Падение Берлина, 1945 - Бивор Энтони (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Глава пятнадцатая.
Жуков на Райтвайн-Шпуре
Наилучший обзор поймы Одера и немецких укреплений на Зееловских высотах имелся в районе Райтвайн-Шпура - на наблюдательном пункте 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова. Чуйков был не особенно рад, когда узнал, что Жуков желает прибыть к нему и вместе с ним следить за артиллерийской подготовкой и началом атаки. Генерал приказал капитану Мережко, своему штабному офицеру, который находился вместе с ним еще со Сталинграда, отправиться в тыл, встретить там маршала и переправить его вместе со всей свитой через Одер.
Чуйков пришел в еще большее неудовольствие, когда увидел конвой автомашин, сопровождавший Жукова. Свет их фар, несомненно, был виден на очень большом расстоянии. Предубеждение против Жукова появилось у Чуйкова, по всей вероятности, еще зимой 1942/43 годов. Ему казалось, что его 62-й армии, героически оборонявшей Сталинград, было уделено недостаточно много внимания, тогда как роль самого Жукова в тех событиях необоснованно завышена. В дополнение к этому Чуйков был чрезвычайно обижен замечанием маршала, будто он, Чуйков, слишком много времени потратил на взятие Познани. Сам Чуйков также раздражал Жукова. Командующему 1-м Белорусским фронтом не нравились его комментарии по поводу того, что Берлин можно было взять еще в феврале.
Прямо перед взором Чуйкова простирались советские траншеи. Было слышно, как в них позвякивают солдатские котелки. Перед атакой бойцов сытно кормили горячей нищей. На самом передовом рубеже солдаты уже прикладывали губы к фляжкам с водкой. Телефоны, расположенные на наблюдательном пункте, звонили не переставая. Связные то появлялись, то исчезали вновь.
Прибыл Жуков. В его свиту входили генерал Казаков, командующий артиллерией, и генерал Телегин, начальник политуправления фронта{538}. Они прошли по тропинке, ведущей мимо отрога, и спустились в бункер, построенный армейскими инженерами под основанием небольшого утеса Наблюдательный пункт находился наверху. "Часовые стрелки как никогда медленно двигались по кругу, - вспоминал Жуков. - Чтобы как-то заполнить оставшиеся минуты, мы решили выпить горячего крепкого чая, который тут же, в землянке, приготовила нам девушка. Помнится, что ее почему-то звали нерусским именем Марго. Пили чай молча, каждый был занят своими мыслями"{539}.
В распоряжении генерала Казакова имелось восемь тысяч девятьсот восемьдесят три артиллерийских орудия. На направлении главных ударов было сосредоточено двести семьдесят орудийных стволов на один километр фронта, включая 152- и 203-миллиметровые гаубицы, тяжелые минометы и дивизионы реактивной артиллерии. 1-й Белорусский фронт имел на своих складах более семи миллионов снарядов, из которых миллион двести тридцать шесть тысяч было выпущено в первый день наступления. Подавляющее превосходство советских войск в личном составе и вооружении стало причиной недооценки Жуковым предстоящего сопротивления противника.
Обычно маршал еще до начала атаки лично осматривал участок будущего наступления. Однако на этот раз, в основном из-за того, что его постоянно теребил Сталин, Жуков решил положиться на данные, полученные в ходе авиаразведки. Теперь же командующий фронтом с тревогой замечал, что фотографии района атаки, сделанные с воздуха, совершенно не передают всех сложностей рельефа местности. И действительно, ему было от чего волноваться. Немецкие укрепления, расположенные на Зееловских высотах, занимали господствующее положение по отношению к советскому плацдарму.
Еще во время подготовки к наступлению у Жукова возникла идея ослепить обороняющегося противника. Для этой цели к передовым позициям подтянули сто сорок три зенитных прожектора, которые должны были включиться в момент перехода в атаку советской пехоты.
За три минуты до начала артиллерийской подготовки маршал и его генералы поднялись по тропинке к замаскированному наблюдательному пункту. Пойму реки Одер покрыл предрассветный туман. Жуков посмотрел на часы: было ровно 5 часов утра по московскому времени, или 3 часа - по берлинскому.
"И тотчас же, - вспоминал маршал, - от выстрелов многих тысяч орудий, минометов и наших легендарных "катюш" ярко озарилась вся местность". История войны еще не знала столь интенсивной артподготовки. Артиллеристы генерала Казакова работали в бешеном темпе{540}. Командир одной из батарей 3-й ударной армии вспоминал, что повсюду стоял ужасный грохот. Казалось бы, артиллеристы должны были привыкнуть к подобной какофонии. Но на этот раз ему просто хотелось заткнуть чем-либо уши. Он чувствовал, что его барабанные перепонки буквально разрываются. Номера орудийных расчетов помнили о необходимости держать рты постоянно открытыми, иначе артиллеристы просто могли бы лишиться слуха.
При первых разрывах некоторые немецкие новобранцы подумали, что русские завели свой обычный "утренний концерт". Однако фронтовики, имевшие опыт боев на Восточном фронте, быстро смекнули, что на сей раз речь идет о начале большого наступления. Унтер-офицеры немедленно стали отдавать необходимые приказы: "Тревога! Всем занять свои места!"{541} Оставшиеся в живых впоследствии вспоминали, как внутри у них все похолодело, а рты моментально пересохли. "Началось", - шептали они про себя.
Те из немцев, кто находился в передовых траншеях, попали в своего рода ловушку. Выжить в ней удалось лишь немногим. Счастливчики описывали впоследствии все пережитое ими примерно в следующих выражениях: "ад", "чертов ад" или "землетрясение". Многие сразу же потеряли способность воспринимать окружающую действительность. "Спустя всего несколько секунд после начала огня, - вспоминал военнослужащий 27-го парашютного полка Герд Вагнер, - десять моих товарищей были уже убиты"{542}. Сам Вагнер на какое-то время потерял сознание. Когда он очнулся, то обнаружил, что ранен и лежит на дне дымящейся воронки от снаряда. Тем не менее Вагнер смог встать и направиться в сторону второй линии траншей. Артиллерийский огонь пронесся по траншеям, словно смерч, похоронив под собой и убитых, и раненых. Их тела до сих пор находят в земле - на месте, где раньше проходила оборона.
Даже те немцы, которые находились в ближайшем тылу, хорошо ощущали, как дрожит под ними земля. Офицеры внимательно следили за тем, что происходит впереди. Командир 502-го тяжелого танкового батальона, наблюдавший за боем из башни "тигра", вспоминал, что "все небо на востоке, насколько хватало видимости, было залито пламенем"{543}. Другой свидетель отмечал "горящие дома, фермы, пелену дыма, простиравшуюся до самого горизонта"{544}. Один из офицеров штаба смог только пробормотать: "Боже, упокой душу этих ребят"{545}.
Радужные дни германской армии (когда "война есть война, и шнапс есть шнапс") канули в Лету. Выжившие в страшном огне если и не были полностью дезориентированы, то испытали сильнейшее эмоциональное и психологическое потрясение. Внимание немецкого военного корреспондента, прикрепленного к пропагандистской роте СС, привлекла группа солдат вермахта. Потрясенные вражеским огнем, они бросили оружие и теперь бесцельно блуждали по лесу. Это было первое впечатление корреспондента, полученное им на фронте. До того он служил на Западе, "брея офицеров в Париже"{546}.
Несмотря на то что советские снаряды перепахали буквально каждый квадратный метр земли на фронте перед Зееловскими высотами, потери германских войск оказались не такими высокими, как это можно было ожидать. Генерал Хейнрици, получивший информацию о времени начала советского наступления (от захваченного в плен в районе Кюстрина советского солдата), приказал отвести большую часть сил 9-й армии на вторую линию траншей. Однако южнее Франкфурта-на-Одере, в полосе наступления советской 33-й армии, многие обороняющиеся части оказались отданными на заклание. На передовые позиции дивизии СС "30 января" были посланы фольксштурмовцы и подразделения, состоявшие из венгров. Позднее оберштурмфюрер Гельмут Шварц вспоминал, что "главное командование использовало этих людей в качестве пушечного мяса"{547}. Оно хотело тем самым спасти от уничтожения регулярные войска. Большинство фольксштурмовцев являлись ветеранами еще Первой мировой войны. У многих из них не было не только униформы, но и оружия.
