Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
«Хорошо, — сказал Степашин. — Я подпишу. Из уважения к вам, Борис Николаевич».
9 августа я выступил с телеобращением к нации: "Сегодня я принял решение об отставке правительства Сергея Вадимовича Степашина. В соответствии с Конституцией я обратился в Государственную Думу с просьбой утвердить Владимира Владимировича Путина в должности Председателя Правительства Российской Федерации. Убеждён: работая на этом посту, он принесёт большую пользу стране, и россияне будут иметь возможность оценить деловые и человеческие качества Путина. Я в нем уверен. Но хочу, чтобы в нем были также уверены все, кто в июле 2000 года придёт на избирательные участки и сделает свой выбор. Думаю, у него достаточно времени себя проявить. Я знаю хорошо Владимира Владимировича, давно и внимательно наблюдал за ним, когда он работал первым вице-мэром Санкт-Петербурга. Последние годы мы работаем с ним бок о бок.
… Руководить правительством — это тяжёлая ноша и серьёзное испытание. Справится — в этом я уверен, — и россияне окажут ему поддержку".
«ВТОРАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ»
8 сентября 1999 года, отвечая на вопрос журналистов, Владимир Путин сказал: «Россия защищается: на нас напали. И поэтому мы должны отбросить все синдромы, в том числе и синдром вины».
Много воды утекло с тех пор, как были сказаны эти слова. Многое изменилось и в Чечне, и вокруг неё. Однако синдром вины все же есть. Есть непонимание. Даже в самой России. Но чаще Запад пытается внушить нам это чувство вины. Хочу поговорить как раз на эту тему. Высказать и свою точку зрения на этот больной вопрос.
То, что ситуация в Чечне на грани, нам всем было ясно. Ещё 5 марта в Грозном, прямо с борта самолёта, который должен был через пару минут вылететь в Москву, был нагло, демонстративно захвачен генерал Шпигун, ни много ни мало заместитель министра внутренних дел! Аслан Масхадов, который вплоть до этого эпизода продолжал настаивать на сотрудничестве своих правоохранительных органов с Россией в деле освобождения заложников, потерял всякий контроль над ситуацией, всякую власть в Чеченской республике. Мы понимали, что ситуация может вступить в новую страшную фазу открытого противостояния.
Назначение Владимира Путина исполняющим обязанности председателя правительства происходило на фоне вторжения чеченских боевиков в Дагестан. Оно началось буквально через два дня после моего указа. Как мне потом признавался Владимир Владимирович, в тот момент он совершенно не думал ни о своей политической карьере, ни о будущем президентстве. Новый премьер решил использовать предоставленные ему, как он думал, два-три месяца для решения одной-единственной задачи — спасения федерации, спасения страны.
Ослабление государственной машины, ослабление спецслужб и армии, которое закономерно последовало после распада СССР, грозило дать вторичные метастазы уже в новый организм — в новую Россию.
Путин одним из первых почувствовал эту страшную опасность.
Он понимал, что ситуация в Чечне грозит перекинуться на весь Северный Кавказ, а затем, при таком развитии событий, мусульманские сепаратисты при поддержке извне могли бы начать процесс отделения от России и других территорий.
Такой мощный взрыв сепаратизма внутри страны грозил её окончательным распадом на несколько частей, религиозно-этническим конфликтом по всей территории, гуманитарной катастрофой гораздо большего размера, чем это случилось в Югославии… Этот сценарий прочитывался легко. Гораздо сложнее было найти в себе мужество и волю не допустить такого развития событий.
Путин обратился ко мне с просьбой предоставить ему абсолютные полномочия для руководства военной операцией, для координации действий всех силовых структур. Я не колеблясь поддержал его. Практически на моих глазах, за какие-то считанные недели, он переломил ситуацию в работе наших силовых ведомств. Каждый день он собирал их руководителей у себя в кабинете, каждый день вновь и вновь заставлял объединять все ресурсы силовиков в единый кулак.
Кстати, в этот момент я сознательно и целенаправленно начал приучать общество к мысли, что Путин — это и есть будущий президент. Газетные обозреватели были полны недоумений, сомнений, тревог: я в полном объёме доверял Путину то, что прежде не доверял никому. Каждую субботу он проводил встречи с силовыми министрами по ситуации в Чечне. Вёл Путин и расширенные заседания Совета безопасности. Представлял интересы России на международном саммите в Осло. Вручал награды, принимал послов иностранных государств, делал все больше и больше официальных политических заявлений. Мне было очень важно, чтобы люди начали привыкать к Путину. Начали воспринимать его как главу государства. Я был уверен в том, что все идёт правильно.
Чувство правоты, точного шага. Его ни с чем не перепутаешь.
Ситуация в Дагестане постепенно возвращалась в мирное русло, под наш контроль.
… Вот тогда-то и прозвучали страшные взрывы в Буйнакске, потом в Москве. Многоэтажный жилой дом на улице Гурьянова, через неделю — на Каширском шоссе. Затем последовал взрыв дома в маленьком провинциальном Волгодонске. Из-под обломков спасатели доставали тех немногих, кто остался в живых, доставали мёртвые тела. Телевидение транслировало на всю страну непрерывный страшный репортаж.
Над страной навис настоящий страх. Люди не могли спокойно спать, ночами дежурили у подъездов своих домов, в панике срочно переселялись на дачные участки, бежали в деревни, к родственникам и знакомым, даже в другие республики СНГ.
… Расчёт террористов был точен. Однажды, в Будённовске, в 1995 году, они уже применяли эту тактику. Только теперь их дьявольский замысел был ещё страшнее: теперь они пытались взять в заложники не районную больницу, как тогда, в Будённовске, а целую страну. Они надеялись, что, устав от страха, ожидания, ужаса, государство отступит, оставит бандитов в покое, безропотно отдаст им Дагестан.
К счастью, этого не произошло.
Нашёлся человек, который остановил страх. И этим человеком стал Путин.
Его жёсткие заявления, подкреплённые началом военной операции на территории Чечни — бандиты будут найдены и уничтожены везде, где бы они ни находились, — стали главным политическим событием осени 1999-го. Путина упрекали за то, что он выражается грубо, резко, употребляет жаргон. Может ли премьер великой страны говорить такие недопустимые для него в любой другой ситуации слова: «мочить в сортире»? Но именно потому, что Путин в тот момент абсолютно не думал о своей репутации, о своём имидже, не надеялся на то, что его политическая карьера будет продолжена после чеченских событий, он нашёл единственно правильный тон и правильные слова. В них была не ненависть к террористам, а презрение к ним. Не тревога, не озабоченность стали лейтмотивом этих выступлений, а холодная уверенность в своей силе настоящего защитника, мужчины.
… Именно эти заявления, порой далёкие от дипломатического стиля, принесли Путину в короткий срок огромную популярность в России.
Он не рисовал образ врага и не пытался разжечь в россиянах низкие шовинистические инстинкты. Я глубоко убеждён, что причина популярности как раз в том, что Путин сумел внушить людям надежду, веру, дать ощущение защищённости и спокойствия. Он не играл словами, он искренне и твёрдо отреагировал на события, так, как ожидали от него десятки миллионов людей в России.
Путин дал людям обеспеченные государством гарантии личной безопасности. И люди поверили лично ему, Путину, что он сможет их защитить. Это стало главной причиной взлёта его популярности.
Страна, загипнотизированная правительственными кризисами, давно не имела столь позитивной идеологии. И то, что создал эту идеологию молодой, только что пришедший во власть политик, произвело на всех очень сильное впечатление.
Путин избавил Россию от страха. И Россия заплатила ему глубокой благодарностью.
Но при этом нельзя забывать и о тяжких последствиях войны. Да, сегодня есть масса фактов, свидетельствующих о том, что во «второй чеченской» пострадали мирные жители. Люди потеряли свои дома, имущество, многие мирные чеченцы лишились жизни, здоровья. Однако должна ли российская армия нести ответственность за эту беду?
