Воспоминания дипломата - Новиков Николай Васильевич (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
В Румынии в описанный период развертывались события, значительно укрепившие антивоенное и антифашистское движение. 1 мая 1944 года румынская компартия договорилась с социал-демократами о создании Единого рабочего фронта. Вскоре после этого руководимый компартией Патриотический антигитлеровский фронт достиг соглашения с буржуазной политической группировкой Татареску о совместных антифашистских действиях. Расширяя фронт антивоенных организаций, компартия начала также переговоры с дворцовыми кругами и лидерами национал-либеральной и национал-царанистской партий. В ночь с 13 на 14 июня состоялось совещание, на котором присутствовали несогласные с политикой Антонеску генералы и старшие офицеры. Совещание рассмотрело план вооруженного восстания, разработанный компартией. Тогда же был назначен Военный комитет. 20 июня было подписано соглашение о создании Национально-демократического блока, в который вошли коммунисты, социал-демократы, национал-либералы и национал-царанисты. Создание Национально-демократического блока способствовало изоляции правительства и повышало шансы на успех восстания.
Из своей сорокадневной поездки в страны Леванта я вернулся в Египет к самому началу решающих событий на советско-румынском фронте и в самой Румынии. Утром 20 августа развернулось гигантское наступление войск 2-го и 3-го Украинских фронтов, вошедшее в историю Великой Отечественной войны под названием Ясско-Кишиневской операции. В течение 10 дней была наголову разгромлена одна из крупнейших вражеских группировок, преграждавшая дорогу на Балканы, освобождена вся территория Молдавской ССР, заняты все восточные и часть центральных районов Румынии, включая районы нефтяных промыслов.
21 августа, приехав из Александрии в Каир, я первым же делом связался с «каирскими румынами», как мы в посольстве иногда именовали Б. Штирбея и К. Вишояну. Оба были очень растеряны, даже напуганы; им, видимо, мерещилось, что Румыния уже погибла. Новых указаний из Бухареста в последние дни они не имели, если не считать телеграммы Маниу от 20 августа с очередным стереотипным требованием добиваться направления в Румынию англо-американского десанта.
Тем временем мощные удары Красной Армии по немецкой группе армий «Южная Украина» воодушевили патриотические силы Румынии, готовившие свержение режима Антонеску. 24 августа Каирское радио сообщило волнующую новость о том, что вечером 23 августа в Бухаресте произошло вооруженное восстание, что правительство Антонеску свергнуто и сам он содержится под стражей. А в ночь с 24 на 25 августа Московское радио передало Заявление Наркоминдела СССР в связи с событиями в Румынии, в основном повторявшее правительственное заявление от 2 апреля и условия перемирия от 12 апреля.
Получил я наконец важные известия и от «каирских румын». Утром 24 августа князь Штирбей посетил меня в посольстве и взволнованным голосом сообщил, что новое румынское правительство во главе с генералом К. Санатеску решило заключить перемирие с Советским Союзом и изгнать германские войска с румынской территории. Правительство Санатеску рассматривает его, Штирбея, и Вишояну как своих официальных уполномоченных и поручает им как можно скорее заключить перемирие, приняв советские условия. Позднее, в этот же день, он получил инструкцию правительства, предлагавшую румынским уполномоченным добиваться, чтобы в советские условия перемирия был включен пункт о некой «свободной зоне» вокруг Бухареста, куда наступавшие войска Красной Армии не имели бы доступа. Но обсуждать с румынскими делегатами эти вопросы в Каире мне уже не пришлось.
25 августа вечером я получил из НКИД предписание срочно вылететь в Москву в связи с возобновлением переговоров о перемирии – теперь уже на правительственном уровне, в Москве. Мне также поручалось предложить Штирбею и Вишояну вылететь вместе со мной для участия в новом туре переговоров, о чем я и сообщил им в субботу 26 августа.
Суббота и воскресенье были не самыми удачными днями для срочного согласования вопросов о визах, о воздушном транспорте и т. д. Однако в конце концов все утряслось, правда не без серьезного нарушения жестких официальных правил и инструкций как со стороны нашего посольства, так и английских властей. Чего не сделаешь во имя военной необходимости!
В понедельник 28 августа английский бомбардировщик, превращенный на один рейс в пассажирский самолет, доставил меня и моих румынских спутников в Тегеран. Здесь нам не повезло: Эльбурсский хребет был окутан низкой облачностью и самолеты на Баку не летали. Пришлось в Тегеране задержаться. Работники советского посольства устроили меня в загородном отеле «Дербенд», расположенном в живописном горном ущелье, а заботу о Штирбее и Вишояну взяли на себя англичане. Не улетели мы и на следующий день. До чего же томительно было торчать целый день в отеле, с минуты на минуту ожидая сигнала к выезду на аэродром! И это в момент, когда спешишь по неотложному делу!
Вылетели из Тегерана лишь 30 августа в полшестого утра советским самолетом. В пути от Баку до Москвы мои румынские спутники не проявляли особого любопытства. Только над Сталинградом несколько оживились и пристально вглядывались в развалины еще не восстановленного города. Вообще по преимуществу они пребывали в состоянии подавленности, да еще испытывали беспокойство из-за того, что перед отъездом из Каира не успели получить от нового правительства детальных инструкций для переговоров. Я заверил, что в Москве их обеспечат связью с Бухарестом. Ведь, судя по сообщениям радио, советские части уже должны были вступить в румынскую столицу.
В Москву мы прибыли в 17 часов 20 минут. В Центральном аэропорту я передал своих румынских спутников на попечение сотрудников Протокольного отдела НКИД и Отдела внешних сношений Наркомата обороны. От них же узнал, что накануне из Бухареста прилетела еще одна группа румынских представителей во главе с министром юстиции Л. Патрашкану и вице-министром внутренних дел генералом Д. Дэмэчану. На другой день в газетах было напечатано сообщение под заголовком «Румынские дела», в котором извещалось о прибытии в Москву румынской правительственной делегации и перечислялись все делегаты, без уточнения, кто откуда приехал. При этом фамилии Штирбея и Вишояну фигурировали в самом начале перечня – за ними, как за делегатами со стажем, признавался приоритет.
Из аэропорта я буквально на две минуты заехал на свою московскую квартиру, только для того, чтобы оставить там вещи, – в наркомате меня ждали. «Едва бросив вещи дома, – записывал я вечером 1 сентября в дневнике, – я примчался, небритый и неумытый, в наркомат, где меня уже повсюду разыскивали, чтобы отвести к наркому. Приниматься за работу пришлось немедленно. Хорошо еще, что в полете я чувствовал себя прилично. Сегодня я уже третий день без передышки занимаюсь делами, ради которых был вызван сюда. Дважды был у наркома. Через десять минут еду в Кремль на свидание с ним в третий раз».
Вовсю шла работа над проектом соглашения о перемирии. Первоначальные, апрельские условия перемирия, изложенные в тезисной форме, теперь надлежало сформулировать в виде конкретных пунктов дипломатического документа, с учетом новых военных и политических обстоятельств.
Для его подготовки и согласования с представителями союзных держав, а также для переговоров с румынами была назначена делегация во главе с В. М. Молотовым. От НКИД СССР в нее вошли А. Я. Вышинский, И. М. Майский и я, от НКИД УССР – Д. З. Мануильский. Советские Вооруженные Силы были представлены генерал-майором В. П. Виноградовым и контр-адмиралом В. Л. Богденко. Участие военных в разработке проекта было абсолютно необходимо: ведь из 20 пунктов соглашения добрая половина предусматривала мероприятия военного и военно-административного порядка.
Помимо вопросов военного и политического характера в проекте затрагивались и финансово-экономические вопросы, требовавшие консультаций с соответствующими ведомствами. Вся эта подготовительная работа выливалась в многочисленные совещания, встречи, телефонные разговоры. А когда проект был в основном разработан, начались совещания советской делегации с представителями США и Англии. От США на этих заседаниях присутствовали американский посол в Москве, всегда хмурый Аверелл Гарриман и советник-посланник Джордж Кеннан, хмурый не менее своего шефа. Англию представлял посол Арчибальд Джон Кларк Керр. Союзники были настроены в общем очень уступчиво, благодаря чему текст проекта был согласован с ними почти без трений.
