Андрей Миронов и Я - Егорова Яна (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
Тут в меня впился, как клещ, Андрюша. Он так меня завернул в танце, что его нос попал в мой глаз. Мы стали смеяться до слез, и я не пыталась вырваться, а наоборот. Тут я услышала истерический крик Русалки. Мы про нее забыли – мы были опять счастливы. Он подошел к ней – она вцепилась в него, пытаясь нахлопать пощечин, он увернулся, послал ее, она, громко крича, повернулась и, хлопнув дверью, ушла ни с чем.
Было поздно. Я вышла из Дома архитекторов и решила пройтись переулками домой. За мной шел Андрей. Догнал. Пошли рядом. Молча. Он закурил и стал исповедоваться мне, как священнику:
– Так жить больше не могу… Все порушу! Все! Это не брак. Мы живем просто на одной территории… Какой я дурак! Хотел отомстить тебе, а отомстил себе. Я боюсь их! Ее и ее мать! Они заявили, что посадят меня за мои высказывания о советской власти. Они шантажируют меня – говорят, что у них есть записи на пленку, когда я кляну эту власть… Подумать только! Они меня записывают! Как они оскорбляют маму по телефону. Какой я идиот! Отец давно мне сказал, чтобы я бежал… Я погибну… я не могу так жить в этом густопсовом вранье и мании величия. Она считает себя великой артисткой. Господи, ты видела, как она кулак засовывает в зубы в этом знаменитом фильме? Там все больное и безумное, и такая бездарность… во всем. Квартира, красная мебель там останется: она мне ничего не отдаст! Там такая алчность! Убегу в трусах, босиком… Пусть я останусь без квартиры… и вообще без всего… Все порушу! Все!
Было тепло. Стояли у подъезда.
– Сам решай. Я тебе тут не советчик, – сказала я.
Он взял кисти моих рук в свои – все сжимал и разжимал, все сжимал и разжимал. С отчаянием и надеждой смотрел на меня, и в его глазах опять мелькнул трагический кадр.
– Вот уже семь лет, как мы простаиваем у этого подъезда. Смотри, кошка прошмыгнула… – сказала я и ушла, оставив его наедине с его кошмарным браком.
Мне было тридцать лет, и за мной всегда неслась орда кавалеров. Я мысленно выстраивала их во фрунт, пробегала глазами по лицам и вытягивала одного на некоторый период жизни. Мне нужен был хороший собеседник, а если он таил все внутри, не мычал, не телился – сразу подлежал увольнению. Проходило два месяца, кавалер становился неинтересен, и так всегда. Я понимала, что это синдром похмелья моей любви, мягко переходящий в невроз.
Новый, 1974 год встречали у Антурии. Я была с одним из Сатириков. Вообще-то их было два, работали в одной упряжке, потом стали делиться, как инфузории. Один из них впоследствии оплодотворил всю мировую классику, а второй, с годами теряя волосы и юмор, мелькал на экранах телевизора и вызывал чувство соболезнования по поводу безвременно умершего в нем таланта.
Итак, мы сидели у Антурии, в центре стола – Мария Петровна, для нее это был последний Новый год.
На следующий день я узнала, что Андрей в гостях у другого Сатирика, услышав, с кем я встречала Новый год, орал в отчаянии, повторяя одну и ту же фразу: «Как она могла? Как она могла? Как она могла?» Мы не были вместе уже три года, поэтому реакции белобрысого Отелло заставляли меня вздрагивать, пороли мои нервы: я хотела его забыть, а он делал все, чтобы этого не случилось.
В этот период жизни он меня совсем не интересовал: я глубоко и горько переживала разлуку, творческую, с Магистром. Я надеялась, что он не оставит нас, возьмет несколько артистов, с которыми ему полюбилось работать, с собой – так поступали все режиссеры, переходящие из театра в театр. Но прошло время, и моя надежда сдохла. Я поняла, что осталась на растерзание Чека. Вот тут-то он сведет счеты и поглумится над нами. Но оборотничество, свойственное характеру зависимых артистов, сыграло им на руку, и они обернулись опять подданными, кто немедленно, после ухода Магистра, кто постепенно. Я была лишена этого дара и ждала электрического стула или дыбы.
Андрей снимался у Эльдара Рязанова в «Невероятных приключениях итальянцев в России», репетировал впервые в новом качестве режиссера вместе с Шармёром незатейливую пьеску.
– Театр едет в Италию! В Италию! Невероятно! Везут «Клопа» Маяковского. Все друг друга отталкивают локтями – тут все способы хороши, только бы выехать – «хотя бы спицей в колеснице, но за границу! В Ниццу! В Ниццу!»
На собрании театра Чек, глядя с холодной злобой и местью в мои глаза, объявил:
– Все поедут в Италию, а вы будете играть спектакль «Чудак-человек» своего любимого режиссера Магистра!
О! Отомстил!
Шармёр был занят в «Чудаке», но «некоторое искательство к начальству» завело его на четвертый этаж в кабинет к худруку – там он похныкал, поныл, поунижался, пообещал и вышел участником поездки. Ястояла насмерть и не променяла спектакль Магистра на поездку в Италию. Из Италии театр перемещался на гастроли в Чехословакию, куда меня допустили, и я, нисколько не ущемленная таким ходом дела, думала: «А! Обойдусь и Чехословакией!»
Этой же осенью, войдя в театр, я услышала:
– Русалка его застала с Акробаткой! Ха-ха! Не может быть! А дальше? Он эту Русалку видеть не может, что тут непонятного? Она его выследила, устроила скандал с дракой… он убежал… они обе таскали друг друга за волосы… потом поставили чайник и стали пить чай. А в этот же момент Миронов в своем доме на Герцена «случайно» уронил ключи в шахту лифта… Браку финито!.. Даже несмотря на ребенка! Да кого дети держат? Там брак и не начинался! Теперь он живет у матери. Убежал с Герцена в одних трусах, ничего с собой не прихватив. Какую же надо было устроить ему жизнь, чтоб мужик голый бежал, сверкая пятками! Да она просто многозначительная дура. Дура-то дура, а роскошную квартиру с мебелью отхватила. Я же говорила, что она и у нас кого-нибудь оберет! – этот смешанный монолог звучал как обратно перематывающаяся пленка.
– «Ну вот и все, – подумала я. – Недолго музыка играла!» – и пошла на репетицию с песней: «Пой, Андрюша, так, чтобы среди ночи ворвался ветер, кудри теребя, поиграй, чтобы ласковые очи, не спросясь, глядели на тебя!»
Прага. Ноябрь. Окна магазинов – в рождественских украшениях. Свечи, мадонны, цветы. Костелы. Чистота. Артисты варят в номерах гостиницы на плитках омерзительные супы из пакетиков, а на сэкономленные деньги бегут в магазин – прикрыть голые задницы.
В один из вечеров в банкетном зале в гостинице – со свечами и хрусталями, люстрами и бокалами – прием с представителями чехословацкой культуры. Стою с прямой спиной, улыбаюсь всем, в новомодном джинсовом длинном костюме – юбка-банан, на ногах элегантные черные замшевые сапожки на тонком каблуке. В руках хрустальный бокал с коньяком. Только я сделала движение с улыбкой в сторону незнакомого чеха, стоящего рядом, как между нами вырос Андрей.
– Девушка, что вы здесь делаете? – спросил он меня. – Можно с вами познакомиться?
– Я – журналистка, – ответила я в тон. – Хотела бы взять интервью. Может быть, у вас?
– Буду счастлив! У меня масса времени!
– Как вы считаете, что важнее в искусстве – как или что? – начала я.
– Кто! – ответил он.
– Любимый художник?
– Тот, кто вам нарисовал ваш носик!
– Композитор?
– Бизе-Щедрин! Но безе лучше отдельно. В виде пирожного.
– Цвет?
– Вашего белья. У вас какое? Можно посмотреть?
– Однако, вы нахально себя ведете. Любимое блюдо?
– Кофе с сигаретой и…
– Город?
– Прага!
– Имя?
– Татьяна, русская душою, сама не зная почему, любила рюмку коньяку.
– Время суток?
– С 9 вечера до 9 утра, начиная с сегодняшнего дня.
– Любимая архитектура?
– Кровать, – и добавил. – Теперь я холост и надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чашечку кофе. Немедленно уходим отсюда.
И на глазах изумленной публики мы покинули банкетный зал.
Тихо играла музыка. Горела свеча.
Посреди номера стоял открытый чемодан, рядом с чемоданом стояла я, совершенно голая, в сапогах, и он, вытаскивая один за другим бесконечное количество разноцветных шелковых итальянских платков, завязывал их на всех частях моего тела. Платками были перевязаны руки у предплечий, локти, кисти, шея, наискосок, как шаль, платок закрывал одну грудь, а другая – вызывающе торчала, еще один платок лег на бедра, я качнула ими, пошла танцевать восточный танец. Не снимая этого наряда, я пила кофе, курила сигареты – внутри происходили бурные монологи, в движениях была осторожность, глаза блестели грустной радостью.
