В мире безмолвия - Кусто Жак-Ив (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
Опьянение Дюма объяснялось наркотическим действием азота. Это явление в физиологии ныряльщиков было за несколько лет до того изучено капитаном военно-морских сил США А. Р. Бенке. Мы в оккупированной Франции ничего не знали о его трудах. Мы назвали это явление L'ivresse des grandes profondeurs (опьянение или «отравление» большой глубиной).
Поначалу воздействие глубины носит характер легкого наркоза, в результате чего ныряльщик чувствует себя богом. Если в это время проплывающая мимо рыба разинет рот, ныряльщик способен вообразить, что она просит воздуха, вытащить свой мундштук и протянуть его ей в качестве этакого щедрого дара. Явление это весьма сложное и по-прежнему остается загадкой для физиологов. Капитан Бенке считает, что тут влияет перенасыщение крови азотом. Вместе с тем здесь нет ничего общего с кессонной болезнью: газ химически воздействует на нервные центры. Лабораторные исследования последнего времени указывают на связь «глубинного опьянения» с остаточным углекислым газом в нервной ткани. Испытания, проведенные военно-морскими силами США, показали, что загадочный хмель не поражает ныряльщиков, дышащих смесью, в которой азот заменен гелием. Промышленное добывание гелия производится только в США и охраняется строгим законом, так что иностранные исследователи не имеют возможности воспользоваться американским гелием. Водород, который также легче воздуха, не уступает гелию в эффективности; но он взрывоопасен и сложен в обращении. Швед Цеттерстрем предпринял погружение с аппаратом, в котором был использован водород, однако он умер во время декомпрессии из-за промаха, допущенного его помощниками на поверхности, и не смог внести особой ясности в этот вопрос.
Я лично весьма восприимчив к азотному опьянению. Я люблю его и вместе с тем боюсь, как страшного суда. Оно совершенно заглушает инстинкт жизни. Фактически сильные люди поддаются ему не так быстро, как неврастеники вроде меня, но зато им труднее восстанавливать контроль над собой. Люди умственного труда пьянеют легко; все органы чувств подвергаются сильному воздействию, которое очень трудно преодолеть. Зато, одолев опьянение, они быстро приходят в себя. Глубинное опьянение заставляет вспомнить некоторые пьяные сборища двадцатых годов, когда наркоманы собирались вместе и вдыхали закись азота.
Глубинное опьянение имеет одно счастливое преимущество перед алкоголем: никакого похмелья! Как только вы вышли из опасной зоны, мозг моментально проясняется, и на следующее утро нет никаких неприятных ощущений. Когда я читаю отчеты о рекордных погружениях, мне всегда хочется спросить чемпиона, насколько он опьянел!
Самая комичная история, которую я слышал о воздействии давления, рассказана мне сэром Робертом Дэвисом, изобретателем первого спасательного аппарата для экипажа подводных лодок. Много лет назад при строительстве тоннеля под одной рекой группа местных деятелей спустилась туда, чтобы отпраздновать сбойку встречных стволов. Они пили шампанское и были весьма разочарованы отсутствием игры и шипучести в вине. Разумеется, тут повлияло давление, из-за которого пузырьки углекислого газа остались в растворенном состоянии. Когда же отцы города поднялись на поверхность, вино в их желудках зашумело и брызнуло через рот на манишки, только что из ушей не полилось! Одного высокопоставленного чиновника пришлось отправить обратно в тоннель, чтобы потом подвергнуть декомпрессии.
Теперь, десять лет спустя после нашего первого несмелого проникновения в стотридцатифутовую зону, женщины и старики достигают этой глубины уже при третьем или четвертом погружении. Летом на Ривьере стало уже обычным появление некоего мсье Дюбуа, выдающего на прокат акваланги и снабжающего соответствующими инструкциями любого, кто пожелает увидеть морское дно. Сотни людей оснащаются аппаратом и смело ныряют в воду. А я вспоминаю, сколько пришлось помучиться Филиппу, Диди и мне, и к чувству гордости при виде снаряжения, которым распоряжается мсье Дюбуа, примешивается легкая досада.
Глава третья. ЗАТОНУВШИЕ КОРАБЛИ
Вернемся, однако, немного назад.
Однажды ночью в ноябре 1942 года мы с Симоной были разбужены в нашей марсельской квартире шумом самолетов, летевших на восток. Я настроил приемник на Женеву: Гитлер нарушил свое слово и занял военно-морскую базу Тулон. Грохот и пламя взрывов возвестили о самоуничтожении французского флота. Голос диктора дрожал, когда он перечислял погибшие корабли, в число которых входили так хорошо знакомые мне «Сюфрен» и «Дюплей». Мы с Симоной плакали у приемника, вдали от любимых нами людей и кораблей, словно изгнанники.
Немцев сменили итальянцы, которые принялись хозяйничать в доках: разрушать и расчищать. Не могу забыть, как они калечили орудия на боевых судах.
Мысль о погибших кораблях не давала нам покоя. Когда мы стали намечать свою программу на следующую весну, Дюма только о них и говорил. Мы решили снять фильм о затонувших судах.
Однако Южная Франция была по-прежнему занята солдатами Муссолини. Итальянцы были начеку; они не хотели давать нам разрешения выйти в море с рыбаками. Тщетно старались мы произвести на них впечатление письмом из Международного комитета по исследованию Средиземноморья, во главе которого ранее стоял итальянский адмирал Таон ди Равель. Стоило нам заплыть за пределы зоны, отведенной для купальщиков, как посты открывали огонь, причем я так и не мог понять, делалось ли это по злобе или просто так, для забавы.
Потом итальянцев сменили немцы. Совершенно неожиданно я обнаружил, что мое письмо производит впечатление на самых свирепых гитлеровцев. Слово «культура» оказывало на них магическое воздействие, и мы смогли возобновить свою работу без особых помех. Притом они никогда не допытывались, чем мы занимаемся, к счастью для нас. Позднее мы узнали, что германское морское министерство затратило миллионы марок на создание подводного снаряжения для военных целей. Некоторые из их испытательных команд, очевидно, ныряли неподалеку от нас. Мы погружались на глубину до тридцати саженей, тогда как военные ныряльщики с кислородными аппаратами вынуждены были ограничиваться семью саженями. Правда, на стороне кислородных аппаратов то неоспоримое в условиях войны преимущество, что они не выдают ныряльщика предательскими пузырями.
Мы быстро убедились, что планировать розыск затонувших судов куда легче, чем находить их на самом деле. Большинство таких кораблей, находившихся на дне грязных, темных гаваней или в местах с сильным течением и непрекращающимся волнением на поверхности, не представляло интереса с точки зрения съемок. Нас могли устроить только суда, затонувшие в чистой воде, но где их найти? Ни одна карта, ни один документ не давали точных данных об их расположении. Даже наиболее заинтересованные стороны – судовладельцы, страховые компании и правительственные бюро – редко могли дать нужные сведения. Оставалось только тщательно просеивать рассказы спасателей, рыбаков и водолазов.
Мы приступили к поискам, опираясь на помощь Огюста Марцеллина, известного в Марселе подрядчика по подъему грузов с затонувших судов. Он указал нам ряд известных ему точек и предоставил в наше распоряжение свои катера с командами для рекогносцировки. Предварительно мы опросили рыбаков во всех приморских кабачках. Рыбаки знали только один способ обнаружить затонувшее судно: если их сети зацеплялись за что-нибудь, значит внизу лежит корабль, mais certainement (можете не сомневаться!). Мы исследовали много таких мест; чаще всего виновником гибели сетей оказывалась подводная скала…
Не один вечер скоротали мы, слушая рассказы двух бывших водолазов – Жана Кацояниса из Кассиса и Мишеля Мавропойнтиса из Тулона. Вся жизнь их прошла в поисках затонувших судов, губок, кораллов и особых моллюсков – violet. Violet – необычное лакомство, распространенное только в Марселе. Эти моллюски селятся на каменистом грунте, извлекая питательные вещества из морской воды. В случае тревоги они захлопывают створки и словно прирастают к камню, так что ныряльщик должен действовать очень быстро, если хочет вернуться с добычей. Престарелые гурманы так и рыщут в гавани в поисках редкого и драгоценного лакомства, продаваемого горластыми уличными торговцами, и поедают его тут же на улице. Вскрыв створки violet, вы обнаруживаете весьма неаппетитную на вид мякоть ярко-желтого цвета с красными и фиолетовыми пятнышками. Содержимое ракушки отправляется при помощи большого пальца прямо в рот. Я как-то попробовал одну violet. Это все равно, что есть йод. Утверждают, будто violet излечивает туберкулез и увеличивает половую потенцию. Дюма съел как-то пятнадцать штук за раз и доложил наутро, что не заметил никакого эффекта.
