Воспоминания об о. Александре Мене - Файнберг Владимир Львович (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT) 📗
о. Александр и Владимир Файнберг в Самарканде, сентябрь 1985 г.
11
Неделя в Бухаре пролетает незаметно. И здесь местные архитекторы водят нас по городу, рассказывают о своих проблемах. Мы посещаем медресе Улугбека, мавзолей Самонидов.
Как-то на помосте в чайхане оказываемся в обществе аксакалов. Эти седобородые люди в чалмах заводят с нами беседу о древних обычаях, об Авиценне, о богах и героях древности. Вы так уважительно разговариваете с ними. Будто со стороны смотрю я на эту сцену...
Напившись зелёного чая, мы уходим. Один из стариков останавливает меня, спрашивает:
— Кто этот человек? Учёный? Да продлит Аллах его дни!
Наступает утро, когда, попрощавшись с архитекторами и выписавшись из гостиницы, мы приезжаем в аэропорт, чтобы вылететь в Хиву. Там, в последнем пункте путешествия, нас должен встретить главный архитектор города.
До отлёта в Хиву ещё час с лишним.
— Полковник, зачем томиться в душном зале? Вон роскошная беседка, обвитая виноградной лозой. Пойдёмте туда, будем без помех разговаривать. Помните, вы давно грозились рассказать о своём мистическом опыте?
В беседке и в самом деле хорошо. Солнце светит сквозь усох-шие виноградные листья. Чириканье воробьёв не заглушает голоса диктора, объявляющего о регистрации на рейсы.
— Батюшка, почему-то сильно побаливает затылок. Признаться, как-то не до мистического опыта.
— Бедняга! Лечите всех, а у самого поднялось давление. — Вы возлагаете ладони на моё темя, молитесь. Боль исчезает.
— Так вы можете лечить?
— Никогда никому об этом не говорите! Житья не будет. Замучают.
Мы говорим о мистическом опыте. Моем. Вашем. Оказывается, с вами происходили поразительные вещи! И опять вы просите никогда никому про это не рассказывать.
— Видите ли, с нами случились события, память о которых нужно хранить глубоко в душе. Я уж не говорю о людях, ищущих предмета восторженного поклонения... Что-то долго не объявляют рейс. Схожу узнаю, в чём дело.
Через несколько минут вы возвращаетесь и ещё издали кричите:
— Только не выпадайте в осадок! Наш самолёт улетел. Уже три часа назад! И другого сегодня не будет.
— А в чём дело?!
— Мы с вами, великие мистики, ухитрились спутать сегодняшнее число и месяц на билетах с часом и минутами вылета! И это прекрасно!
— Как вы можете так говорить? Да ещё смеяться!
— А что остаётся делать? Вот увидите, всё будет хорошо.
— Ничего себе «хорошо»! Здесь из гостиницы выписались, там, в Хиве, нас встречал архитектор... Давайте билеты. Пойду к диспетчеру.
— Только не волнуйтесь. Помните — на все воля Божия.
Узнаю у диспетчера, что рейса в Хиву действительно больше не будет. Что вскоре пролётом в некий Турткуль, который находится где-то невдалеке от Хивы, совершит короткую посадку «ЯК-40». Если в нём найдутся свободные места, продадут билет.
— А если нет? Мне нужно два билета!
— Будет два — продам два, — отвечает диспетчер. — Но учтите, здесь ещё одному пассажиру надо улететь.
Этот пассажир уже стоит рядом, ревниво прислушивается к переговорам. На нём тюбетейка, серый костюм, сапоги с галошами.
— Знаете, — говорит он, — выслал в Хиву грузовик гранатов на продажу, а сам решил лететь самолётом. И проспал немножко.
— А как из этого Турткуля добираться до Хивы?
— Там переправа через Аму-Дарью. Оттуда на такси. Не очень далеко.
Минут через тридцать втроём входим в прилетевший «ЯК-40», летим в неведомый Турткуль.
— Полковник, не хмурьтесь. Неужели вы не понимаете, что жизнь дарит нам ещё один узор на своём волшебном полотне?
— Хорошо сказал! — вмешивается наш попутчик и загадочно добавляет: — Что сейчас в Турткуле есть, весь год не увидишь.
И вот мы приземляемся совсем близко от паромной переправы через широкую Аму-Дарью.
Весь берег возле переправы представляет собой холмы свезённых сюда на баржах, автомашинах и подводах средне-азиатских дынь. Круглые, длинные, жёлтые, зеленоватые, полосатые — все сорта, какие есть в Азии, высятся перед нами, издавая немыслимый аромат.
Любую из них можно купить за рубль.
Мы ещё не знаем, на чём остановить свой выбор, а наш попутчик, вынув нож из-за голенища сапога, уже разделывает первую дыню, подносит нам два длинных, истекающих соком куска.
— А ну, пробуйте эту!
Мы не успеваем съесть угощение, как он подносит новые громадные ломти.
— Эта называется «красномясая»! А вот эта — царь всех дынь!
Мы уже напробовались. Но попутчик подбегает с новыми ломтями.
Наконец подходит паром. Путь рассчитан так, что течение само сносит его по длинной широкой дуге к другому берегу. Паром лишь подрабатывает двигателем.
Вы стоите, опершись о поручень.
— Смотрите, Володя! Все это было точно таким же и тысячелетия назад, когда шло великое переселение народов, когда зарождались цивилизации. Точно так же среди пустынь текут Нил, Тигр и Евфрат, разве что там кое-где пальмы на берегах... Нам необыкновенно повезло, что мы оказались здесь! Как голова? Не болит?
— Не болит, батюшка.
Паром причаливает. Пока сходим, расторопный спутник уже зовёт нас в такси.
И вот мы мчимся в Хиву. Шестой час вечера. Неизвестно, где искать архитектора, безуспешно встречавшего нас утром в аэропорту. Решаем выйти у обкома партии. Только здесь есть надежда найти хоть какие-то концы.
Расплачиваюсь с водителем, прощаюсь с нашим попутчиком, который едет ещё дальше на базар, а вы уже идёте ко мне от здания обкома, улыбаетесь.
— Полковник! У меня ошеломляющая новость! Отгадайте, какая!
— В чём дело?
— Это — не Хива! Нас занесло в другой город.
На массивных дверях укреплена большая вывеска — »Хорезмский областной комитет КПСС». В вестибюле мается дежурный милиционер.
— Все на хлопке, — говорит он настороженно, — руководят уборкой. Никого нет.
— А где Хива?
— Хива отсюда в тридцати километрах. Тут Ургенч.
— Если Ургенч, почему написано — Хорезмский обком?
— Так получилось. У нас всегда путаница. А что вам надо?
Едва начинаю объяснять, он тотчас перебивает:
— Так это вы? Вас с утра ждёт городской архитектор, сюда приходил, спрашивал. Вот видите рядом корпус, он там, на втором этаже.
Наконец все улаживается. Архитектор отводит нас в интуристовскую гостиницу, где администратор долго рассматривал ваш паспорт, спрашивал, кто вы такой, почему нет командировочного удостоверения...
— Не огорчайтесь, Полковник. Нужно постоянно помнить, где мы находимся. Если б вы знали, что я испытал только от одной нашей церковной братии. Всё время стараются показать, что я чужой, нежелательный.
— А вы никогда не думали об отъезде?
— Как-то в отчаянии вздумал служить православным священником в Палестине. Но быстро опомнился. Если можешь хоть кому-то светить во тьме, уезжать — предательство. А вы как думаете?
— Батюшка, я ведь литератор, пишу на русском. Страна, в которой родился, это — судьба. Человека создаёт путь наибольшего сопротивления... Поэтому могу только благодарить Бога за все испытания. И за то, что мы с вами встретились. Именно здесь...
— ...и теперь, — подхватываете вы. — «Здесь и теперь». А что, неплохое название для вашего романа?
— Поразительно! Я ведь его так и собираюсь назвать! Дома в Москве на листочке записано. Телепатия?
— Почему бы и нет? Убеждён, телепатия существует. Все это замечательно. Одно плохо. Из-за наших перемещений мы оба не имеем возможности работать. Я ведь уже начал писать словарь библиологии: обо всём, что касается Библии. От А до Я. Будет томов пять или шесть.
— Но ведь это задача для целого института!
— Раз такого института нет, должен же кто-то сделать эту работу. Итак, кто первый идёт принимать душ?
— Идите вы.
— Нет уж. Давайте разыграем.
Вы подбрасываете монету. Первым выпадает мне.
Когда выхожу из ванной, застаю вас сидящим над блокнотом с авторучкой в руке. Вы задумчиво покручиваете завитки в бороде, пишете своим неразборчивым почерком, скорее похожим на закорючки стенографистки. Словно кто-то диктует.
