Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914-1917 - Гурко Владимир Иосифович (читать книги .txt, .fb2) 📗
Изложив все это императору, я добавил, относительно моих нынешних отношений с Гучковым, что имел случай видеться с ним в 1915 году на фронте, куда он приезжал в качестве главноуполномоченного Красного Креста.
Однако во время моего последнего приезда в Петроград сам Гучков, понимая, как видно, что его имя ассоциируется с явной оппозицией правительству, не только счел необходимым не приглашать меня к себе домой, но даже не навестил в гостинице. За все время, что я пробыл в столице, мы виделись с ним всего один раз и то – на нейтральной территории, у кого-то дома. Несмотря на то что в разговоре с императором я не упоминал поименно никого из некогда входивших вместе со мной в группу экспертов, мне все же казалось, что подозрения, которые его величество мог иметь в отношении меня, развеялись. В начале нашей беседы император подтвердил, что ему действительно говорили обо мне, соединяя мое имя с Гучковым. Закончив 25 февраля свой доклад государю, я коснулся вопроса о перспективе совместной работы Протопопова и Думы. Я приложил все старания, пытаясь убедить его величество, что в определенных случаях бывает неизбежна полная замена всего правительства, деятельность которого не отвечает взглядам монарха. Более того, в условиях, когда члены кабинета подбираются без всякой системы, решение вопросов государственной важности оказывается в зависимости от таких случайных обстоятельств, как присутствие или отсутствие в заседании правительства того или иного министра или его товарища. При таком положении вещей корабль империи не может твердо придерживаться выбранного курса, но уподобляется судну без руля, брошенному на волю ветра и волн. Если при этом я упомянул имя Трепова, а не кого-либо другого, то только потому, что император, очевидно, был им доволен, а мы в его лице имели человека, имевшего наибольшее влияние на всех членов Думы и Государственного совета. Его величество, временами выражая свое согласие, внимательно меня выслушал, но по существу дела ничего не ответил.
Последующие дни показали, что влияние Протопопова и иже с ним еще больше усилилось. Сессия Думы началась, но правительство отказалось от выступления с программной речью. Протопопов на заседания не ходил. Атмосфера в Таврическом дворце становилась все более угрожающей. Пытаясь смягчить положение, правительство направило в Думу министра земледелия Риттиха. В своей речи он наметил план [дальнейшей] совместной работы правительственных учреждений и общественных организаций, которая уже шла полным ходом и давала все надежды на удовлетворение продовольственных потребностей армии, столиц и рабочих, занятых в оборонной промышленности. В общем, Риттих был встречен думцами доброжелательно. Тем не менее конфликта между Думой и правительством это не устранило. Находясь в Петрограде, я в свободное время старался познакомиться с умонастроениями общества и, насколько возможно, со взглядами думских лидеров. Отчасти ради этого мой старший брат [169], член Государственного совета и включавшего представителей обеих палат «Блока», пригласил на обед виднейших членов этого объединения и Совещания по обороне [170].
Брат и сам состоял в данном учреждении, председательствовал в котором военный министр. Это было то самое Совещание по обороне, деятельность которого в 1915 году слишком уж поощрял, как мне кажется, его тогдашний председатель военный министр генерал Поливанов. По этой причине генерала представили в глазах императора в дурном свете, что довольно скоро привело к его удалению от должности министра. Должен заметить, что правота государя была впоследствии подтверждена вредоносной деятельностью Поливанова в качестве председателя военной комиссии [171], которая после революции сочинила так называемые «права военнослужащих».
Среди приглашенных братом на обед были председатель Военно-промышленного комитета Гучков и Шингарев, ставший через некоторое время министром земледелия Временного правительства и позднее убитый большевиками в Петропавловской крепости после ареста. Присутствовал также Маклаков, последний посол, направленный во Францию Временным правительством.
Приглашены были и представители других партий, и среди них – князь Лобанов, известный в Лондоне и Париже как член делегации русских законодательных учреждений, которая в 1915 году посетила столицы государств Согласия. Был также член Думы Шульгин – единственный из выступавших в августе 1917 года на московском Государственном совещании, у кого хватило мужества засвидетельствовать с трибуны, что он всегда был и остается монархистом.
Не возникало сомнений, что столичное общество встревожено и недовольно деятельностью правительства внутри страны. Эти недостатки, в свою очередь, отрицательно сказывались на поставках для армии и создавали угрозу возникновения перебоев в снабжении войск и населения. Особые опасения вызывала работа железных дорог, которая сильно осложнялась трудностями ремонта и постоянными поломками подвижного состава. Существовала опасность, что в случае, если положение в этом вопросе не будет исправлено, то железные дороги окажутся не в состоянии удовлетворять даже минимальные потребности страны и армии. Многие предсказывали после окончания войны неизбежную революцию при условии, что не будет проведено перемен в государственном управлении. Нет, однако, никакого сомнения – никто даже в то время не мог и помыслить, что революция произойдет так, как это случилось в действительности. Боялись, что после демобилизации армии начнутся беспорядки в основных сельскохозяйственных районах. То же произойдет и в городах, когда после возвращения с войны рабочих в промышленных центрах будет нарушено равновесие между спросом и предложением рабочей силы. Очень вероятно, что никому из людей, с которыми мне случалось обсуждать эту тему, ничего не было известно ни о положении дел в промышленных центрах, ни о том, какого рода пропаганда ведется среди рабочих. Я и сам пребывал на этот счет в неизвестности, однако можно предположить, что положение было отнюдь не спокойное, поскольку, как стало известно после революции, в это самое время петроградская полиция по приказу Протопопова обучалась стрельбе из пулеметов. Совершенно ясно, что правительство не могло рассчитывать на надежность петроградского гарнизона, хотя его численность была тогда необычно высока и достигала 160 тысяч человек. В мирное время столичный гарнизон никогда не доходил даже до 40 тысяч. Однажды император, как видно – по просьбе Протопопова, распорядился направить на отдых в Петроград две конные дивизии, включая одну гвардейскую из Особой армии. Справившись у командующего войсками округа генерала Хабалова [172], я выяснил, что в городе нет места для расквартирования даже одного кавалерийского полка, не говоря уже о двух дивизиях.
Тогда император ограничился присылкой с побережья Черного моря Гвардейского флотского экипажа, который был расквартирован по деревням в окрестностях Царского Села.
Император лично повелел военному министру разработать план изъятия территории Петрограда и его предместий из ведения главнокомандующего Северным фронтом генерала Рузского с передачей ее в управление нового командующего войсками Петроградского военного округа, который непосредственно подчинялся военному министру. Мне неизвестно, кому принадлежала инициатива в этом начинании. С военной точки зрения в нем не было ничего ущербного; напротив, оно даже облегчало работу генерала Рузского, сокращая подконтрольную ему зону. Следовательно, с моей стороны возражений против этой перемены быть не могло, тем более что интересы тыла Северного фронта соблюдались бы в согласии с требованиями генерала Рузского.
Глава 25 РЕВОЛЮЦИЯ. ОТРЕЧЕНИЕ ИМПЕРАТОРА
Накануне своего отъезда я в последний раз побывал с докладом у императора, выяснив во время этого посещения, когда он намерен возвратиться в Ставку. Я проинформировал государя о телеграмме, полученной мной от генерала Алексеева, в которой сообщалось о его намерении прибыть в Могилев примерно 5 марта. Царь не имел сведений о течении болезни Алексеева и выразил удивление, усомнившись в том, что генерал достаточно оправился, чтобы вновь вернуться к напряженным занятиям, однажды уже подорвавшим его здоровье. Я мог успокоить его величество, так как некоторое время назад получил подробный доклад о состоянии здоровья генерала Алексеева.
