Леонид Красин. Красный лорд - Эрлихман Вадим Викторович (чтение книг TXT, FB2) 📗
Разгребая завалы дел, накопившиеся в наркомате за время его отсутствия, он работал дни напролет и писал Тамаре: «Я дома лишь утром и вечером, а обедаю около 5 ч. в Кремле. Даже в кинематограф не смог еще ни разу собраться, не говоря о театре или чем-либо подобном. Раза два вечером бывал на парадных обедах по случаю приезда то каких-то американских сенаторов, то рейхсканцлера Вирта, — их теперь несет к нам целыми тучами: становится модой ездить в Сов. Россию». Ему уже исполнилось 53 года, но он не хотел ограничивать ни свое рабочее время, ни график передвижений: в сентябре он был в Берлине, где родилась его младшая дочка Тамара, потом опять вернулся в Москву, а уже в октябре уехал в Лондон сдавать дела торгпредства и оставался там до ноября.
Не успел он вернуться на родину, как международные события опять потребовали его возвращения к роли дипломата. В январе 1924 года консерваторы в Англии потерпели поражение на выборах и к власти впервые пришли лейбористы, позиционировавшие себя как рабочая и даже социалистическая партия. Это вызвало в Советском Союзе бурный всплеск надежд, связанных в том числе с установлением дипломатических отношений между двумя странами. Действительно, 1 февраля новое правительство Рамсея Макдональда признало СССР де-юре, хотя тут же оговорилось, что дипломатические связи будут осуществляться в статусе поверенных в делах, а не послов. Однако Красин положительно оценил это решение, как и предложение Макдональда создать англо-советскую комиссию для решения спорных вопросов. Вновь ожили надежды на английские займы, но они не оправдались, да и просуществовало правительство лейбористов в тот раз недолго.
Тогда же Красину пришлось заниматься еще одним непростым делом. Третьего мая 1924 года немецкий коммунист Йозеф Бозенгардт, скрываясь от полиции, укрылся в здании советского торгпредства, но полиция ворвалась туда следом за ним и устроила обыск. Советский полпред Н. Крестинский немедленно закрыл торгпредство (что вело к прекращению всех торговых отношений между странами) и выразил решительный протест правительству Германии. В те же дни (21–31 мая) в Москве проходил XIII съезд партии — как уже говорилось, он впервые за долгое время избрал Красина членом ЦК. Выступая на съезде, он в непривычно жестком для него тоне осудил поведение немецких властей, представив инцидент как покушение на его любимую внешнеторговую монополию. Он говорил: «На карте стоят добрые отношения России и Германии, на карте стоит экономическое сотрудничество этих двух стран, которые по объективным условиям как бы созданы друг для друга. Мы обязаны предостеречь германское правительство, указать ему, что оно играет с огнем».
Любовь Красина с мужем — бароном д’Астье де ля Вижери. 1950 г. [Семейный архив К. д’Астье]
На последнем съезде партии, в котором он участвовал, Красин фактически поставил ультиматум Германии, угрожая не только отказаться от подписания нового договора о торговле, но и прекратить с ней торговые отношения, которые, как он указал, были в тот период более выгодны Берлину, чем Москве. На другой день Литвинову как заместителю наркома по иностранным делам пришлось даже вызвать к себе немецкого посла и успокоить его. Однако Красин ставил целью не напугать немцев, а добиться от них давно желаемых уступок, а именно обеспечения советской торговой миссии те же права экстерриториальности, которыми пользовались посольства. После долгих переговоров 29 июля было наконец подписано соглашение, предоставляющее такие права торгпредству в Германии. Это стало прецедентом для других стран, вскоре предоставивших торгпредствам СССР такие же привилегии.
Катя Красина. Фотограф Фрэнсис Гудмен. 1933 г.
Между тем инициатива Макдональда вызвала целую волну признания Советского Союза. Италия сделала этот шаг, обещанный Муссолини Красину, 7 февраля. Всего через месяц после этого за ней последовали Норвегия, Австрия, Греция и Швеция. Наметился прогресс и в отношениях с Францией: 30 октября левоцентристское правительство Эдуара Эррио также признало СССР, а 4 ноября сообщило Москве, что хочет видеть в роли полпреда в Париже не кого-то, а Красина.
Леонид Борисович сыграл большую роль в принятии решения о признании — 6 июля 1924 года он прибыл из Берлина в Париж, где общался с рядом политиков, включая Эррио. Франция и французы Красину не слишком нравились, поэтому своему назначению полпредом он был весьма удивлен. Даже сетовал на то, что эту должность отдали не Раковскому, известному франкофилу, а ему, кому всегда больше нравилась Англия. Но раз работа поручена, за нее надо браться.
На парижский вокзал Гар-дю-Нор он приехал на поезде из Берлина 4 декабря. Там его ждали сотни, если не тысячи людей — работавшие во Франции граждане СССР и французы, среди которых было много сторонников коммунизма. Встречать Красина пришел и Владимир Маяковский, знакомый с ним еще с довоенных времен; они жили на соседних дачах в Куоккале. Потом, уже после смерти Красина, поэт написал:
Речь идет о Жаке Дорио, политике-коммунисте, игравшем самую активную роль во встрече Красина. Позже он поссорился с СССР и стал столь же ярым поклонником фашизма. А тогда у советского полпреда были другие недоброжелатели: вскоре после прибытия, 11 декабря, прямо у посольства его едва не застрелила русская эмигрантка Мария Диксон (Евгеньева), которую суд признал душевнобольной. Об этом событии узнал весь мир; написал о нем в своем дневнике и писатель Михаил Булгаков: «Приезд monsieur Красина ознаменовался глупейшей в „style russe“ историей: полоумная баба, не то журналистка, не то эротоманка, с револьвером приходила к посольству Красина — стрелять. Полицейский инспектор ее немедленно забрал. Ни в кого она не стреляла, и вообще это мелкая, сволочная история. Эту Диксон я имел удовольствие встречать не то в 22-м, не то в 23-м году в милой редакции „Накануне“ в Москве, в Гнездниковском переулке. Толстая, совершенно помешанная баба. Выпустил ее за границу pе re (папаша. — В. Э.) Луначарский, которому она осточертела своими приставаниями».
Виктор Окс. [Семейный архив Окс]
Любовь Васильевна Красина, охотно игравшая в Лондоне роль торгпредши, перебралась в Париж вместе с дочками, чтобы с еще большим удовольствием играть роль супруги посла. Для начала она занялась обновлением (конечно, за счет Советского государства) убранства в обветшавшем здании русского посольства на рю Гренель. Она так описывала жизнь своего мужа в Париже: «К девяти утра Л. Б. уже работал в своем кабинете. После чтения почты он получал отчеты за прошедший день от отдельных подразделений по торговле и другим делам. Иногда по утрам он принимал представителей других стран, желавших получить достоверную информацию о положении в России. По вечерам он часто посещал официальные приемы, на которых должен был присутствовать по статусу. Эта часть его обязанностей не доставляла ему никакого удовольствия, и он говорил: „Вот почему мне гораздо больше нравится работать в Англии, а не во Франции. Француз ничего не может сделать, не устроив сперва банкет. Прежде чем заключить какую-нибудь сделку, нужно съесть как минимум два громадных ужина вместе с людьми, с которыми ведешь переговоры. Еда там вкусная, но для меня это смерть!“»
