Братья Дуровы - Таланов Александр Викторович (бесплатные серии книг txt) 📗
Ничего не оставалось, как продолжать путь дальше. Саквояж стал уже невыносимо тяжел. Пришлось его облегчить — выкинуть все, без чего можно обойтись. В траву полетели книги, тексты клоунских куплетов, парик для пантомимы «Арлекин и скелет» — Владимир изображал в ней злого старика, роль нелюбимую, так как ему хотелось играть людей веселых. На самом дне саквояжа лежало большое деревянное клише, изображавшее лицо плачущего клоуна. Юный циркист сам вырезал перочинным ножом это клише, чтобы отпечатывать афиши своих будущих выступлений. Жаль было выбрасывать такую памятную вещь, и он повесил ее на ветку ближайшей березы. В зеленом лиственном обрамлении деревянное лицо клоуна выглядело удивительно забавно. Владимир улыбнулся своей выдумке.
Чьи-то шаги заставили насторожиться. На всякий случай укрылся в чаще деревьев — в глухом лесу не всякая встреча желанна.
На поляну вышла старуха с лукошком, полным грибов. Прошла несколько шагов, остановилась как вкопанная перед березой. Что такое? Старуха оглядела березку, обошла вокруг, с опаской уставилась на деревянное изображение. И вдруг бухнула перед ним на колени и принялась молиться. Воздела руки к небу, крестилась, клала поклоны до земли и, наконец, с благоговением приложилась к деревянному «лику».
Владимир не выдержал, фыркнул: старушка приняла клише за новоявленную икону.
— Свят, свят, свят! С нами крестная сила… — Перепуганная бабка кинулась в лес. Вслед раздался звонкий молодой хохот. Только леший мог смеяться так весело. Ему и досталась брошенная корзина с грибами.
И опять шпалы, шпалы… Короткий шаг… длинный шаг… Есть время подумать, поразмышлять.
Верно поступил он, так решительно покончив со своим увлечением. Теперь на душе легко, и казалось даже смешным, что так нравилась ему певичка из трактирного хора.
Сама судьба будто нарочно устроила трудный экзамен, говоря: «Выдержишь — слава, не выдержишь — погибель». Не просто было одержать победу над самим собой.
Работа в балагане не только принесла разочарование, но дала и некоторый опыт, укрепила уверенность в себе и… отравила успехом. Разве можно забыть аплодисменты зрителей, когда удавалось ловко исполнить гимнастический номер или рассмешить каким-нибудь клоунским трюком. Такое навсегда остается в памяти, рождает желание вновь и вновь услышать восторженное «браво!» «бис!».
В Клин пришел Владимир с созревшим решением — дать собственное представление в городе.
Снял комнату на постоялом дворе. Едва утолил голод, завел разговор с коридорным. Узнал от него, что в городском клубе есть зрительный зал и сцена, но, чтобы снять помещение, следует предварительно добиться разрешения полицейского надзирателя, а он груб, жаден, берет со всех непосильную дань. Житья от него нет!
Владимир потребовал чернил и бумаги, написал афишу: «Проездом через здешний город в Москву, с дозволения начальства, будет дано представление в здании клуба, в трех разнообразных отделениях, состоящих из следующих номеров:
„Сила зубов или железные челюсти“.
Исполнит силач Владимиров.
Сатирические куплеты: „Все замерло“.
Исполнит комик Володин.
Удивительные фокусы покажет профессор черной магии Вольдемаров.
Первый русский оригинальный соло-клоун Дуров выступит как художник-моменталист и звукоподражатель».
Старшине клуба афиша понравилась. Он согласился предоставить помещение, конечно, если будет получено соответствующее разрешение властей.
С афишей в руке Владимир переступил порог полицейского участка. В канцелярии сидели секретарь, два-три молодых писца и сам надзиратель — гроза местных жителей.
— Что надо? — гаркнул надзиратель.
Пробежав глазами протянутую афишу, потребовал:
— Паспорта артистов!
Владимир вынул свой паспорт.
— Всех артистов говорю!
— Изложенное в афише исполняется мною одним…
— Таких жуликов-шарлатанов не допускаю! — заорал полицейский.
— А я повторяю, что все исполняю я! — вспыхнул Владимир.
— Видал я таких… Ну, какой ты силач? Покажи-ка свою железную челюсть?
Владимир подошел к покрытому зеленым сукном столу и… поднял его зубами в воздух.
Надзиратель, секретарь и писцы замерли от удивления.
— Черт возьми! Вот здорово! — восхитился надзиратель. И даже переменил обращение. — А какие еще вы делаете фокусы?
— Покажу, если дадите лист газетной бумаги.
Писцы бросились, подали газету. Владимир, как полагается настоящему фокуснику, развернул лист, показал, что в нем ничего не спрятано, и, обернув вокруг своей руки, попросил не быть в претензии, если вдруг что-либо найдется. И тут же вытащил из газеты свой стоптанный сапог.
Забыв всякую субординацию, писаря захлопали в ладоши, а надзиратель пригласил сесть на стул и милостиво вымолвил:
— Ну, а какой вы клоун и рассказчик, это мы убедимся уже в клубе, в воскресенье.
Как счастлив был Владимир, что научился у балаганщиков несложному приему — ухватить зубами край стола и незаметно подымать его снизу ногой.
На представление в клубе были проданы все билеты. Полному сбору содействовал слух, исходивший из полицейской канцелярии, будто силач подымал стол, за которым восседал толстяк секретарь.
Публика с интересом следила за превращениями геркулеса Владимирова в куплетиста Володина и затем в фокусника Вольдемарова. Перед последним номером программы Дуров поспешил взять у кассира причитающуюся ему часть сбора и накинул поверх своего обычного платья шутовской балахон. Под звуки разбитого рояля он вышел на сцену. Сначала прочел смешной стишок. Нарисовал несколько забавных рож. В заключение обратился к публике:
— Господа, прошу разрешения рассказать о том, что случилось со мною в вашем гостеприимном городе.
— Просим! — пробасил благосклонно настроенный надзиратель.
Рассказ оказался совсем коротким, но вызвал целую бурю. «Иду я берегом пруда. Смотрю — толпится народ. Спрашиваю: „Что делаете, ребята?“ — „Да вот стряслось у нас несчастье, — бьемся у воды три часа и никак не можем вытащить“. — „Кого, чего?“ — спрашиваю. „Надзиратель утонул…“ — „Эх! помогу вам, ребята. Верный дам совет“. „Какой?“ — спрашивают. „Покажите ему трехрублевку, он и сам из воды вылезет“».
Едва соло-клоун произнес последние слова, в зале поднялся невообразимый хохот. Надзиратель крикнул что-то грозное, но его слова потонули в общем шуме. Что произошло далее, соло-клоун так и не узнал. Пользуясь суматохой, он сдернул балахон, бросил его в свой саквояж и выпрыгнул через окно во двор. На улице уговорил проезжавшего мимо ломового возчика довести до первого полустанка.
Там он сел на поезд, отходивший в Москву.
«С этого дня я начинаю летосчисление своей политической сатиры», — написал много лет спустя в своих воспоминаниях заслуженный артист республики Владимир Леонидович Дуров.
…Босой, с непокрытой головой Анатолий вышел на улицу. Пошел куда глаза глядят. Долго бродил по закоулкам и задворкам, не зная, что предпринять. А голод все более давал себя чувствовать. К вечеру вовсе замучил. Хоть протягивай руку — проси милостыню, христорадничай!
Наконец добрел до вокзала и остановился у кабака. Дверь то и дело открывалась, оттуда доносились гам, пьяная песнь.
Чего не заставит сделать голод! Анатолий широко распахнул дверь, с порога сделал сальто-мортале, стал на руки и прошел на середину зала вниз головой.
Толпа расступилась и в миг смолкла.
— А вы, братцы, любите фокусы?
— Уж не ты ли их собираешься показывать?
— А хоть бы и я…
— Ха-ха-ха!.. Ишь шустрый нашелся!
— Ладно, принесите мне хлебного мякиша.
Половые принесли ломоть хлеба, из мякоти его Анатолий сделал несколько шариков, а корку съел.
Немудрящие его фокусы с шариками привели в восторг половых. Когда же он раскрыл секреты своих манипуляций, то окончательно покорил зрителей.
— Впрямь ты мастак! Может, что-нибудь еще умеешь проделывать?
