Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. - Каменецкий Евгений

Партизан-пулеметчик Михаил Харченко возглавлял отряд боевого охранения продобоза. За проявленную при этом отвагу ему присвоено звание Героя Советского Союза.

Но ведь тот же нелегкий путь через лесные чащобы, через зыбучие Рдейские болота рядом с Харченко проделали десятки других партизан. С ними на санях ехали колхозники, чей хлеб ждали в городе Ленина. На этой не покоренной оккупантами земле в неравных боях погибли люди, чье милосердие не знало границ. Сохранились ли, не поросли ли бурьяном их могилы? Нельзя, не по-людски предать забвению свершенный ими удивительный по человечности подвиг. Сколько жизней в осажденном городе спас тогда тот самый обоз?

Эти мысли вновь и вновь возвращались к Ивану Алексеевичу Долотову. Здесь, в Дедовичах, он, как и Михаил Харченко, в 1939 году окончил среднюю школу. Ему в отличие от Михаила повезло: остался жив. Видимо, и поэтому Иван Алексеевич передал директору Дедовичской средней школы проект мемориального сада-парка, разработанный совместно с бывшим командиром партизанского полка Героем Советского Союза, ныне покойным Владимиром Васильевичем Егоровым. Его поддержали, но местным руководителям показалось хлопотно заниматься «деревцами-кустиками», которые могли бы стать зеленым памятником героям, проложившим «тропинку жизни».

И тогда совет ветеранов Всесоюзного научно-исследовательского института телевидения, где до ухода на пенсию работал Иван Алексеевич, обратился к ряду коллективов с призывом начать сбор средств на создание зеленого мемориала на берегу Шелони. С пониманием откликнулись на это в советах ветеранов войны и труда Выборгского района, 2-й Ленинградской партизанской бригады, строителей Псковской ГРЭС.

Хочется верить, что саду-парку быть! Пусть он шумит листвой на ветру, сохраняя память о тех, кто более полувека назад протянул руку братской помощи ленинградцам-блокадникам, помог им выстоять и победить.

Михаил Репин. Мой папка жив!

Это было давным-давно — в годы Великой Отечественной. Помнится, привезли нас, раненых, с передовой на станцию Погорелое Городище Калининской области. Дежурный врач сортировочного отделения осматривала прибывших.

Неизвестно откуда появился перед нами мальчик лет шести-семи в потрепанном женском пальто не по росту и в больших мужских сапогах. Лицо у мальчика было бледное, даже сероватое, как тающий снег, а глаза усталые и задумчивые.

Я вспомнил, что у меня остался кусочек сахара и пара сухарей. Достал их из кармана, сдул махорочную пыль и позвал мальчугана. Он сделал несколько шагов и в нерешительности остановился.

— Здравствуй, Коля! — не знаю почему, выпалил я.

— А меня зовут не Коля, а Миша, — ответил мальчуган.

— Какая радость! Да ты же мой тезка. Меня зовут Михаилом. А что ты такой грустный? — спросил я у пацана.

— А-а, — немного заикаясь, ответил он: — Ищу па-ап-ку!

Я, признаться, не знал, что ответить мальчугану на его слова, и как-то машинально выпалил:

— А ты не грусти. Твоего папку я вчера в бою видел. Ох и крепко же он лупил фашистов. Вот герой так герой!

Обнял я мальчика и отдал ему гостинцы. Пацан долго смотрел на них и неожиданно для всех раненых закричал:

— Мой па-ап-п-ка жив, жив! Жив мой па-ап-ка!

Никогда я до этого не плакал, а тут как-то сами по себе слезы потекли по моим щекам.

Николай Вертяков. Будь проклята!

Постучалась война и в наш дом. Первым ушел в армию старший брат Кирилл. Высококвалифицированный тракторист и комбайнер, он попадал под бронь, но предпочел фронт, где требовались подготовленные бойцы.

Вслед за Кириллом один за другим ушли на фронт еще три брата: Петр, Павел и Валентин. Петр получил тяжелую контузию, Павел погиб. Валентин в восемнадцать лет после тяжелого ранения лишился ноги. Погибли и три младших брата отца — мастеровые, крепкие мужики — Павел, Максим и Никита. Несмотря на солидный возраст, отец тоже, третью по счету, прихватил и Отечественную…

До войны в нашем Азимгане насчитывалось почти сто дворов. И не было ни одной семьи, которой война не коснулась бы своим черным крылом. И дрались наши земляки отменно, били лютого врага с такой же крестьянской сметкой, как и работали. Приведу лишь один пример. Наш земляк летчик-испытатель гвардии капитан Григорий Иванович Филатов совершил в годы войны подвиг, равного которому не было. Потеряв после тяжелого ранения правый глаз, он не только снова поднялся в небо, но сбил еще шесть вражеских стервятников, доведя общий счет до восемнадцати, стал Героем Советского Союза.

…Вся тяжесть военного лихолетья в тылу легла на плечи стариков, женщин, детей. Нужно было кормить не только себя, свои семьи, но и снабжать фронт. Недоедали, недосыпали, мерзли в худой обувке и рваной одежонке, но не падали духом, знали, что там, на фронте, наши отцы и братья ведут смертельный бой с фашистскими захватчиками. И им нужна повседневная помощь, дать которую могли только мы.

А мы, подростки, должны были учиться. Закончится война (а в нашу победу мы верили), стране потребуются опытные специалисты, мастера дела. И хотя писали на газетах и негодной бумаге самодельными чернилами, хотя на весь класс были один-два учебника, но знания получали глубокие. И тяга к знаниям была. Не ради похвальбы скажу: я, например, после войны экстерном окончил педучилище, а затем заочно институт. И таких было много. Но это так, к слову…

А между тем в село наше поступали «похоронки». И разносить их приходилось автору этих строк. Я учился в школе и работал почтальоном. Меня, тринадцатилетнего мальчишку, ждали в каждом доме. Ждали и боялись: что я принесу? Или треугольник с радостным сообщением, или конверт с казенным штемпелем и незнакомым почерком. А в семье четверо или пятеро детей. Была надежда: закончится война, вернется с фронта отец — и заживем счастливо. И вот теперь этой надежды больше нет. Как жить дальше? Не потому ли я до сих пор помню всех погибших своих земляков, с содроганием вспоминаю те безутешные слезы и причитания их матерей, жен и детей.

Будь проклята война!

В. Псурцев. Минеры в… семнадцать лет

Шел военный сорок четвертый. После разгрома врага на Курской дуге фронт отодвинулся на запад. Жители сел и деревень нашей области возвращались на родные земли. Пригревало весеннее солнышко, парила земля, куда ни глянь — глаз радовали плодородные поля. Наголодавшимся в оккупации людям не терпелось приступить к севу. Однако…

Посреди мирной тишины то здесь, то там раздавались взрывы: отступая, враг буквально нашпиговал смертоносными минами курскую землю. Гибли в первую очередь дети.

Невпроворот работы саперам, да где взять их? Бойцам инженерных частей некогда было задерживаться в тылах, их фронтовое дело — обеспечивать дороги наступления. И тогда «излечивать» землю в освобожденных областях Родина призвала семнадцатилетних мальчишек.

Мы, допризывники, получили военкомовские повестки. Прибыв в Курск, узнали, что зачислены в специальные отряды по разминированию. Нас одели в военную форму, поставили на продуктовое довольствие.

Прошли краткосрочный курс обучения. Его вела женщина — младший лейтенант Комок. В первых числах апреля выехали в Дмитровский район.

Сорок парнишек да наш командир — младший лейтенант И. Ковалев. До станции Камаричи ехали поездом. А дальше — семьдесят километров — пешим строем. Под строевые песни.

Вскоре повели отсчет обезвреженным минам.

В один из дней разминировали балку, поросшую негустым орешником. Как сейчас вижу это место. Я прочесывал траву на дне балки, мои товарищи — Митрохин и Быстров — наверху. И вдруг — взрыв, крик Феди Митрохина. Подбегаем к нему, видим: парнишке оторвало кисть правой руки, опалило глаза. Вынесли раненого с минного поля, кликнули санитарку нашей команды Шуру Силакову. Перебинтовали Митрохина, отправили в райбольницу. Слава богу, Федя вскоре снова стал видеть.