И вблизи и вдали - Городницкий Александр Моисеевич (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Оба итальянца тоже внимательно слушают перевод этих наставлений и лица их полны серьезности.
И вот - первый день погружений. Все как будто готово. Выбраны места спуска. "Аргус", сверкая свежей бело-алой краской, уже стоит на кормовой палубе. На рубке надпись "Академия наук СССР". Экипаж занят последними приготовлениями. На воду спускается мотобот с резиновой лодкой для пересадки экипажа и группой обеспечения, в которую входят наши водолазы. К "Аргусу" прикрепляют трос и осторожно опускают его за корму. Виталий Булыга прыгает из лодки на скользкую яйцеобразную обшивку аппарата и ловко "отдает" крюк с тросом. Теперь "Аргус" полностью автономен. Все три пилота - один за другим - скрываются в люке. Первое погружение - пробное, техническое. Второе - уже рабочее. Я стою в рубке "Витязя", рядом с вахтенным штурманом, и мне хорошо слышны переговоры по "подводному телефону": "Витязь, я Аргус. Проверку систем закончил. Глубина по эхолоту аппарата 95 метров. Люк задраен. Прошу разрешить погружение". Капитан отвечает: "Аргус, я Витязь. Слышу вас хорошо. Погружение разрешаю". Яркое сверкающее на солнце белое яйцо с красным поплавком аварийного буйка начинает тускнеть, медленно уходя в воду. Вот уже только краешек рубки торчит из воды. Вот и он скрылся, как будто не было никакого аппарата. Только в динамике звучит голос Виталия: "Витязь, я Аргус. Глубина 30 метров, продолжаю погружение".
Дальше, однако, слушать некогда, следующее погружение - мое.
Захожу в каюту к начальнику экспедиции. Он вручает мне кальку-схему с намеченным маршрутом и дает последние наставления: надо погрузиться на склоне горы и двигаться снизу вверх к ее вершине, внимательно осматривая, описывая и фотографируя скальные выходы пород. Необходимо наметить место работы для водолазов. Надо также, если удастся, взять образцы пород. Мы еще не закончили разговор, когда за иллюминатором застучал мотор приближающегося мотобота. Я хватаю кальку с картой и вскакиваю из-за стола. Мой собеседник недовольно морщится: "Да что ты ее схватил, как сторублевку? Не спеши, не все еще обговорили". Дальнейший мой маршрут лежит на камбуз. Здесь мне вручают бачок с дымящимися котлетами - обед для экипажа, который состоится на дне Тирренского моря. Надо еще успеть переодеться, точнее - раздеться, так как в аппарате жарко. Наконец, я прибываю в "ландспорт" - это специальное помещение на борту, недалеко от кормы, откуда обычно высаживают в шлюпки. Мотобот, взревев двигателем, резко стартует от борта "Витязя" и, оставляя за собой пенный след, несется по длинным и плоским волнам туда, где сверкает на зеленом фоне яркая точка, рубка уже всплывшего Аргуса".
Люк открыт, пилот, высунувшись из рубки, машет нам рукой. Подходить вплотную опасно, так как волна может навалить мотобот на аппарат и повредить его хрупкие системы. Поэтому за борт выгружается резиновая надувная лодка. Несколько ударов короткого деревянного весла - и мы возле "Аргуса". Смена экипажа - пилот ловко прыгает в лодку, а я, ухватившись за край рубки, пытаюсь перебраться на "Аргус". Это непросто - босые ноги скользят по мокрой покатой обшивке корпуса. Наконец, завершив пересадку, передаю в люк вещи и втискиваюсь сам, попадая таким образом в обитаемый отсек. Встаю ногой на кресло и, стараясь не задевать Вострые углы, проскальзываю в самый низ, на дно отсека, где перед нижним иллюминатором лежит тюфяк. Это мое рабочее место. Ложусь на правый бок и осматриваюсь. Прямо надо мной торчат босые ноги экипажа - Виталия Булыги и Сережи Холмова. Выше, за толстым стеклом иллюминатора, в желтизне дробящихся волн, ослепительно вспыхивают солнечные лучи. На уровне глаз-два нижних иллюминатора, за которыми качается ярко-бирюзовая вода с серебряными пузырьками. Правое плечо упирается в пульт с рядом тумблеров. Это включение забортных прожекторов и других электрических систем. Под правым локтем микрофон магнитофона, рядом, на резиновом шланге, спусковой крючок подводной фотокамеры. Стоит нажать на него - и следует ослепительная фотовспышка. Слева, недалеко от тюфяка - два аварийных противогаза. Люк задраен. Холмов включает микрофон подводного телефона: "Витязь, я Аргус. Прошу разрешить погружение". В ответ слышится: "Аргус, я Витязь. Погружение разрешаю". Солнечный свет в иллюминаторе начинает гаснуть. Аппарат поскрипывает. Капли соленой воды из-под люка падают мне на спину. Вплотную приникаю к стеклу. Мелкие пузыри воздуха стремительно проносятся кверху. Рядом с ними медленно перемещаются вверх большие белые хлопья, похожие на снег. Вспоминаю, как во время моего первого погружения в Тихом океане я спросил у командира аппарата: "Саша, почему они всплывают?" — и он насмешливо ответил: "Это планктон. Не он всплывает, а мы погружаемся".
В отсеке снова звучит голос Холмова: "Витязь, я Аргус. Глубина сорок метров. Продолжаю погружение". Снова две холодные капли обжигают разгоряченную спину. И опять вспоминаю 78-й год. Это было время, когда специализированных судов-носителей подводных аппаратов еще не было, и "Пайсис" опускался прямо с борта "Дмитрия Менделеева". Мне с большим трудом удалось попасть в число научных наблюдателей. Уже опытные подводные пилоты Александр Подражанский, Анатолий Сагалевич и Владимир Кузин относились к нам, новичкам, покровительственно и несколько насмешливо. Еще бы - у них за плечами были многочисленные погружения у берегов Канады и на Байкале. Об этом писали все газеты. Они были настоящими героями, подводными "волками", а мы - робкими "чечако". Тогда погружения на "Пайсисах" в океане только начинались. Аппараты, не имевшие специальных помещений на судах, стояли просто на верхней палубе, что не улучшало их состояния. Иногда поэтому возникали отказы разных систем.
Инструктируя нас, пилоты строго предупреждали, что в обязанности подводного наблюдателя входит прежде всего следить за неполадками в электросети (короткое замыкание может привести к пожару - так уже погиб один американский экипаж), за герметичностью обитаемого отсека (водяная тревога) и за системой очистки отсека от углекислого газа. Обо всех нарушениях надо срочно докладывать командиру. Мы должны также научиться управлять аппаратом, чтобы "в случае, если два других члена экипажа выйдут из строя, обеспечить его всплытие". Инструктируя меня, Саша Подражанский сказал: "Ну, это-то вряд ли понадобится, в случае чего, ты первый загнешься". И улыбнулся: "Ну что, нагнал на тебя страху? Пойдем лучше выпьем".
"Во время первого погружения, — говорят пилоты, — от наблюдателя проку мало - он обалдевает". Действительно, в это время находишься в состоянии, "близком к эйфории". Я как-то спросил одного из наших солидных ученых, первый раз в жизни участвовавшего в погружениях, о его впечатлениях. "Понимаешь, — ответил он мне, — когда задраили люк и аппарат стал погружаться, и все вокруг как-то странно заскрипело и закачалось, я подумал:
"Господи, и зачем я сюда залез, чего мне в жизни не хватало?" "Молодец, что не врешь, — засмеялся я, — со мной в первый момент было то же самое".
Так вот, во время первого погружения на "Пайсисе" в Тихом океане, на атолле Хермит, я старался ни в коем случае не показывать своего волнения и в то же время внимательно следить за всем, что грозит аварийной ситуацией. Помнится, мы уже легли на грунт на склоне океанского вулкана на глубине 400 метров, и я только начал, про все позабыв, увлеченно диктовать на магнитофон первые наблюдения, как вдруг мне на спину что-то капнуло. Я поднял голову, и в лицо мне брызнула вода. Вглядевшись, я, несмотря на жару, похолодел: от крышки люка в верхней части отсека, медленно змеились струйки.
"Саша, вода", — окликнул я командира казалось бы спокойным, но, как выяснилось, сдавленным голосом. "Не бери в голову", — ответил он, не оборачиваясь и не отрывая рук от рычагов управления. Оказалось, что при погружении подводный аппарат попадает из теплых верхних слоев океанской воды в нижние - холодные. Из-за охлаждения внутри обитаемого отсека образуется конденсированная вода. Новичков об этом не всегда предупреждают - то ли по забывчивости, то ли чтобы испытать их "на прочность".
