Братья Стругацкие - Прашкевич Геннадий Мартович (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Было бы всё это интересно и даже поучительно, если бы не одно «но»: Борис Натанович в своих офлайн интервью и «Комментариях к пройденному» дал подробные, развернутые пояснения всем главным произведениям братьев Стругацких. Где-то эти комментарии позволяют задуматься о глубинных скрытых смыслах, а где-то всё высказано до упора, и сколько ни скреби, ничего не выскребешь, если не заняться насилием над авторским замыслом, который обрисован четко и прозрачно. В отношении «Жука в муравейнике» свидетельства Бориса Натановича предельно ясны и рубят под корень любую конспирологию: «Мы писали трагическую историю о том, что даже в самом светлом, самом добром и самом справедливом мире появление тайной полиции (любого вида, типа, жанра) неизбежно приводит к тому, что страдают и умирают ни в чем не повинные люди. Какими бы благородными ни были цели этой тайной полиции и какими бы честными, порядочнейшими и благородными сотрудниками ни была эта полиция укомплектована».
Всё это, однако, не мешает повнимательнее присмотреться к тому, что представляет собой прогрессор-«подкидыш». Это интеллигент, родившийся в 38 году. У него нет корней, поскольку он отсечен от прошлого. Если примерить год рождения Абалкина на другой 38-й, перед которым еще цифра 19, то окажется, что биография интеллигента отсечена не просто от прошлого, а от досталинской эпохи 1920-х, то есть времени, когда интернациональная коммунарская романтическая утопия реализовывалась вовсю… Другими словами, от времени, которое, по всей видимости, должно было выглядеть в глазах Стругацких «золотым веком» СССР… Во всяком случае в глазах Аркадия Натановича. Итак, преемственность представителя молодой интеллигенции от интеллигенции старой, досталинской, разорвана. Он изначально лишен родителей. Его жизнью управляют работники секретных структур. Им вертят, как хотят, в целях безопасности. Когда он начинает кое-что понимать в своем происхождении и своей судьбе, то заявляет комконовцам: «Вы поступили с нами глупо и гнусно. Вы исковеркали мою жизнь и в результате ничего не добились… Прошу вас иметь в виду, что… надзора вашего я больше не потерплю и избавляться буду от него беспощадно… Я намерен теперь жить по-своему и прошу больше не вмешиваться в мою жизнь». А ведь КОМКОН-2 — это мягкий аналог НКВД/МГБ/КГБ… Комконовцы боятся, что некто извне взорвет их цивилизацию, заложив внутрь интеллигента опасную программу. Они убивают интеллигента, поскольку боятся опасных и неожиданных, то есть прежде всего неподконтрольных, поступков от него.
«Жук в муравейнике» вышел при позднем Брежневе. Время — отнюдь не самое суровое, если сравнивать его с иными периодами советской истории. Средний класс живет относительно благополучно, система дает образованным людям «расти». Но братья Стругацкие все-таки вежливо напоминают оппозиционному крылу интеллигенции, каковы ее действительные отношения с властью. Чуть больше свободы — сильно меньше безопасности…
20
30 мая 1979 года состоялся просмотр «Сталкера» на «Мосфильме».
Фильм произвел сложное впечатление. Одни с сеансов уходили разочарованные, другие безмерно восхищались игрой актеров, атмосферой, героями. Один из авторов книги (Г. Прашкевич) вспоминает, как однажды, в ответ на его достаточно уклончивую оценку фильма, Аркадий Натанович возмущенно заявил: «Посмотрим, посмотрим, что ты скажешь потом! Вот доживешь до двадцать первого века, увидишь, какие на „Сталкера“ стоят очереди!»
25 июля 1980 года умер Владимир Высоцкий, которого Стругацкие любили… В мире начался энергетический кризис, вызванный иранской революцией… В Китае введена политика «одна семья — один ребенок»: как бы в ответ на решение ООН объявить 1979 год «Международным годом ребенка»… Тысячи разных событий — угрожающих, неясных, тревожных… А злополучный сборник «Неназначенные встречи» всё еще томится в издательстве «Молодая гвардия»… И весь август Аркадий Натанович проводит в больнице со своей мерцательной аритмией, хотя на премьере фильма «Отель „У погибшего альпиниста“» всё же он побывал. Радости этот фильм Стругацким не прибавил, к тому же 18 сентября они похоронили мать, самого близкого для них человека…
Безденежье.
Неопределенность.
Опять поползли слухи о том, что Стругацкие «уезжают».
«Этого многие не понимают сегодня и многие не понимали в те времена, — писал Стругацкий-младший Г. Прашкевичу (4.XII.2010). — Мы никогда не стремились за кордон. Поездить, „места посмотреть“, — да, мы были не против (хотя и без всякого энтузиазма), но жить там, уехать навсегда, бросить здесь всё — друзей, родных, читателей, черт возьми, по сути, черт возьми, работу (какая может быть у писателя работа вне родины языка?). Нет, ребята, ни за что! Мы уж как-нибудь переможемся под сусловыми, романовыми и майорами рябчуками. Хрен с ними, в конце концов, к ним можно ведь и привыкнуть, как привыкают к хронической болезни — в промежутках между обострениями. Что же касается возможности видеть и понимать тот мир — это, конечно, потеря, но не такая уж и существенная: какое нам, по сути, до него дело? Наш мир — здесь, во всем своем неописуемом многообразии, затхлый, суконно скучный, удивительный, невероятно сложный, поразительно иногда поганый и совершенно неисчерпаемый в своих радостях. „Здесь Родос, здесь прыгай!“ — мы понимали этот древний анекдот по-своему и повторяли его друг другу даже с некоторой гордостью, хотя и не без горечи, разумеется».
21
Всё же вода течет и под лежачий камень.
В октябре 1980-го «Неназначенные встречи» вышли.
И вышли именно в «Молодой гвардии»! И с «Пикником на обочине»!
Многолетняя изматывающая борьба, борьба с системой, а не просто с кучкой чиновников от литературы, была выиграна, но вплеталась во всё какая-то печальная нота. Ведь «Неназначенные встречи» не подводили никаких итогов.
Об этом хорошо сказал Стругацкий-младший в своих «Комментариях к пройденному»: «В начале 1980-х мы с АН самым серьезным образом обдумывали собрать, упорядочить и распространить хотя бы в самиздате „Историю одной публикации“ (или „Как это делается“) — коллекцию подлинных документов (писем, рецензий, жалоб, заявлений, авторских воплей и стонов в письменном виде), касающихся истории прохождения в печати сборника „Неназначенные встречи“, гвоздевой повестью которого стал „Пикник на обочине“. БН даже начал в свое время систематическую работу по сортировке и подбору имеющихся материалов, да забросил вскорости: дохлое это было дело, неблагодарный и бесперспективный труд, да и нескромность ощущалась какая-то во всей этой затее — кто мы, в конце концов, были такие, чтобы именно на своем примере иллюстрировать формы функционирования идеологической машины 70-х годов — в особенности на фоне судеб Солженицына, Владимова, Войновича и многих, многих других достойнейших из достойных…
Затея была заброшена, но мы вновь вернулись к ней после начала перестройки, когда наступили новые и даже новейшие времена, когда возникла реальная возможность не просто пустить по рукам некое собрание материалов, но опубликовать его по всем правилам, с поучительными комментариями и ядовитыми характеристиками действующих лиц, многие из которых в те времена еще сохраняли свои посты и способны были влиять на литературные процессы. К работе подключились неутомимые члены группы „Людены“ — Вадим Казаков со товарищи. БН передал им все материалы, сборник был в значительной степени подготовлен, но довольно скоро выяснилось, что издать его реальной возможности нет — ни у кого не оказалось денег на подобное издание, которое вряд ли могло представлять коммерческий интерес. Кроме того, события неслись вскачь: путч, уход АН, распад Союза, демократическая, хоть и „бархатная“, но несомненная революция — затея буквально на протяжении нескольких месяцев потеряла даже самую минимальную актуальность…
И вот сейчас я сижу за столом, смотрю на три довольно толстые папки, лежащие передо мною, и испытываю разочарование пополам с растерянностью и заметной примесью недоумения. В папках — наши письма в издательство „Молодая гвардия“ (редакторам, завредакции, главному редактору, директору издательства), жалобы в ЦК ВЛКСМ, слезницы в отдел культуры ЦК КПСС и в отдел печати и пропаганды ЦК КПСС, заявления в ВААП (Всесоюзное Агентство по авторским правам) и, разумеется, ответы из всех этих инстанций, и наши письма друг другу — горы бумаги, по самым скромным подсчетам двести с лишним документов, и я представления не имею, что со всем этим сейчас делать…