Бабочка - Шарьер Анри (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Сильван видит обе группы, которые перешептываются, каждая в своем углу, и, не зная о перемирии, замечает:
— Надеюсь, вы не собираетесь устроить здесь свалку в духе «трех мушкетеров?»
— Не сегодня, — отвечает Глиани. — Это случится позже.
— А почему позже? Нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, — говорит Пауло. — Но я не вижу, для чего нам убивать друг друга. Что ты скажешь, Бабочка?
— Я задам тебе один вопрос: знали ли вы, что собирается сделать армянин?
— Слово мужчины, Пэпи, мы ничего не знали. Более того: оставь вы армянина в живых, не знаю, как бы мы это восприняли.
— Но если так, то почему бы нам не покончить с этим делом раз и навсегда? — спрашивает Гранде.
— Мы согласны. Пожмем друг другу руки и не будем больше говорить об этом печальном инциденте.
— Договорились.
— Я свидетель, — говорит Сильван. — Я доволен, что на этом дело кончилось.
— Не будем об этом больше говорить.
В 6 часов вечера раздается колокольный звон. Услышав его, я вспоминаю вчерашнюю картину. Она до сих пор так впечатляет меня, что даже армянину и Беззаботному я не желаю очутиться в зубах акул.
Глиани, не глядя на меня и ритмично покачивая ногами, сидя в гамаке, говорит мне вполголоса:
— Надеюсь, что ни одна из акул, что сожрали вчера Карбонери, не слопает сегодня этого ублюдка армянина. Будеть очень глупо, если они встретятся в ее брюхе.
Потеря честного и преданного друга вносит пустоту в мою жизнь. Лучше выбраться с Королевского острова и действовать как можно скорее. Каждый день я повторяю про себя эти слова.
Побег сумасшедших
— Я не могу больше, Бабочка, — говорит мне итальянец Сальвидиа, — я хочу бежать. Будь что будет. Я попросился санитаром в дом умалишенных. Там на складе есть две большие цистерны, из которых можно сделать плот. Одна из цистерн наполнена оливковым маслом, а вторая — уксусом. У нас есть шансы добраться на них до материка — они прочно скреплены друг с другом. У дома умалишенных нет охраны. Внутри дежурит надзиратель-санитар, которому помогают в работе заключенные, и еще один надзиратель, который все время следит за больными. Почему бы и тебе не устроиться туда?
— Санитаром?
— Это нереально, Бабочка. Тебе никогда не получить работу в сумасшедшем доме. Это далеко от лагеря, и там нет надлежащей охраны. Но попасть туда ты можешь как сумасшедший.
— Это непросто, Сальвидиа. Если врач классифицирует кого-нибудь как сумасшедшего, он тем самым санкционирует его право делать все, что ему взбредет в голову. Считается, что сумасшедший не отвечает за свои поступки. Представляешь, какую берет на себя ответственность врач, подписываясь под таким диагнозом? Сумасшедший может безнаказанно убить заключенного, надзирателя и даже его жену или ребенка. Ты можешь бежать, совершить любое преступление — все сойдет тебе с рук. Тебя посадят, самое большее, в специальную камеру и наденут смирительную рубашку, но все это на определенный срок: в один прекрасный день им придется от этого отказаться. В результате ни за какое преступление, в том числе и за побег, ты не получаешь никакого наказания.
— Бабочка, я на тебя полагаюсь и хочу бежать с тобой. Сделай невозможное — притворись сумасшедшим. Я буду санитаром и в трудную минуту смогу придти тебе на помощь.
— Ладно, я попытаюсь выяснить, какие у меня шансы. В общем-то, это неплохая идея.
Я принимаюсь за дело со всей серьезностью. В библиотеке нахожу книгу на интересующую меня тему, беседую с людьми, которые более или менее длительное время болели, и постепенно у меня накапливаются следующие сведения:
1. Все сумасшедшие страдают от страшной головной боли.
2. Часто они слышат шум в ушах.
3. Они не могут долго находиться в одном и том же положении. Нервические припадки сопровождаются у них болями во всем теле, тело сильно напрягается.
Мое сумасшествие должно быть достаточно опасным, чтобы врач принял решение о помещении меня в больницу, но не слишком буйным, чтобы не нарваться на звериное отношение к себе со стороны надзирателей: в таких случаях они применяют смирительные рубашки, избивают, не кормят, делают инъекции брома, холодные или слишком горячие ванны и так далее. Мне надо ловко сыграть свою роль, чтобы провести врача.
У меня нет выхода. На Чертов остров меня послать отказались. С того дня, когда был убит мой друг Матье, я терпеть не могу этот лагерь. К дьяволу колебания! Решено. Пойду в понедельник в поликлинику. Нет, я должен два или три раза вести себя, как ненормальный, в зале; ответственный за «берлогу» доложит тюремщику, и тот запишет меня на прием к врачу.
Три дня я не сплю, не умываюсь и не бреюсь. Ем очень мало. Вчера спросил своего соседа, с какой целью он снял картину, что висела над гамаком (там никогда не было никакой картины). Тот поклялся мне всеми святыми, что не трогал моих вещей, и поторопился сменить место. Иногда котел с супом перед раздачей ставят на несколько минут посреди комнаты. Я подкрался к котлу и на глазах у всех помочился в него. Все оцепенело смотрели на мою физиономию; никто не тронулся с места, один лишь Гранде спросил меня:
— Бабочка, почему ты это сделал?
— Они забыли посолить суп, — сказал я, не обращая ни на кого внимания, взял свою тарелку и протянул ее ответственному, прося налить суп.
Все смотрели на меня, и я ел суп в абсолютной тишине.
Двух таких случаев хватило, чтобы меня направили к врачу без моей просьбы.
— … Ну что, доктор, все в порядке? — повторил я вопрос. Врач смотрел на меня, пораженный. Я выставил на него пару глаз.
— Да, все в порядке, — говорит врач. — А ты болен?
— Нет.
— Для чего же ты пришел?
— Просто так, мне сказали, что я болен. Я очень рад, что это неправда. До свидания.
— Погоди минутку, Бабочка. Садись сюда, рядом со мной. Посмотри на меня, — и он начал обследовать меня при помощи маленькой лампочки.
— Ну, видел? Твой свет очень слаб, но я думаю, что ты все понял. Скажи, ты их видел?
— Кого «их»? — спрашивает врач.
— Не притворяйся. Ты врач или ветеринар? Не говори только, что ты не успел их заметить перед тем, как они спрятались. Либо ты не хочешь мне сказать, либо ты думаешь, что я дурак.
Мои глаза блестят от усталости. Я небрит, грязен, и все это мне на руку. Тюремщики внимательно следят за происходящим, но я не делаю ни одного движения, которое позволило бы им вмешаться. Чтобы не сердить меня, врач вступает в игру: он встает, кладет мне руку на плечо. Я продолжаю сидеть.
— Да, Бабочка, я не хотел тебе этого говорить, но я успел их заметить.
— Ты лжешь не краснея, доктор. Ты ничего не видел! Я думаю, что ты ищешь три точки, которые, сидят в моем левом глазу. Я вижу их только в момент, когда смотрю в пустое пространство или читаю книгу. Но глядя в зеркало, я ясно вижу одни только глаза и никаких точек. Они прячутся в тот момент, когда я беру в руки зеркало.
— Отведите его в больницу, — говорит врач. — Ведите сразу, не давайте ему вернуться в лагерь. Бабочка, так говоришь, ты не болен? Возможно, но мне кажется, ты очень устал, и я посылаю тебя в больницу на несколько дней. Там отдохнешь. Согласен?
— Мне все равно. Больница или лагерь — это те же острова.
Первый шаг сделан. Через полчаса я уже в больнице, в ярко освещенной комнате, в чистой кровати с белыми простынями. На двери табличка: «На исследовании». С помощью зеркала я научился делать типичные для умалишенного гримасы и теперь часто ловлю себя на том, что гримасничаю непроизвольно. Это опасная игра и увлекаться ею нельзя. И все же, если я хочу добиться своего, мне надо играть до конца: войти в сумасшедший дом, быть классифицированным как не отвечающий за свои поступки, а потом бежать вместе с другом. Побег! Это волшебное слово манит меня.
Врач приходит ко мне каждый день. Он подолгу проверяет меня, и мы обмениваемся с ним любезностями. Парень совершенно сбит с толку, но все еще не убежден окончательно. Скажу ему, что у меня боли в затылке — первый признак.
