Фридрих Ницше. Трагедия неприкаянной души - Холлингдейл Р. Дж. (книги бесплатно .txt) 📗

Ценность этих юношеских творений для изучения феномена Ницше состоит в том, что они дают исследователю точку отсчета: в гораздо большей степени, чем все вторичные источники, они свидетельствуют о том, насколько набожен был мальчик. Вряд ли можно ожидать, что на тот момент он таил в душе серьезные сомнения, и еще менее – что он мог формулировать свои несогласия. Напряженность его религиозного чувства поразительна:

«Я уже испытал так много – радость и несчастье, веселье и печаль, – но во всем Господь бережно вел меня, как отец ведет свое маленькое, слабое дитя… Я для себя твердо решил навсегда посвятить себя служению Ему. Да вселит в меня возлюбленный Господь силы и волю осуществить мои намерения, и да защитит Он мой жизненный путь! Как дитя, я верю в Его милосердие: Он защитит всех нас, так что никакое несчастье не постигнет нас. Да исполнится его воля! Все, что он пошлет, я с радостью приму – счастье и несчастье, бедность и богатство, и даже смело взгляну в лицо смерти, которая однажды всех нас объединит в вечной радости и блаженстве. Да, дорогой Господь, пусть лик твой воссияет над нами навеки! Аминь!»

Глава 2

Школьник

1

Пфорташуле была школой трудной и строгой, но это было как раз то, что требовалось Ницше в 14 лет. Как и в большинстве частных школ того времени, ее устав был составлен так, словно предназначался для тюрьмы, где содержали закоренелых преступников. Но думается, ошибочно полагать, что эти правила могли повредить подростку, которому следовало каким-то образом понять, что праздность и счастье – вовсе не одно и то же, и научиться этому у людей, искренне желающих ему добра. Ницше оставил нам описание типичного школьного дня в Пфорта [7]. Учеников поднимали в четыре часа утра, к пяти им следовало привести себя в порядок; занятия начинались в шесть и продолжались в той или иной форме до полудня. Они возобновлялись в 1.15 пополудни и длились до 15.50. Вечером проводились еще какие-либо занятия; отбой давался в 21.00. Поведение за трапезой подчинялось жестким правилам, и в течение всего дня ученику оставалось чуть более часа, когда он был предоставлен самому себе. Этому распорядку следовали пять дней в неделю. Воскресенье было выходным, и был еще один день, когда обитатели интерната могли поваляться в постели на час дольше, после чего занимались повторением пройденного за неделю. И конечно же были долгие школьные каникулы, когда можно было оправиться и поднабраться сил. Поначалу Ницше активно невзлюбил такую жизнь. Он тосковал по дому. В феврале 1859 г., после четырех месяцев пребывания в Пфорташуле, его охватило неодолимое желание выбраться отсюда и вернуться домой; такой же приступ он испытал по возвращении в школу после летних каникул того же года. Он поделился своими проблемами с наставником по имени Буддензиг, и тот помог ему справиться с ними [8], после чего Фридрих стал почти образцовым школьником и погрузился в изучение предметов, которым в школе уделялось особое внимание.

Основной интерес Пфорташуле лежал в области греческого языка и латыни и несколько в меньшей степени в сфере немецкой классики. По свидетельству Рихарда Блунка, школа была поистине миром книг: ученики вдыхали воздух не современной Европы, а Древней Греции и Рима, а также Германии времен Гете и Шиллера. Совершенно естественно поэтому, что, как выпускнику Пфорташуле, Ницше была уготована судьба профессора классической филологии, поскольку из всей программы данного заведения именно этот раздел знаний он осваивал наилучшим образом. Математика и естественные науки значительно уступали гуманитарным и отходили на второй план. Математика давалась Ницше хуже всех прочих предметов, и, если бы не его высокая репутация в классических дисциплинах, он провалился бы на выпускных экзаменах из-за слабой письменной работы по математике. (Есть версия, что экзаменаторы были уже на грани решения поставить неуд., когда один из них воскликнул: «Но позвольте, господа, неужели мы и в самом деле собираемся провалить лучшего из всех, кто когда-либо обучался в Пфорташуле?») В других неклассических дисциплинах Ницше тоже не блистал. Следуя своему намерению стать теологом, он изучал древнееврейский язык, но так и не сумел освоить грамматику. Был он посредственным учеником и в современных языках: Шекспира и Байрона он читал в переводах на немецкий, так и не сумел вполне овладеть итальянским (даже потом, живя в Италии), а по-французски читал только с помощью словаря.

Его интеллектуальная энергия не находила выхода в учебе, и, чтобы как-то реализовать свои развивающиеся способности, он предложил своим наумбургским приятелям Пиндеру и Кругу организовать литературно-музыкальное общество под названием «Германия», где можно было бы слушать или читать друг другу свои сочинения и затем обсуждать их. Общество открылось с должной торжественностью 25 июля и следующие три года друзья встречались достаточно регулярно, чтобы почитать вслух то, что они написали, или исполнить музыку, которую сочинили. Первое произведение Ницше для «Германии» было музыкальным: пьесы для Рождественской оратории. Затем последовали стихи и эссе, а в апреле 1862 г. появился его самый ранний философский очерк – «Судьба и история».

В марте 1861 г. Круг представил обществу «Несколько сцен из «Тристана и Изольды». «Германия» подписалась на «Neue Zeitschrift fu r Musik», который в то время настойчиво пропагандировал Вагнера и «новую музыку», а также приобрела копию фортепьянного переложения Бюлова партитуры «Тристана», вышедшего в 1859 г. Круг был уже большим почитателем Вагнера и старался увлечь Ницше. Он исполнял несколько отрывков из оперы, и Ницше, ставший к тому времени прекрасным пианистом, порой подсаживался к клавиатуре и пытался следить за незнакомой и очень сложной партитурой, при этом оба молодых человека прилагали максимум стараний, чтобы исполнить вокальные партии. Эти встречи происходили в доме у Ницше, и Элизабет вспоминает, какие кошмарные звуки доносились из гостиной, когда шел процесс освоения. Круг также сделал в обществе сообщение об увертюре к «Фаусту» и «Золоту Рейна». Это было первое знакомство Ницше с творчеством Вагнера. Поначалу оно озадачило его, хотя он конечно же понимал, что их исполнение на пару с Кругом «Тристана» едва ли позволяет достоверно судить о произведении. Все годы учебы в Пфорташуле его любимым композитором был Шуман, чей сдержанный романтизм приходился ему более по вкусу, чем неукротимая страстность (как он это тогда воспринимал) Вагнера и Аиста, и чьему примеру он следовал в собственных попытках сочинять музыку.

Эта литературная и музыкальная деятельность велась конечно же сверх всякого расписания, но учеба в школе тоже начинала приносить плоды: к 1861 г. относятся очерки о Гельдерлине и Байроне, и вплоть до октября 1863 г. Ницше занимался продолжительными исследованиями саги об Эрманарихе и северной мифологии в целом. Он уже завершал работу над ними, когда состоялось его знакомство с Карлом фон Герсдорффом, с которым он оставался в дружеских отношениях многие годы. (Герсдорфф был приходящим учеником и занимался с профессором немецкого, который дал ему прочесть очерк Ницше об Эрманарихе, выразив при этом свое одобрение; в результате этого Герсдорфф преисполнился решимости познакомиться с Ницше.) Фридрих также приобретал навыки в постижении школьной критики. Он уже прежде читал Писание, но некритическим взглядом верующего человека; теперь он пытался подвергнуть его более вдумчивому, а следовательно, и более критическому прочтению. Он начинал понимать, что небрежное и невежественное чтение Библии не оправдано, ведь к текстам, пришедшим через Грецию и Рим, можно было теперь применить весь ресурс приобретенного гуманитарного знания и исторической критики. На Пасху 1861 г. он прошел конфирмацию вместе с Паулем Дойссеном, также учеником Пфорташуле, и они поддерживали отношения с Ницше вплоть до самой смерти последнего. Недели, предшествовавшие конфирмации, оба они, и Ницше, и Дойссен, пребывали в состоянии некоего религиозного экстаза, быстро, однако, угасшего по окончании церемонии и никогда более не посещавшего их. Дни невинности Ницше были сочтены, и не прошло и года, как он уже готов был объявить религию «плодом детства человечества».