Одиссея мичмана Д... - Черкашин Николай Андреевич (читать книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Арабы знали, что русские, несмотря на золотые погоны, были так же бедны, как и они сами. Это вызывало невольное расположение туземцев к пришлым изгнанникам. Мы были бедные среди бедных. Но мы были свободными! Понимаете? Я говорю об этом безо всякого пафоса. Ведь мы, и в самом деле, не испытывали того страха, который пожирал по ночам наших соотечественников у себя на родине. Они, а не мы, боялись, что ночью войдут в твой дом, перероют вещи, уведут невесть куда. Мы могли говорить о чем угодно, не опасаясь чужих ушей, доносов в охранку. Нам не надо было прятать иконы – это в мусульманской, заметьте, стране. Нас не морили голодом в политических целях, как на Украине. Слово «Гулаг» я узнала только из книг Солженицына.
Мы были бедны, порой нищи. Мой отец мастерил байдарки и мебель. Адмирал Беренс, герой «Варяга», на старости лет шил из лоскутков кожи дамские сумочки. Но никто не повелевал нашими мыслями. Это великое благо – думать и молиться свободно.
Я никогда не забуду того ужаса, с каким вылезал из моего окна один советский гражданин, когда в дверь позвонил сотрудник советского же посольства. Это было в 1983 году, и мой гость боялся лишиться визы, если кто-то скажет, что он общается с белоэмигранткой.
Совсем недавно президент Туниса Бен Али вручил старейшей учительнице орден «За заслуги перед Тунисом». Она одна сделала для укрепления доверия арабов к русским больше, чем целый сонм дипломатов. Слава Богу, имя ее известно и в России.
Я знаю человека, который пришел из Севастополя на яхте в Бизерту, повторив весь путь Русской эскадры, с одной целью: поднять Андреевский флаг в том городе, где он развевался дольше всего, поднять его в тот самый день, когда он был печально спущен – 29 октября. Это сделал мой товарищ и сослуживец по Северному флоту капитан 2-го ранга запаса Владимир Стефановский. Он очень торопился успеть, чтобы символический взлет сине-крестного полотнища на мачту произошел на глазах той женщины, которая одна из всех не доживших до того дня изгнанников помнила, как его спускали, и верила, что однажды его снова поднимут. Верила все семьдесят лет и еще три года. И дождалась!
Это был воистину рыцарский жест, достойный офицера русского флота.
Потом Стефановский принимал ее в Севастополе. Из всех, кто покинул город в двадцатом году, только ей одной удалось туда вернуться.
«Я люблю тебя, Россия!» – кричала девочка с африканского мыса Блан Кап. И Россия ее услышала! И это не стилистическая фигура. Услышала, в самом деле! Правда, не сразу, спустя полвека. Мало-помалу в дом на припортовой улице Пьера Кюри стали приходить соотечественники. Расспрашивали о жизни русских в Бизерте, о судьбах черноморских кораблей… Первым, кто поведал нам о ней во всеуслышание, был телепублицист Фарид Сейфуль-Мулюков. Затем по голубым экранам прошел фильм Сергея Зайцева о Ширинской. Снял свою ленту о ее судьбе и Русской эскадре тунисский режиссер. В «эпоху гласности» Бизерту и ее «последнюю могиканку» открыли для себя и своих читателей многие газеты и журналы. В год 300-летия российского флота Президент РФ наградил Анастасию Ширинскую юбилейной медалью. А два года назад она получила в российском посольстве свой первый(!) в жизни настоящий паспорт, почти такой же, какой был и у мамы – с двуглавым орлом на обложке. До этого она перебивалась беженским свидетельством, так называемым «нансеновским» паспортом. В нем было записано: «Разрешен выезд во все страны мира, кроме России». Почти всю жизнь прожила она под этим страшным заклятьем, не принимая никакого иного подданства – ни тунисского, ни французского – сохраняя в душе, как и отец, как и многие моряки Эскадры, свою гражданственную причастность к России. Именно поэтому известный французский журнал назвал Ширинскую «сиротой великой России».
Теперь она не сирота. Эхом тех давних девчоночьих возгласов с Белого мыса вернулось Ширинской и ее гражданство, и награды, и многочисленные приглашения на родину, и целая стая писем, прилетевших в Бизерту из всех уголков России, даже из Магадана. Ей желали здоровья, расспрашивали, звали в гости… Народ у нас отзывчивый. С недавних пор начался поток визитеров на улицу Пьера Кюри. Даже за время моих недолгих встреч с Ширинской я каждый раз знакомился в ее гостиной то с военно-морским атташе России, то с предпринимателями из Санкт-Петербурга, то с историком из Москвы… Она всех принимает по-русски – под иконой Спасителя с эсминца «Жаркий», с чаем и пирогами, которые печет сама, несмотря на годы.
Чем она занята еще в свои 89? На ее попечении безработный 55-летний сын. Помимо обычных домашних забот, она готовит русское издание своей мемуарной книги. Переводит на французский язык русские романсы. Ищет спонсора для перевода тунисского видеофильма о Русской эскадре на более долговечную кинопленку. Хлопочет о восстановлении русских могил на муниципальном кладбище, выплачивая из пенсии по десять динаров сторожу за добрый присмотр. Собирается на Украину в Лисичанск к подруге детства Оле, которой сейчас уже за девяносто и которая сказала ей: «Не стану умирать, пока не повидаюсь с тобой».
Ширинская уже побывала там недавно. На месте родного дома с белыми колоннами – школа.
– Но мне стало теперь много легче. Ведь тот дом, который мне столько снился, уже больше не уходит от меня.
В свои без малого 90 она воительница, железная леди, человек действия.
Выпустила в московском Воениздате книгу своих воспоминаний «Бизерта. Последняя стоянка». Это в наше-то время выпустить книгу, да еще прилететь в Москву на презентацию! Она это сделала – прилетела и достойно представила и книгу, и себя, и Русскую эскадру в Бизерте. А потом улетела обратно – с осенними перелетными птицами. Я провожал ее, и невольно вспомнилась старая песня:
Жила-была девочка. Звали ее Настя… Она выбегала на мыс Кап Блан и, оборотившись в сторону Севастополя, кричала в бурное чужое море: «Я люблю тебя, Россия!»
Россия услышала ее спустя семьдесят семь лет и прислала ей большой корабль под белыми парусами – барк «Георгий Седов». Это случилось под Рождество 2000 года. Молодые люди в белых форменках, почти таких же, какие носили здешние гардемарины Морского корпуса, пришли к ней в дом и пригласили ее, поседевшую Ассоль, к себе на парусник.
Она единственная из «русского Карфагена» дождалась этот корабль…
Кресты под пальмами
Давно исчезла, изошла Русская эскадра, оставив по себе в Бизерте лишь белый кристалл памяти – храм, на мраморной доске которого выбиты имена кораблей да нестройный ряд каменных крестов на городском кладбище.
Терновый венок – символ белого движения. Терновые венцы из зарослей африканских колючек возложила на плиты заброшенных могил сама здешняя природа. Под ними лежат русские моряки – адмиралы, капитаны всех рангов, начальник кадетского морского корпуса, командиры больших и малых кораблей. Догадаться о том можно с большим трудом: плиты разбиты, надписи стерлись, кресты повалены. А рядом – ухоженный участок сербских солдат. А дальше – великолепные мемориалы американских, английских, французских воинов, павших в боях за Бизерту в годы второй мировой.
Правда, весной 1999 года трудами сотрудников российского посольства в Тунисе на здешнем кладбище поставлен мраморный памятный знак в честь моряков Русской эскадры и всех россиян, погребенных в тунисской земле. Но он не решает проблемы. Зияющие могилы на бизертском кладбище по-прежнему взывают к нашей совести.
Там же в Бизерте возникла вполне осуществимая идея: создать в заброшенном склепе-часовне генерал-лейтенанта флота Владимира Попова пантеон памяти моряков Русской эскадры. Для этого необходимы мраморные доски с именами адмиралов, офицеров, матросов, мозаичная икона, лампада и хороший замок на железной двери от вандалов. Но все решилось проще.
