Мир итальянской оперы - Гобби Тито (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Итак, изучив завещание, Скикки наконец понимает, как он должен действовать, но отсылает Лауретту на террасу покормить птиц: ему не хочется, чтобы она участвовала в том, что обещает стать малоприглядным маскарадом.
После мучительных раздумий, во время которых родственники ходили за Скикки по всей сцене буквально по пятам, он сообщает им, что завещание не может быть переделано, но, если удастся вернуть Донати к жизни хотя бы на полчаса, можно будет составить новое завещание. Скикки берется лично исполнять роль Буозо Донати.
Завороженные предложением Скикки, родственники вытаскивают покойника из постели и, обращаясь с ним весьма непочтительно, запихивают тело в шкаф. Дзита отсылает Ринуччо за нотариусом. И вдруг, к ужасу собравшихся, раздается стук в дверь. Это пришел врач, ежедневно навещающий больного. Скикки едва успевает юркнуть в постель и задернуть за собой полог.
Вокруг врача Спинелоччо суетятся перепуганные родственники, всячески пытаясь не подпустить его близко к ложу "больного". Композиторская ремарка на партии врача гласит: "Говорит в нос с болонским акцентом". Принимая акцент, я с сомнением отношусь к другой характеристике голоса, который, на мой взгляд, должен быть округлым и напыщенным, рассчитанным на то, чтобы производить впечатление на пациентов. Ловкому Скикки в тех местах, где он имитирует тосканца Буозо, предписано петь характерным дрожащим носовым голосом, ведь он изображает больного трясущегося старика. Однако участие двух похожих голосов в этом важном разговоре вносит путаницу, тогда как их противопоставление может дать комический эффект.
В первый момент Скикки блестяще справляется со своей ролью. Превосходно подражая голосу Буозо, он просит врача оставить его в покое и зайти попозже. После того как Спинелоччо уходит, родственники чуть ли не пританцовывают от радости, обсуждая возможные варианты распределения, богатства усопшего. Их идиллическое настроение побуждает Скикки сделать ироническое замечание по поводу прелестей семейной любви. Однако эта безмятежная картина сменяется мрачным беспокойством, когда все замирают, услышав удары колокола на площади, возвещающие о чьей-то смерти.
В ужасе и тревоге глядят они друг на друга: неужели кончина Буозо перестала быть тайной?
В этот момент с террасы приходит Лауретта и невинно спрашивет у Скикки: "Папа, ну что мне делать? Голубки не хотят уж больше зернышек..."
"Так налей им водички!" - отвечает встревоженный отец, и она снова исчезает, в то время как Герардо, который выбегал на улицу, чтобы навести справки, запыхавшись, возвращается назад с новостями: оказывается, колокол звонит по кому-то другому. Это не имеет отношения к их дорогому покойнику. Все поют "Да почиет он с миром!" и возвращаются к прерванным занятиям.
Следует сцена переодевания Скикки для его ответственнейшей роли - это восхитительная музыкальная страница. Женщины по очереди заигрывают с ним, а мужчины язвительно наблюдают за всей этой суетой. Но каждый пользуется случаем напомнить Скикки, чтобы он не забыл упомянуть в завещании тот или иной вожделенный предмет рядом с его именем. И каждому он обещает, что выполнит его просьбу.
Однако, чувствуя, что настало время вселить в этих людей ужас перед гневом господним, он грубо возвращает родственников Буозо к реальности и предупреждает о наказании, ожидающем всех, если мошенничество обнаружится: им отрубят правую руку и вышлют из Флоренции. И тут Скикки поет превосходную фразу "Прощай, Флоренция...", исполненную такой печали и одновременно столь грозную, что родственники замирают на месте, слушая его. Затем они повторяют эту фразу с ужасом в голосе, который должен быть отчетливо выражен, поскольку позднее именно страх перед наказанием заставит их проявить сдержанность в присутствии нотариуса, хотя завещание, диктуемое плутом Скикки, лишает их права на наследство и все богатства переходят к Скикки.
В этот момент возвращается обеспокоенный Ринуччо и сообщает, что нотариус вот-вот явится сюда. И опять Скикки едва успевает нырнуть в постель и поправить полог, прежде чем в комнату войдет Аманти ди Николае в сопровождении двух свидетелей-профессионалов: сапожника Пинеллино и красильщика Гуччо. Звучит торжественная музыка. Пинеллино и Гуччо, очевидно, живут и работают где-то поблизости, коли могут отлучиться в любое время, чтобы немного подзаработать. Поэтому я и называю их свидетелями-профессионалами. Подобные дела для них привычны, и мне кажется, что Пинеллино не должен разражаться рыданиями, даже когда заявляет: "Я сейчас расплачусь!". Его плач может заглушить триоли, подчеркивающие те мысли, что возникают в голове изобретательного Скикки. Сапожнику лучше просто глупо улыбаться. Оба свидетеля любопытны, и какое-то время они внимательно слушают, как Скикки диктует завещание. Но потом это им надоедает, и нотариус вынужден призвать их к исполнению своих обязанностей.
Аманти ди Николае входит в дом Донати с очень важным видом. На миг он даже останавливается, как бы ожидая торжественной встречи. Затем садится за письменный стол, поставленный для него в дальнем углу. Снимает головной убор и, раскрыв свою папку, приводит в порядок бумаги. Затем слегка ударяет болтливого Пинеллино тростью по животу, давая понять, что процедура оформления завещания начинается.
Какое же удовольствие доставляла мне сцена составления завещания! Она изобилует оттенками, нюансами, акцентами. Как говорится, я умирал скорее от смеха, нежели от того, что исполнял роль умирающего...
Партия Скикки требует совершенно особого голоса. Несомненно, он принадлежит зрелому человеку, но временами в нем должна ощущаться острота, а в интонациях Скикки - угадываться что-то похожее на юношескую дерзость. Эта очень важная черта личности Скикки иногда ускользает от внимания публики, захваченной блеском и живостью актерской игры. Он чутко воспринимает ситуацию, однако всегда сохраняет характер жуликоватого флорентийского парня, каким был когда-то, готового высмеять кого угодно и что угодно и все обратить в свою пользу.
Именно такой образ я и стремлюсь создать; и чем больше работаю над гримом и пластикой, тем удачнее результаты, которых я достигаю.
Вспомним, например, с какой убедительностью Скикки делает вид, будто поддерживает намерения наследников Буозо, хотя сам уже давно разработал хитроумный план действий. Или то, как в момент опасности он ловко напоминает им, что все они являются соучастниками преступления и в равной мере несут ответственность перед законом. В трактовке Пуччини он крестьянин, расчетливый, обладающий здравым смыслом, полный решимости вступить в бой за счастье своей дочери, с презрением относящийся к власти, острый на язык. Не существует никаких правил исполнения этой превосходной сцены, она дает актерам практически безграничные возможности для самовыражения.
Частенько, играя Скикки, я с удовольствием высмеивал своих так называемых родственников, иногда я действовал столь неожиданно, что они реагировали на мои выходки с удивительной непосредственностью. Однако я всегда уважительно относился к музыке и тексту. Это для меня - непреложный закон.
Изображая Буозо, Скикки начинает с комплиментов в адрес нотариуса, называет его - "нотариус любезный". Он знает, что, льстя Аманти ди Николае, заручается поддержкой нотариуса. Впоследствии тот охотно примет его объяснение: свою подпись Скикки-Буозо не в состоянии поставить якобы из-за паралича. Родственники с преданной грустью в голосе поют: "Бедный Буозо!" - и Аманти бросает на них короткий взгляд поверх очков. (Кстати, очки были изобретены в Пизе в 1295 году, то есть за четыре года до описываемых событий, так что наш нотариус шагал в ногу со временем.)
Приняв печальное объяснение, подкрепленное слабым взмахом руки между створками полога, нотариус призывает свидетелей и спрашивает у них: "Вы убедились?" Ему вновь приходится прибегнуть к помощи своей трости, чтобы вывести Пинеллино и Гуччо из состояния прострации. Затем он принимается нараспев читать преамбулу к завещанию.
