Шпионка, которая любила принца (Дарья Ливен) - Арсеньева Елена (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗

В ту пору мало кто понимал хоть что-нибудь в электричестве, однако единственное сравнение, которое подходит к внезапности вспыхнувшей любви, – электрический разряд. Ну, или удар молнии… Что тоже, строго говоря, электричество!

Милейший лорд Грей, потаскун Байрон, все другие ее знакомые англичане – лорды, графы, герцоги и прочие – сразу показались Доротее уныло-благопристойными, утомительными и неинтересными по сравнению с этим невероятным дамским угодником, лощеным краснобаем и изысканным красавцем. А как он танцевал!… Именно из-за любви Меттерниха к танцам на Венском конгрессе 1814—1815 годов знаменитой стала реплика старого князя Карла де Линя: «Конгресс вперед не идет, а танцует». Балов там было больше, чем заседаний!

То же повторилось и в Аахене. Путь к сердцу Доротеи Ливен определенно лежал на вальсовый счет «И-раз-два-три!», и в том же ритме проходило их первое с Меттернихом свидание. Доротея и ахнуть не успела, как снова изменила мужу, а также оказалась завербованной Клеменсом Лотером, само звучание имени которого безотчетно заставляло ее сердце биться чаще… Ни с кем на свете, даже с многомудрым лордом Греем, ей не было так интересно разговаривать! Ей казалось, что она поняла суть натуры Меттерниха. Для этого человека, похвалявшегося в одном из писем, что он ведет за собой двадцать миллионов людей, политика была игрой, которой он предавался лишь ради того, чтобы изумлять своих любовниц. Жесткий реалист, почти циник в делах политических, на паркете бальных залов он становился романтиком, а в постели – неутомимым жеребцом…

Увы, Аахенский конгресс завершился слишком быстро. И Доротея с разбитым сердцем и неутоленными желаниями уехала в Лондон, сделавшись двойным агентом: России и Австрии. Отныне вся ее почта, все донесения, все результаты ее l’espionnage, как говорят французы, аn espionage, как говорят англичане, die Spionage, как говорят немцы, отправлялись по двум адресам: графу Нессельроде в Петербург – с дипломатической почтой, и Меттерниху. Причем отправка последних посланий происходила весьма хитрым способом. Донесение скрывалось в четырех конвертах: верхний был адресован секретарю австрийского посольства в Лондоне Нойманну; второй, лежащий внутри, был с тем же адресом и запиской: «Нет нужды объяснять вложенное, мой дорогой друг!» Это был пароль: дескать, отнеситесь к вложенному с особенным вниманием! Третий конверт адресовался какому-то человеку по имени Флорет (под псевдонимом Флорет – «Цветочник» – скрывался сам Меттерних), а внутри находился четвертый, без адреса, содержащий само послание. Причем донесение, так же как и адреса на конвертах, было написано левой рукой, измененным почерком и с грамматическими ошибками (этой хитрости научил свою новую любовницу Клеменс Лотер): как будто кто-то снял копию с шифровки русской посланницы, адресованной своему правительству, но сама она, конечно, к утечке секретной информации не имеет никакого отношения!

Вообще как агент Дороти много чего почерпнула от своего блистательного любовника. Например, он преподал ей урок, который был им усвоен еще на заре его дипломатической деятельности: «Если мне становится известно что-либо такое, что может заинтересовать мое правительство, то я информирую его об этом; если не узнаю ничего нового, то новость выдумаю сам, а в следующей почте опровергну. Таким образом, у меня никогда не бывает недостатка в темах для корреспонденций».

Бог весть сколько времени Австрия находилась бы в курсе всех дел русской дипломатии и двора (ведь Дороти передавала Меттерниху не только свои личные наблюдения, но и всю информацию, которая поступала к ней от Нессельроде!), однако Меттерних допустил стратегическую и тактическую ошибку в отношениях со своей новой возлюбленной. Он задолго до Евгения Онегина начал придерживаться его основополагающего принципа:

Меттерних слишком уверился в своей победе над Доротеей, а ведь Россия вообще и русские женщины в частности (пусть даже наполовину немецкого происхождения) – это очень скользкий и тоненький ледок! Как скажет спустя некоторые годы великий поэт Федор Тютчев (между прочим, тоже дипломат и тоже шпион!):

У Дарьи Христофоровны тоже была особенная стать, от роста и длины шеи до склада характера. Она была слишком избалована мужским вниманием, чтобы столь долго сносить разлуку с Клеменсом Лотером – это раз, а главное, резко сократившееся количество его нежных эпистол – это два. Электрический заряд и молния – явления сверхсильного, но, увы, мгновенного действия, а огонь, зажженный в камине, костре, печурке, в женском сердце или естестве, необходимо постоянно поддерживать… Особенно если речь идет о такой женщине, как Дарья Христофоровна: чрезмерно пылкой, живущей полетом фантазии, натуре истинно творческой, для которой любовь была источником вдохновения и самой жизни.

«А для меня любовь источник счастья», – сказал Шекспир…

Любовь вообще. Любовь как таковая! Источник счастья… Именно поэтому Дороти легко влюблялась и легко охладевала. Вот и к Меттерниху она охладела – тем паче что в сердце Дарьи Христофоровны наконец-то ожили патриотические чувства, которые заставили ее полностью измениться по отношению к Клеменсу Лотеру, пусть даже он был божественным танцором и неутомимым наездником.

Поводом, который уничтожил светлый образ австрийского канцлера в сердце его любовницы и агентши, стал так называемый «греческий вопрос».

Суть его заключалась в следующем: в 1821 году вспыхнуло греческое восстание против Османской империи. Европа была в основном на стороне греков, ибо турки обращались с христианским населением варварски. Православные греки обратились за помощью к православной России, однако Александр не сделал даже попытки заступиться за единоверцев.

Не сразу стало известно, что равнодушие Александра объяснялось прямым влиянием Меттерниха.

Канцлер Австрии всю жизнь называл себя «лекарем революций». Память о Французской революции, во время которой была обезглавлена его соотечественница, королева Мария-Антуанетта («Казнить австриячку!» – это было одно из первейших требований озверевших санкюлотов [18]), была навязчивым кошмаром Меттерниха. И в его глазах греческие повстанцы являлись теми же санкюлотами, или, выражаясь более современным языком, карбонариями [19], которые восстали против своего законного государя, подобно карбонариям Неаполя и Пьемонта, которые бунтовали против австрийского владычества на Апеннинском полуострове. На Веронском конгрессе 1822 года Меттерниху удалось склонить на свою сторону императора Александра и удержать его от заступничества за Грецию.

А между тем портфель министра иностранных дел Англии получил приверженец либеральных реформ Джордж Каннинг.

В это время ему было пятьдесят два года, однако он относился к тем людям (их гораздо чаще встретишь среди женщин, однако и среди мужчин попадаются отдельные особи), которые с годами почему-то лишь молодеют и никогда не помнят толком, сколько им лет. Что характерно, этот прогрессирующий склероз весьма благоприятно отражается на их внешности… Кстати, сама Дороти была именно такой нестареющей женщиной!

Каннинг был из тех английских консерваторов, которым их консерватизм не мешал ценить блага свободы как в своей стране, так и за границей. Например, министр требовал признания независимости южноамериканских государств, сочувствовал революционным движениям Испании, Италии и, конечно, Греции.