Справедливость силы - Власов Юрий Петрович (бесплатные версии книг TXT) 📗
Нечего и говорить, что данные принципы, не являясь догматическими, незаметно становились достоянием всех. Уже к середине 60-х годов тренировка сборной команды не имеет ничего общего с той школой, которая еще несколько лет назад господствовала в тяжелой атлетике.
Именно в те годы свою школу создает Рудольф Плюкфельдер. Еще в пору своих активных выступлений он становится знаменитым тренером, воспитателем прославленнейших атлетов, автором самостоятельных и оригинальных приемов тренировки. В отечественной тяжелой атлетике ему нет равных по количеству подготовленных мастеров спорта, чемпионов страны, мира и Олимпийских игр. Знания его и опыт поистине уникальны.
Новые методические приемы становятся достоянием атлетов Польши, Венгрии, Японии…
Конечно, со временем знания о тренировке необозримо возросли, но то были первые шаги. И тогда такие знания уже давали определенные и весьма существенные преимущества.
Это был наш уровень осознания тренировки, сейчас кажущийся наивным, кое в чем и ошибочным.
Трагедией спорта оказалось приложение к тренировкам так называемых восстановителей силы (медицинских препаратов).
При употреблении этих гормональных препаратов по многу лет – в дозах, катастрофически превышающих терапевтические,– восстановительные возможности организма, а вместе с ними и сила, изменяются чрезвычайно. Организм все время находится под мощным непрерывным воздействием препаратов. Их действия таковы, что ненужными становятся не только знания тренировок, но даже природная одаренность.
Для атлетов сверхтяжелого веса теперь прежде всего имеет значение собственный вес. Этот прирост мышечной ткани и собственного веса, уже далеко не всегда мышечного, обеспечивают различного рода препараты, "химия", как говорят атлеты. И уже не знания природы силы, не опыт, а умение подобрать химические препараты определяет успех в тренировках. Тренер-педагог в значительной степени вырождается в тренера-фармаколога. Происходит разрушение знаний, накопленных тяжелой атлетикой, по всем направлениям. Торжествуют подлог силы и имеющие мало общего с истинной природой силы знания.Уже не природная одаренность и мужество определяют преимущество атлета, а обладание более совершенным ("плодовитым") и наиболее неуловимым для контроля химическим препаратом.
Справедливость силы…
Применение химических препаратов сделало несопоставимыми две эпохи силы: допрепаратную и послепрепаратную. Рубеж между ними пролег где-то по 1968 году. Нелепо сравнивать результаты этих двух эпох силы. Они несопоставимы – и эпохи, и сила этих эпох.
В книге рекордов Гиннеса приводится диаграмма роста рекордов в тяжелой атлетике за всю ее историю. Если не принимать во внимание взрыв результатов с конца 60-х – начала 70-х годов, вызванных тотальным обращением к химическим препаратам, самый внушительный взлет рекордов приходится на 1960-1964 годы-время моих рекордов и рекордов моих товарищей. И это убедительно доказывает правоту нашего времени, нашего пути освоения природы силы.
Препараты, победы (победитель всегда прав, успех не пахнет), выгоды, блага, молчание вокруг неправды…
Но любовь, страсть – выше благоразумия, расчета, выгоды и даже славы. Это великое, огненное чувство. И я верю, что все же оно, и только оно, в основе всех свершений в спорте.
Глава 111.
Забавен жаргон атлетов.
Мой первый тренер широчайшую мышцу спины называл "крылышками". И это очень точно. Слева и справа от плеч она наискосок опускается к пояснице, будто сложенные крылья.
Другие атлеты называют эти мышцы "боковиками".
Эти "крылышки" ("боковики") особенно крупными были у Саши Курынова, а он ведь совершенно не занимался культуризмом. Это были природой данные могучие напластования трепетных мышц.
Шею атлеты, особенно борцы, называют "хоботом".
Мышцы не тренируют, а "качают". Если мышцы особенно развиты, говорят: "Раскочегарил лапы". Рекорд никогда не бьют, а только "снимают". Мускулы называют только мышцами. И классические упражнения, к примеру, не тренируют, а "садятся на классику". И мышцы не утомил, а всегда только – "забил". И позвоночник не болит, а "закусило спину". И вес не вырвал, не вытолкнул, а "заправил". И на штанге не 250 кг, а "полтинничек", и не 220, а "двадцатничек", названия сотен килограммов всегда опускаются. И не пойду в зал на тренировку, а "поработаю", "покачаюсь". И не болезненная усталость переутомленных мышц, а "крепатура".
И сколько же таких выражений, точных, острых и почти всегда – ласково-насмешливых!
Глава 112.
Не спешить… Если бы все зависело от нас. Расчетливо, неторопливо выгребать силу, добывать, не подчиняясь необходимостям выступлений для зачета, указаниям календаря. Если бы…
Так трудно, почти невозможно было получить право самому определять, какие соревнования тебе необходимы.
Из-за этого проклятого календаря я не смел растренировываться в темповых упражнениях – работа совершенно лишняя в черновой этап тренировок, когда валишь силу, добываешь ее в тяжком труде на "подсобках".
При наборе силы атлет должен быть свободен, не опасаться за скованность и потерю скоростной реакции – первые и неизменные спутники массированных нагрузок. В такую работу разумно впрягаться надолго – я мечтал о нескольких годах. Я бы подчинил тренировки заданным режимам, вызывая к жизни все новую и новую силу, выкраивая ее из дней, месяцев работы, преобразуя мышцы, перетряхивая всю "природу организма", взводя его на все новые, более мощные энергетические обороты.
А вся мелочь обязательных зачетных соревнований требовала вывода из таких нагрузок, нарушения всего хода, всей естественности роста силы. И в самом деле, если соревнования, то это обязательно – месяц на сброс нагрузок, недели – на предстартовые полунагрузки, после соревнований – приводи себя в порядок – это же огромные куски времени! А ненужный нервный расход в работе перед зрителями?!
Но разве беда только в этом?
Все, что я любил, чему служил и отдавался самозабвенно, не считаясь с усталостью, срывами, болезнями, все это оказывалось смятым, ощипанным и обобранным. Тренировочный процесс, нарушенный из-за переключения на соревнования, требует повторения – повторения почти сначала, едва ли не с исходных позиций. Да и у самого этого чернового, главного для силы процесса из-за обязательности будущего выступления (а их много, они часты) – уступчивый, половинчатый характер. А ведь что за соревнования? Большинство единственно ради казенного зачета. Вот и уродуются циклы тренировок, укорачиваются, форсируются, а все это бременем – лишним бременем – ложится на организм, и без того поставленный в работу на бешеных оборотах.
Может быть, я не прав и соревнования нужны не только для казенного зачета, хотя явно достаточно таких. И, само собой, суть всего спорта не во мне, и не для меня одного создавался спорт, но отречься от мечты я не мог. Боксер Пэт Глэндон, герой повести Джека Лондона "Первобытный зверь", вытренированный без временных, субъективных натяжечных приемов, мерещился мне всю спортивную жизнь. Эх, если бы эту выдумку измерить плотью дней! Не спешить с выходом на большой ринг, помост, ковер, стадион! Найти бы такого тренера, такую душу, помешанную на мечте, черствую к выгодам, соблазнам славы,– какие чудеса можно сотворить! Я видел эти чудеса, слышал запах, шелест – вот они, эти дни, вот доподлинность этих дней!.. А дотянуться не мог.
Поздно. Я отмахал чересчур много… по ухабам тренировок, ошибкам, вечной гонке за результатом… Да и кто станет корить, коли не профессионал?..
На большом помосте мы уже не принадлежим себе. Дурно выступать я не смел. И выход напрашивался: не считаться с усталостью, пренебрегать здоровьем, работать, вздыбливая себя против всех зол и неудач…
Конечно, это путь износа. Но согласиться на другие условия я тоже не мог, а они всегда есть: тащиться, наскребывать победные результаты, довольствоваться отпущенным. Вот этим искусством я не владел – довольствоваться отпущенным,– значит, быть в холуях у случая, усталости, благоразумия сытостей, значит – смирение?..
