Немецкий плен и советское освобождение. Полглотка свободы - Лугин И. А. (книга жизни TXT) 📗
Кого искали солдаты? Или это были просто полевые занятия? Вернувшись в лес после войны, мне кажется, я решил эту загадку.
О положении на фронтах мы узнавали из сбрасываемых с самолетов листовок, почти всегда с картами расположения фронтов. В первой половине сентября союзники подошли к границам Германии. В этом мы могли наглядно убедиться, наблюдая вспышки молний на западном ночном горизонте. Шли тяжелые бои за первый немецкий город — Ахен. Город пал после шестинедельных ожесточенных боев. После взятия города американцы начали пробиваться к Рейну в самом неудачном направлении — через горы и леса Айфеля. Здесь они надолго и застряли…
Еще два раза мы ходили в деревню на склад за полугнилой картошкой. Последний раз принесли уже остатки. Необходимо было искать новых путей добычи пропитания. Стали регулярно высылать ночные разведки во все четыре стороны. Нередко шли к угловой горе, откуда открывался вид на долину реки Ар и станцию Арбрюк. Ни огонька, ни движения внизу. Только иногда спросонья залает собака и снова все стихнет. Сидя на камне и прислушиваясь к тишине, мы отчаивались, что союзники никогда не придут и война будет тянуться бесконечно.
В один из голодных дней Григорий предложил план похода на солдатскую кухню. Но план требовал подходящей ненастной погоды, чтобы шум леса заглушал наши действия за спиной часового, охранявшего кухню.
Ждать в эту пору года пришлось недолго. Зашумела ель наверху, заухала сова — быть непогоде!
В поход с Григорием отправился я. Шли вершиной горы. Ветер на открытых местах разыгрывался вовсю и бил в лицо колючими снежинками. Против кухни мы начали спуск. Рассчитывали быть внизу после двенадцати часов, чтобы не попасть на смену караула. Часового разглядели, только когда раздвинули ветки кустов. Находились мы в самом подходящем месте — левее двери в кухню и против подвального окна, закрытого решеткой. Часовой мерно шагал от одного угла здания к другому. Когда он проходил мимо нас, до него можно было дотронуться рукой. Память автоматически засекает время, имеющееся в нашем распоряжении — две-три минуты от нас до угла здания в сторону бараков, считая остановку и поворот на углу. В следующий раз, когда часовой минул нас, Григорий вылез из кустов, шагнул вперед, снял решетку с подвального окна, влез в оконный цементный колодец и закрыл над собой решетку. Часовой повернулся и пошел назад по направлению к нам. Миновав дверь на углу, снова повернул и прошел мимо меня. Наступил решающий момент. Если окно в подвал заперто, Григорий вылезет и мы уйдем не солоно хлебавши. Но Григорий не появился. За вторым заходом я проделал те же операции, что и Григорий. В цементном ящике я спрятал лицо, чтобы часовой не заметил светлого пятна. Напряженный слух ловил приближающиеся, а затем удаляющиеся шаги часового. Надавил на раму окна, открывающегося внутрь помещения. Только бы не глубокий подвал! Иначе мы очутимся в мышеловке. Но окно было только на высоте груди.
Григорий уже ждал меня. Ощупью пошли вдоль стен и наткнулись на кучу картошки. Стена привела к лестнице, идущей наверх в кухню. Поднялись. Невдалеке белел холодильник. Григорий открыл дверцу, чиркнул и потушил зажигалку. Часовой огня заметить не мог, так как кухонное окно выходило на другую сторону здания. Григорий начал что-то совать в мешок, затем прихватил несколько буханок хлеба со стола. Спустившись вниз, я набрал пол мешка картошки — столько, сколько, по моему мнению, могло пролезть через окно.
Снова первым полез Григорий. Он поднял окно, прислушался, пропустил часового и, положив мешок под решетку, сам взобрался туда. Затем вылез и спрятался в кустах. Я повторил те же операции. Всего нам понадобилось минут пятнадцать-двадцать.
Домой шли радостные и счастливые. Как мало человеку надо для счастья!
В землянке разглядели добычу. Григорий принес кусок сала, фунта два маргарину и три буханки хлеба. Я — полмешка картошки.
Какое необычайное наслаждение для изголодавшегося организма — хлеб с салом!
В декабре события следовали убыстряющимся темпом. Выйдя как-то к долине реки Ар, мы не узнали прежде тихой и мирной долины. Внизу по дороге непрерывной лентой двигались машины. На путях без огней пыхтел паровоз с тяжелогружеными платформами. Все это направлялось к фронту.
Мы были озадачены и стали вести регулярные наблюдения. Поток не прерывался. Что это могло означать? Подкрепления? Или же немцы готовят наступление? Но союзники твердят о бессилии и близкой гибели Германии! Знают ли они о подходе значительных сил?
На все эти вопросы мы не имели ответа.
Как выяснилось впоследствии, долина реки Ар стала главной артерией, по которой шли войска и техника, снятые с Восточного фронта на запланированное Гитлером последнее наступление Вермахта. Удар, совершенно неожиданный для американцев, пришелся на тихом участке фронта, южнее красивого городка Моншау, и вызвал панику среди союзников.
После начала Арденнского наступления в небе появились немецкие самолеты. Над нашим лесом разыгралась одна из воздушных битв. Пять американских легких бомбардировщиков, как обычно низко и не ожидая отпора, летели вглубь Германии. Откуда ни возьмись появились три новейших юнкерса. Самолеты взмывали вверх и падали вниз под аккомпанемент пулеметных очередей. Один за другим, оставляя черный хвост дыма, падали американские самолеты. Минут через десять все было кончено. Помахав крыльями, юнкерсы скрылись. Видя превосходство немцев, ни один американский летчик не улетел. Смерть предпочли позору отступления.
Мы совсем пали духом. Надежда на скорое освобождение улетучивалась как дым.
Но в ежедневных делах нам сопутствовала удача. Как-то мы с капитаном шли ночью по главной дороге. Возле самой деревни различили на обочине что-то темное. Осторожно подошли ближе. Это была открытая грузовая машина, из которой доносилось тихое похрапывание многих людей. Вероятно, заночевали солдаты по дороге к фронту. Я не выдержал соблазна, подкрался к самой машине и протянул руку через борт. Первое, что нащупал, была толстая полость. Схватил за край, рванул к себе и побежал по дороге. Полость оказалась большой, она тащилась по дороге и затрудняла бег. Отбежав с полкилометра, мы остановились, свернули ее и пошли домой уже лесной дорогой. В землянке при свете лучины рассмотрели добычу. Полость была из толстого черного войлочного материала, из которого на Кавказе шьют бурки. Проделав тысячекилометровый путь, она обрела своих настоящих хозяев. Теперь мы могли спать без шинелей и даже без верхней одежды в самые сильные морозы.
Интересно, что подумали солдаты, вдруг лишившись среди ночи одеяла?
Почти регулярно, днем и ночью, над нами пролетали эскадрильи тяжелых бомбардировщиков — летающих крепостей — бомбить Германию. С аэродромов Франции и Бельгии путь теперь был недалек. О численности машин мы судили по продолжительности гула моторов.
Однажды ночью среди размеренного гула машин вдруг возник иной звук, тонкий, визжащий и все нарастающий по силе. Затем со стороны «Сибири» донесся глухой удар. Мы выскочили наружу и увидели в том направлении небольшое пламя, скоро погасшее. Дождавшись рассвета, мы отправились посмотреть, что случилось. В предрассветной мгле нам представилась следующая картина: на пологом склоне горы, среди редких буковых деревьев лежали два самолета. Один — четырехмоторный бомбардировщик, другой — истребитель, врезавшийся в бок первого. Так, сцепившись, они и упали. На небольшом расстоянии вокруг мы нашли семь человек команды — все мертвые, с нераскрывшимися парашютами. Картина была ясная. Истребитель, охранявший эскадру в полете, протаранил бок бомбардировщика. Команда бомбардировщика спрыгнула, когда до земли уже было недалеко. Летчик истребителя погиб, по-видимому, при аварии — он остался в самолете. Его голова была разможжена. Руки все еще держали управление.
Мы снесли летчиков в одно место и обыскали их. Кроме нагрудных номеров, у них никаких документов не было. Не нашли и ценных вещей. Только в потайном кармане внизу брюк со внутренней стороны мы обнаружили пластиковые коробочки. В них находились вещи, необходимые для побега: тонкий шелковый платок, на котором были отпечатаны границы Германии, колечко с маленьким компасом вместо камня, стальная пилочка в парафинированной бумаге и запас пилюль. Пилюли мы немедленно съели, не подумав, что среди них могли находиться ядовитые, для самоубийства.
