Записки непутевого резидента, или Will-o’- the-wisp - Любимов Михаил Петрович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
И тут, словно манна небесная, прилетела депеша из провинции о том, что кустарь-одиночка Федор уже многие годы ведет переписку с некой Марлен Дитрих, сотрудницей западнобельгийского посольства в Дании. Предыстория: в конце войны и переселенка Марлен и красноармеец Федор были схвачены за прелюбодеяния в городе Кракове грозным «Смершем», неисповедимо узревшим в этом акте руку западных спецслужб.
У Марлен отобрали расписку как условие возвращения на земли родной Западной Бельгии: «Я, Марлен Дитрих, даю обещание секретно сотрудничать с Красной Армией, обязуюсь работать честно и добросовестно и т. д.».
«Смерш» смотрел далеко вперед, расписки клепали под диктовку в массовом порядке, кто знает, может, на эти клятвы появился бы особый спрос в момент победы мирового коммунизма и создания глобального Министерства Любви?
Нагрешивший Федор отсидел два года в лагерях и тоже благополучно вернулся домой, обнаружив на столе тревожные письма от своей возлюбленной. Его тут же завербовал местный КГБ, возрадовавшийся «заграничному каналу», столь редкому в полудеревне.
Однако проку для местных органов от этого дела не было никакого, Марлен работала в какой-то захудалой конторе, переписка шла ни шатко ни валко, секретных сведений (о ситуации на сеновале?) Федор ей не пересылал.
И вдруг… вдруг Марлен поступила в западнобельгийский МИД и вскоре получила место секретарши в посольстве в Дании.
Провинция, естественно, сама рвалась в страну Андерсена, однако энтузиастам дали по носу, ибо тут требовался опытный зубр с датским опытом, — но кто еще подходил на эту роль больше, чем шеф датского направления и партайгеноссе отдела?
И, конечно, очень хотелось реабилитировать обесчещенное направление — посему кистью мастера я раскрасил всю картину и преподнес ее генералу-шефу, который зажегся, побежал к Андропову и получил санкцию на проведение операции.
Снова на Джакомо пурпурный плащ, в руках — изящный «самсонайт», набитый икрой и прочей отечественной гордостью, в боковом кармане пиджака, рядом с горячим сердцем, — расписка Марлен, страстное письмо Федора своей возлюбленной (составлять приходилось по переписке Абеляра и Элоизы). Весьма не хватало для понта крошечного бельгийского браунинга в кобуре под мышкой (приятно вроде бы случайно сбросить пиджак в компании друзей перед отъездом!), впрочем, дипломатический паспорт в таких миссиях надежнее любого оружия.
«Ни пуха…» — «К черту». Самолет взвился к небесам и через несколько часов уже сделал первый круг над Копенгагеном, места, места, опять места, какое горькое круженье! Какое долгое крушенье — нет ни начала, ни конца…
Резидент встретил меня прохладно (кому понравится, если боевая операция родилась не в окопах на передовой, а в комфортабельных кабинетах Центра!), а контрразведка, прекрасно знавшая Джакомо по положительному вкладу в датско-советскую дружбу, просто освирепела, будто в мои планы входила по крайней мере высадка советских войск на Ютландии или взрыв фолькетинга.
Прототип и Таня. 1979 год, Дания
Взяли меня, бедного, в такой оборот, который не приснится разведчику в самых страшных снах: мощнейшее наблюдение днем и глубокой ночью, плотный и жесткий контроль, когда служба сыска не считает нужным особо маскироваться, а демонстративно идет сзади почти «бампер в бампер» и ставит цель не выследить, а сорвать операцию.
Мои активные походы к старым друзьям в надежде, что мышки усмотрят в моем вояже лишь желание попить «туборг» с креветками в хорошей компании, успеха не имели: машины исправно дежурили у подъезда и четко провожали меня до гостиницы.
Последовать примеру Шерлока Холмса, загримироваться под бродягу на костылях? Сесть на метлу и вылететь в трубу? Или залезть в бутылку, которую выбросят из машины у синего моря?
Как назло, в инспекционную поездку приехал и сам генерал, который не прочь был заодно тряхнуть стариной, поруководить на месте и урвать у меня часть лавров. Какие безумные сны виделись, должно быть, шефу датской контрразведки, ломавшему голову над тайной приезда двух волкодавов…
Что делать в этом железном мешке, как вырваться на волю? Лучшие лбы резидентуры мучительно размышляли об этом и пришли к единственному выводу: только тайный вывоз, причем в машине «чистых», то бишь ангелов-мидовцев.
А дальше? Домашний телефон Марлен заполучить нам не удалось, звонить в посольство было опасно, оставалось переть прямо на квартиру — вариант рискованный. Разработали легенду: я, отныне не Джакомо, а честный советский гражданин Семен, друг Федора и провинциальный простак, оказался в датском королевстве во время туристского круиза и по просьбе Феди без всяких церемоний решил забросить его старой подружке личное письмецо и сувениры— моветон, конечно, но мы в гимназиях не обучались и обожаем у себя в деревне запросто хаживать друг к другу, запасшись водкой и зернистой икрой.
Изобретательный генерал неожиданно предложил мне записать беседу на портативный магнитофон: идея прозрачная, доверяй, но проверяй, да и запись всегда пригодится как «закрепляющий фактор» в вербовке. К нашей родной подслушивающей технике, способной издавать самые страдальческие звуки в самые неподходящие моменты, я относился без всякого пиетета, правда, я об этом умолчал, но заметил, что дама может выкинуть неожиданные фортеля, вплоть до вызова полиции, которая весьма удивится, обнаружив под моими полотняными кальсонами вершины научно-технической революции.
Аргумент этот произвел эффект (за спиной интерпретировался как позорная трусость), и проблема уперлась в преодоление «хвоста» [80]. Конечно, при желании мы с водителем — классным профессионалом из московской «семерки» (службы слежки) могли от «хвоста» и оторваться, бешено прокрутившись по переулкам, презрев и одностороннее движение, и светофоры (и зазевавшихся инвалидов), водитель знал город получше датчан и мгновенно определял мышек-норушек своим натренированным оком.
Однако такие грубые трюки считались непозволительными: зачем приводить контрразведку в ярость? Ведь она могла мобилизовать все ресурсы, подключить полицию и начать тотальный поиск по всему городу. Зачем размахивать красной тряпкой у носа быка? Итак, порешили: «чистая» машина, бросок в никуда, и, по Бродскому, «он взял букет и в будуар девицы отправился. Унд вени, види, вици».
Долго примеривали меня к багажнику завхозной «Волги», куда бренное тело умещалось, лишь преломившись вдвое, как складной стул, но посольство, увы, не имело ни «линкольна», ни «шевроле», — в их багажниках можно было бы запрятать целые резидентуры.
В результате приняли соломоново решение и уложили меня на пол у заднего сиденья, покрыв сверху зловонным ковром, на который бросили пустые картонные ящики. За руль уселся трепетавший завхоз, который вечно метался между рынками и магазинами, выглядел затурканным и никак не походил на Джеймса Бонда. «Волга» тронулась, и мы резво выехали из ворот.
— Что-нибудь видите сзади? — спросил я, умирая от тошнотворных запахов.
— Вроде идут за нами! Идут! — хрипло забормотал завхоз, он нервничал и чувствовал себя участником операции, равной по масштабу вывозу из Италии Муссолини отрядом эсэсовца Отто Скорцени.
— Где мы сейчас? — вопрос из космоса.
— В Сёборге! — лопотал завхоз. — За нами прут три машины! Вот гады! Что же делать?! Ах, батюшки…
— Держитесь спокойно, не дергайтесь, вы отобьете мне все бока! Не нервничайте, внимательно следите за машинами! — Я уже прикидывал, как скупо-романтично опишу всю эту проверку в отчете, и потом генерал где-нибудь скажет: «Вот в каких условиях нам приходится работать, товарищи!»
— Я не нервничаю! — дергался завхоз. — Они действительно идут! — Он так мандражил, что я еще испугался: как бы он не врезался в столб или… (Я ощупал ковер — он был сух.)
