Как это было: Объединение Германии - Горбачев Михаил Сергеевич (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Все эти предложения были отвергнуты. До сих пор идут споры относительно того, что означала тогдашняя советская инициатива: являлась ли она чисто пропагандистским маневром или же отражала действительные намерения. Сейчас ясно лишь одно — проверить искренность намерений СССР в отношении идей, изложенных в нотах от 10 марта и 9 апреля 1952 года, можно было, лишь согласившись с ними и попытавшись осуществить их на деле. Этого сделано не было.
Еще одна попытка СССР реанимировать проект германского единства на основе свободных выборов в ФРГ и ГДР, связав его проблемой безопасности в Европе, была предпринята в 1955 году уже после смерти Сталина. Незадолго до ратификации западногерманским бундестагом Парижских соглашений, предусматривавших вступление ФРГ в НАТО, 15 января 1955 года было опубликовано заявление Советского правительства, в котором вновь подтверждалась готовность СССР пойти на проведение свободных выборов на всех германских территориях. Предложение не нашло отклика ни у западных держав, ни у властей Федеративной Республики.
Аналогичную позицию отстаивала советская делегация на Женевской встрече на высшем уровне (17 — 23 июля 1955 года). Встреча эта не была провальной. Она проходила в деловой атмосфере и знаменовала некоторое ослабление напряженности в отношениях между СССР, с одной стороны, и США, Великобританией и Францией — с другой. В печати даже появился термин «дух Женевы», на который одно время возлагали немалые надежды.
Однако в германском вопросе в Женеве не было никаких позитивных подвижек. Западные державы, прибегая к отговоркам, категорически отвергли предложение о нейтрализации Германии. Это сделало беспредметным советское предложение о проведении свободных выборов, ибо оно было увязано с отказом Запада от идеи включения объединенной Германии в НАТО.
В сложившихся условиях Н. С. Хрущев, возглавивший тогда советское руководство, снял с повестки дня проблему германского единства как имеющую первостепенное значение для европейской безопасности, а следовательно — и для Советского Союза. Возвращаясь из Женевы в Москву, советская делегация сделала по пути остановку в Берлине. Там Хрущев, выступая на митинге, огласил новую доктрину: воссоединение — дело самих немцев и только немцев; оно не может быть механическим; при таком воссоединении должны быть сохранены социальные завоевания трудящихся ГДР. Официально эта позиция была подтверждена на Конференции министров иностранных дел Великобритании, США, СССР и Франции, состоявшейся в Женеве 27 октября — 16 ноября 1955 года. (Правда о политике западных держав в германском вопросе. Историческая справка. М., 1959, с.39.)
Осуществление германского единства, таким образом, откладывалось в долгий ящик. Это не только наносило ущерб немецкому народу, но и противоречило долгосрочным интересам Советского Союза. Возникшие на германской территории государства вовлекались в жестокую конкуренцию. Германия окончательно становилась субъектом и полем ожесточенных битв «холодной войны».
Новая восточная политика
Отказ советского руководства от последовательной пропаганды германского единства помог перехватить эту насущную для немцев идею западным державам. Он был взят на вооружение самой Федеративной Республикой. Если до «новой политики» Хрущева западногерманские деятели, поддерживавшие принцип единства, рисковали навлечь на себя подозрение в нелояльности принятому союзниками по НАТО курсу и более того — в симпатиях к «Востоку», то теперь курс на единство стал восприниматься как выражение патриотизма. При этом решение проблемы единства виделось исключительно в подтексте «холодной войны»: заставить, вынудить противника подчиниться требованиям Запада.
Между тем наиболее серьезные западные политики, в том числе и в Федеративной Республике, отдавали себе отчет в том, что решение германской проблемы, включая восстановление единства Германии, возможно лишь на базе разрядки международной напряженности. К числу таких реалистически мыслящих деятелей относился и канцлер Германии Конрад Аденауэр.
Конечно, Аденауэр был непримиримым антикоммунистом, но как незаурядный человек и крупный политик он в полной мере учитывал реальную обстановку. А она убеждала в том, что добиться единства Германии можно, только ослабив противостояние складывавшихся враждебных блоков, и прежде всего — найдя общий язык с Советским Союзом. Понимал он и то, что нормальные отношения с СССР могут способствовать укреплению позиций ФРГ в качестве влиятельной силы в Европе и в мире.
Деятельность в этом направлении требовала, естественно, особой осторожности. На протяжении первых лет существования, несмотря на свой формально суверенный статус, ФРГ оставалась зависимой — особенно в том, что касалось внешней политики. Для обретения истинного суверенитета ей предстояло пройти еще долгий и нелегкий путь, не раздражая при этом опекавшие ФРГ бывшие оккупационные державы.
Сказанное позволяет в полной мере оценить всю смелость шага, предпринятого Аденауэром осенью 1955 года и приведшего к нормализации отношений между ФРГ и СССР.
8 сентября представительная делегация во главе с канцлером прибыла в Москву. В ходе непростых переговоров удалось преодолеть существовавшее до тех пор состояние отчуждения. Были установлены дипломатические отношения, расчищены важные каналы межгосударственных экономических связей. В качестве жеста доброй воли советское руководство согласилось отправить в Германию осужденных за военные преступления немецких граждан.
Как и по многим другим вопросам российско-германских отношений, о смысле и значении этого визита до сих пор ведутся ожесточенные споры. Существует, например, точка зрения, согласно которой визит Аденауэра в Москву знаменовал собой окончательную юридическую фиксацию расчленения Германии на два самостоятельных государства. Одним из аргументов, призванных подтвердить эту точку зрения, было то, что после визита Аденауэра в Москве обосновались два признанных немецких дипломатических представительства — ФРГ и ГДР.
Более обоснованной представляется иная оценка. Да, результаты визита Аденауэра в Москву стали подтверждением того, что в новейшей истории Германии начался новый этап. Теперь предстояло решать задачу единства с иных, по сути дела полярных, позиций, кропотливо создавая предпосылки для воссоединения в будущем.
И с этой точки зрения главный смысл визита западногерманского канцлера в Москву видится в ином свете. Положив начало улучшению отношений с СССР, он, по сути дела, сделал шаг к германскому единству. Конечно, чтобы достигнуть цели, предстояло еще пройти долгий и трудный путь. И только сейчас, добравшись до финиша, мы можем в полной мере осознать, какое значение имел тот, недооцененный современниками первоначальный шаг.
Однако своим визитом в Москву Аденауэр добился еще одного, немаловажного результата. Известно, что официальные круги Запада неодобрительно отнеслись к его визиту. Привыкшим распоряжаться в Западной Германии как у себя дома, им было трудно смириться с тем, что Федеративная Республика, которую они создали, выросла из детских штанишек и претендует на право самостоятельных решений.
Недовольство вызвало и то во многом неожиданное обстоятельство, что переговоры в Москве, вопреки прогнозам экспертов, привели к позитивным результатам. Судя по ныне известным документам, посол США в СССР Ч. Болен был буквально в ярости и сравнивал поведение Аденауэра в Москве с поведением английского премьера Невилля Чемберлена, подписавшего в 1948 году в Мюнхене капитулянтский договор с Гитлером и Муссолини. Более дипломатично, но примерно в том же духе высказывался английский премьер-министр Гарольд Макмиллан. Утверждения, что канцлер ФРГ, заключив договор в Москве, подвел Запад, нанес ущерб его дипломатии и проявил недопустимое своеволие, нашли широкое распространение в комментариях американской и английской прессы. Были и позитивные оценки, прежде всего на уровне аналитиков и экспертов. Однако не они делали погоду.