Европа», подсовывают слушателям заманчивую картину благополучия и сытости, формируют поверхностное представление о капиталистическом мире и обещают каждому беглецу из Польши сказочное будущее. Достаточно, мол, оказаться на Рейне, Сене, Темзе или Гудзоне, чтобы стать владельцем автомобиля, виллы с садом и гардеробов, заполненных роскошными нарядами. Простаки, несмотря ни на что, дают себя соблазнить мнимой доступностью «сладкой жизни» — и оказываются в Цирндорфе. Соприкосновение с лагерной действительностью становится для этих людей тяжелым потрясением.
В Цирндорфе каждый обитатель, если он не хочет лишиться карточек на суп и хлеб, должен раз в неделю подметать коридоры и мыть до снежной белизны грязные туалеты. Во время раздачи обеденных порций не раз можно было услышать, как кухарки, размахивая тряпками, покрикивали:
— Вы, грязные иностранцы…
Насколько я знаю, лагерь в Цирндорфе не считается худшим. Те, которые прошли через подобные лагеря в Италии или Австралии, вынесли оттуда еще более мрачные воспоминания.
В Цирндорфе и подобных ему лагерях в капиталистических странах Европы живут надеждой на получение политического убежища, что дает определенные шансы на эмиграцию в США, Канаду или Австралию. В этих странах легче встретить более удачливых земляков, с помощью которых человек — как он думает, не желая потерять остатки веры в будущее, — через десять — пятнадцать лет тяжелой работы сможет стать на ноги. Получить право на политическое убежище, однако, нелегко, а заокеанские страны не слишком охотно впускают эмигрантов, не получивших этого права. Будущее таких людей безнадежно, они могут рассчитывать только на какое-либо исключительно благоприятное стечение обстоятельств.
В Федеративной Республике Германии осенью 1963 года, когда я туда приехал, начинался экономический бум. Безработицы почти не существовало. Получить работу в принципе было нетрудно, хотя условия не для всех были одинаковыми. Обитатели Цирндорфа не имели большого выбора. Формально им нельзя было поступить на работу, если они не получили права на политическое убежище или права на постоянное жительство в ФРГ. Однако лагерные власти не соблюдали этих правил чересчур строго. В окрестностях Цирндорфа находилось более десятка различных мелких предприятий, существовавших только потому, что лагерь поставлял им дешевую незаконную рабочую силу. Людям, которые хотели работать, платили ниже ставок, завоеванных профсоюзами, а нормальный заработок составляет там от трехсот до пятисот марок в месяц. Условия труда были тяжелыми, во многих отношениях они заставляли вспомнить «Капитал» Маркса. Я убедился в этом лично, когда поступил работать в мастерскую но производству игрушек. Мне не хотелось обрекать себя только на один лагерный суп. Кроме того, я должен был как-то оправдать то, что имею больше денег, чем мог бы иметь, получая лишь лагерное «жалование». В моем положении необходимо было располагать некоторой суммой денег. Иногда поставленная кому-нибудь рюмка водки могла помочь в установлении контакта, в получении сведений о методах допросов, о лагерных обычаях и в других нужных делах.
На работе у меня был мастер, который если и не бил меня по лицу, то только потому, что при первой же такой попытке я дал ему понять, чем это может закончиться. Мастер струсил, но меня в покое не оставил. Он становился возле меня, когда я клеил куклы, и рассказывая, как в 1939 году бил поляков, как изъездил вдоль и поперек всю Польшу, чтобы убедиться, что это примитивная страна, без следа культуры, что поляки — это сплошь воры и бандиты… Я не выдержал. Через три недели бросил работу.
С подобными явлениями часто сталкивались и другие обитатели лагеря. Поэтому нет ничего удивительного в том, что моральное состояние их не было и не могло быть нормальным. Единственным выходом из этого невыносимого положения было получение политического убежища. Некоторые для получения убежища готовы были пойти на унижение своего человеческого достоинства, иногда даже на предательство. Эти настроения использовали для собственных целей господин Б и другие работники действовавших в лагере разведок.
Мое положение в Цирндорфе было одновременно и легким, и трудным. Легким, ибо во всем, что вокруг меня делалось, я имел право чувствовать себя сознательным наблюдателем и участником, который личными невзгодами, холодом и голодом платил за то, чтобы в будущем уберечь других от несчастья и скитаний. По существу, я мог этого избежать, мог попросту в любую минуту упаковать свое барахло и возвратиться в Польшу. Я доложил бы в Центре: «Что делать, не подхожу!» Разумеется, это было бы моим поражением. Сознание того, что именно таким образом я могу проиграть, придавало мне силы в самые тяжелые моменты. Трудность же заключалась в том, что во мне, как в каждом человеке, чувствительном к людской несправедливости и обиде, то, что я видел вокруг, вызывало боль и возмущение. Меня раздражала глупость людей, которые в погоне за «лучшими» условиями попадали в лагерь. Когда я видел, что выделывают иностранные разведки с бывшими гражданами социалистических стран и для чего хотят этих людей использовать, я с трудом сохранял спокойствие. Несколько раз я сообщал в Центр о фактах, которые наблюдал в лагере, сигнализировал о том, какая обстановка складывается в нем. Теперь я представляю, как воспринимались там мои сообщения, какие громы низвергались на мою голову. К счастью, до меня они не доходили. Я получал лишь успокаивающие указания: «Будь терпеливым. Из твоей информации вытекает, что все идет хорошо». С терпеливостью же было хуже всего. До сего дня это не самая сильная черта моего характера.
Лагеря для беженцев в странах Западной Европы — это пережитки «холодной войны». Их создавали в атмосфере международной напряженности, когда громко провозглашались напыщенные лозунги об опеке над якобы бедными и преследуемыми людьми. В действительности эти лагеря стали пастбищем для различных разведок, направляющих острие своей деятельности против социалистических стран. Лагеря калечат и деморализуют людей. Я познакомился с такими фактами вблизи. Господин Б, желая выжать необходимую ему информацию из бывшего аковца [3], открыто издевался над ним, унижая его человеческое достоинство. Господин Б высмеивал 16 статью конституции ФРГ, на которую ссылался тот человек, отказываясь давать нужные для разведки показания. Статья эта звучит гуманно, в ней содержатся благородные фразы о правах человека. Однако все это является пустым звуком в Цирндорфе, где правят разведки, для которых антикоммунизм является главной директивой к действию.
