Тайна Зои Воскресенской - Воскресенская Зоя Ивановна (читать книги без сокращений TXT) 📗
«Подожди, подожди! – скажет мне читатель. – А зарплата в Союзе, которую он получает в рублях?» Да, ее он получает, но далеко не полностью, а лишь от 25 до 50 процентов. А там, за границей, когда «чистый» сотрудник, скажем, посольства, по окончании рабочего дня возвращается домой к своей семье, разведчик только начинает, как правильно пишет Зоя Ивановна, свою многотрудную деятельность.
Или обеспеченность разведчиков жильем. (Я не имею в виду квартиры на родине. Здесь, если сотрудник не имел своего собственного жилья, его просто не посылали в загранкомандировку, а вместо него ехал другой человек, уже имевший квартиру, хотя подчас это было не равнозначной заменой и, естественно, сказывалось на интересах дела. И давать его не торопились, поэтому большинство сотрудников разведки живут в кооперативных домах, то есть в квартирах, купленных за. свой счет). Так вот я имею в виду обеспечение жильем в период работы в заграничной командировке. Сотрудник, тем более если он дипломат, получает квартиру, за которую платит частному владельцу из государственных средств. Хорошо?! Да, отлично. Но опять же сравнения!
Мне приходилось в 70-е годы работать в тогда еще Западной Германии и иметь общение с представителем Центрального разведывательного управления США. Я жил в трехкомнатной квартире с женой и маленьким сыном, за которую платил из государственной казны. Хорошо?! Превосходно! Эта квартира была метражом больше моей московской квартиры, к тому же десятки лет я вообще не имел собственного угла. Но… мой американский коллега, находясь в такой же должности, что и я, пользовался двухэтажной виллой, имея такую же семью – жену и маленького ребенка.
В своей книге Зоя Ивановна пишет о предательстве Петрова – Пролетарского в Австралии и его подозрительном поведении во время пребывания в Швеции. Поражает в этом рассказе прежде всего то, что честному! принципиальному работнику, в данном случае Зое Ивановне, приходилось доказывать – и кому – собственному начальству свою честность. А руководство Разведки, имея достаточно фактов, не хотело отстранить Петрова от оперативной работы и послало его в очередную командировку в Австралию. Почему?
Гем не менее предательство Петрова – Пролетарского было, пожалуй, единственным «проколом» нашей разведки в течение нескольких десятилетий. А потом? Потом предатели в 1960, 70 и 80-х годах стали появляться как опарыши. И каждый из них стремился показать свою наибольшую лояльность той стороне, куда он перебежал, и готов был выдавать секреты, о которых знал, а заодно и те, о которых мог лишь догадываться. А ведь каждое предательство стоило государству очень дорого – нужно было менять так называемых «засвеченных» сотрудников, на подготовку которых были затрачены большие суммы и которых нельзя больше использовать на оперативной работе, направлять новых, подчас недостаточно подготовленных, и так далее. Одним словом, много негативных явлений связано с предательством, не говоря об интересах самого дела.
Моя оперативная судьба избавила меня от общения с предателями, но дважды и на меня пахнуло этим мерзким зловонием. С одним из таких ублюдков я формально работал в одном отделе, но, к счастью, в разных странах, и поэтому практически мы друг друга не знали. Со вторым, получившим потом псевдоним «Гнес», мне предстояло свидание. И повезло там, где обычно людям не везет – у меня лопнуло колесо. И поскольку я был начинающим водителем, то на замену его у меня ушло много времени, и я, теперь в этом не сомневаюсь, к счастью, опоздал на встречу с предателем.
Так почему все-таки в последние десятилетия резко возросло количество предательств? Разумеется, в каждом конкретном случае налицо целый комплекс своих, сугубо индивидуальных причин, но главной считаю моральную деградацию общества.
Что же делать? Возможно ли вообще свести до минимума такие постыдные факты? При нынешнем состоянии общества – очень трудно.
Разумеется, надо улучшить работу по изучению и подбору кандидатов на службу в разведке; повысить материальное благосостояние сотрудников разведки тоже необходимо в соответствии с реальной затратой их физического труда и нервного напряжения, но при этом усилить и уголовную ответственность за государственную измену. По-моему мнению, каждый факт измены должен автоматически нести за собой смертный приговор, который обязательно самой разведкой должен быть приведен в исполнение. Предателям, тем более из разведки, снисхождения и пощады быть не может.
Глава 9. Любовь и верность
Ближайшая подруга Зои Ивановны Надежда Доминиковна Синицкая-Осипова рассказывала мне, как Воскресенская и Рыбкин стали супругами:
«Я познакомилась с Зоей Ивановной что ни есть в самый Новый, уже 1936 год.
В советскую колонию в Хельсинки, где я в то время жила с мужем, который работал в торговом представительстве и занимался продажей нефтепродуктов за границей, примерно полгода назад приехала высокая, молодая и красивая женщина. Об этом я знала из разговоров с другими женщинами, но сама ее не видела.
И вот, когда все собрались вместе, чтобы отметить Новый, 1936 год, вновь вспыхнули разговоры о Зое Ивановне.
– Приехала холостячка, чтобы наших мужей сбить с толку.
– Перед такой женщиной ни один мужик не устоит.
– Не хватало нам забот, так черт бабу прислал.
Но тревожные ожидания наших женщин не оправдались, на новогоднем вечере Зоя Ивановна не появилась. Минут через тридцать – сорок после традиционного тоста я поинтересовалась у кого-то, а почему нет нашей новой сотрудницы, она что, брезгует нашим коллективом? Но мне сказали, что она неожиданно заболела и потому не смогла принять участие в новогоднем вечере. Зная, что Зоя Ивановна живет одна в этом же доме, я взяла бутылку вина, собрала кое-какую закуску и поднялась к ней в комнату. Это была действительно молодая, высокая и очень миловидная женщина. У нее, оказывается, обострилось заболевание печени и она решила не ходить на новогодний праздник, чтобы ее поведение не восприняли как каприз: ведь она вынуждена соблюдать определенную диету. Мы просидели с Зоей Ивановной почти всю ночь вдвоем, болтая о женских всячинах. Так мы с ней познакомились и сразу же сблизились. Наша дружба кончилась только с ее смертью в январе 1992 года.
Мы проводили вместе много времени, порою к нам присоединялся мой муж. А когда в Хельсинки приехал Борис Аркадьевич Рыбкин, это уже была компания.
Вскоре Зоя Ивановна отказалась от своего жилья и поселилась в одной из комнат нашей квартиры. Поэтому, как правило, мы встречались у нас – к нам приходил Борис Аркадьевич. Очень скоро я стала замечать, что он неравнодушно относится к Зоеньке. И она, как я почувствовала, тоже к нему питала симпатии.
Мои догадки очень скоро оправдались. Однажды Борис сказал мне, что Зоя ему очень нравится, но она, по его мнению, на него не обращает никакого внимания. Я ответила ему, что он не прав, и просила поверить моему женскому чутью. Он сомневался. Тогда я предложила: «Знаешь что, Борис?! Вот пока Зои нет, забирай ее вещи и вези к себе. А когда придет, заявлю ей, что она больше здесь не живет, и все объясню».
Так мы и сделали. Когда пришла Зоенька, она сразу же заметила опустевшую комнату, а я с серьезным видом выпалила: «А ты здесь больше не живешь». От изумления и непонимания она лишилась дара речи. Тогда я обняла ее и добавила строго: «Ну хватит мучить мужика. Ты что, не видишь, он уже весь высох?» И, уже смеясь, все ей объяснила. Поскольку все ее вещи действительно были у Бориса, она под моим «конвоем» отправилась к нему домой. Так, словно в сказке, они и стали жить-поживать.
Впоследствии мы с Зоей Ивановной часто прохаживались вместе по улицам Хельсинки. И только много позже я поняла, что зачастую эти прогулки использовались ею и для того, чтобы убедиться, нет ли за нами слежки. Поняв это, я уже сознательно стала помогать ей обнаруживать за нами наблюдение или с кем-нибудь тайно встретиться.
Люди, которые вели за нами слежку, устроили свой наблюдательный пункт прямо против нашего дома, и из окна им было хорошо видно, когда мы выходили на улицу. Поскольку мы с ней почти одного роста, то Зоенька нередко, особенно в вечернее время, надевала мое пальто и шляпку и уходила из дома. Иногда мы обе переодевались, то есть менялись одеждой, и выходили на улицу с небольшим интервалом, я впереди, она сзади.
