Буг в огне (Сборник) - Крупенников А. А. "Составитель" (книга регистрации .txt) 📗
Здесь я встретил Николая Кулишека из деревни Старое Село. Ему было лет под 70.
— Папаша, не знаешь ли, как выйти на влодавское шоссе лесом? — спросил я его.
— Как не знать, сынок. Да только ведь по шаше германец идет.
— Проведи, папаша.
Ночью вышли к шоссе. Оно действительно оказалось забито вражескими войсками. Мы пытались проскочить, но были обнаружены. Завязался бой. Он был не в нашу пользу, и вновь пришлось вернуться в старосельский лес.
— Что будем делать, Семен Капитонович? — обратился я к Дородных.
— Да, трудное положение, — ответил он раздумчиво. — Что-то надо делать.
— Чтобы двигаться дальше, нужны боеприпасы — у нас их нет. А идти так, как есть, значит, терять людей.
Дородных не ответил.
Над лесом сгущались сумерки, повеяло прохладой. Настороженно шумела листва и надоедливо пищали комары. Каждый из нас, видимо, думал о своем. Я думал о том, что из троих командиров-пулеметчиков осталось нас двое: Клинотин погиб в первый же день в бою у бульковского моста, а ведь скоро немцев должны погнать на запад, и он уже не увидит нашей победы.
— Семен Капитонович, не может быть, чтобы наши далеко отступили, а? Как вы думаете?
— Не должны.
— Вы знаете, у меня есть мысль. Всей нашей группе перейти к партизанским методам борьбы, а когда наши войска начнут наступать, будем наносить удары по фашистам с тыла.
— А ведь дело говоришь, Сергей. Только вот что… — Дородных задумался. Он не знал, где его полк, что с ним. На лбу резко залегла складка. Может быть, впервые я заметил, что он как-то заметно сдал за эти дни, постарел. — Людей кормить надо, где возьмешь продовольствие?
— Свяжемся с местным населением, помогут.
— Местное население разное бывает.
— Подавляющее большинство — это наши, преданные Советской власти люди. Установим связь с советскими и партийными работниками… — Чем больше я говорил, тем больше сам загорался этой идеей. — Мы на своей земле, среди своих. Это у немца будет гореть земля под ногами. Я считаю, надо объявить наше решение отряду.
— Ну что ж, действуй, — одобрил Дородных.
На широкой поляне построили всех людей.
— Товарищи, отныне наша группа объявляется партизанским отрядом, — обратился я ко всем. Кое-кто выразил удивление, а кое-кто и прямое неудовлетворение. — Вот что, друзья, кто согласен, останется, кто хочет, может пробираться к линии фронта. — Про себя подумал, что те, которые останутся, будут надежным ядром отряда.
— А что будем делать? — спросили из рядов.
— Будем бить фашиста! — с заметным казахским акцентом крикнул Нурум Сыдыков.
— Бить!.. Чем? Палкой? Тоже — вояка.
— Моя не хуже вояка, чем ты! — огрызнулся Нурум.
— Тише, товарищи, — успокаиваю спорщиков. — Думаю, что прежде всего свяжемся с местным населением и займемся сбором оружия и боеприпасов, а потом… — Правду сказать, я и сам еще не представлял себе четко, что потом. Ни я и никто другой из нас не знали особенностей партизанской войны. Одно было ясно — будем бороться.
— Согласны!
— Это дело! — раздались голоса.
— Конечно, дело, наш лейтенант — командиром… — услышал я Нурума Сыдыкова, который что-то доказывал своему соседу. Но так и не понял, что он хотел сказать.
Так в ночь с 24 На 25 июня 1941 года был создан партизанский отряд.
Расходились споря, бурно обсуждая свое решение. А я подумал, что такие, как Нурум Сыдыков — я его хорошо знал, это был примерный боец из моей роты, как Леонид Зеленин — чекист, родом из-под Курска, и многие другие будут надежной опорой. Так оно потом и оказалось.
Назавтра выяснилось, что ночью несколько человек ушло. Было ясно, что только активные, энергичные действия могут удержать людей, дисциплинировать их.
Отбираю группу, с которой идем в Старое Село.
— Товарищи, — говорю бойцам, — в деревне вести себя достойно. Надо помнить: местное население — наша опора.
— Понятно, товарищ командир, не подведем, — ответили бойцы.
Глядя на них, понял, что это не просто слова, в них выражена верность долгу, понимание обстановки.
Пошли. Высланная вперед разведка донесла, что немцев в селе нет. Ребята разошлись по дворам. Мы были уверены, что жители покормят и дадут продуктов для товарищей. Я зашел в хату посреди села. В избе у русской печки суетилась молодая женщина, напротив, на широкой лавке вдоль стены, сидел заросший бородой черноволосый мужчина. Он сумрачно окинул меня взглядом и отвернулся.
— Здравствуйте, — приветствовал я нелюбезных хозяев. В ответ они что-то буркнули невнятное.
— Разрешите сесть.
— Чего спрашивать, места хватает, садись, — указал мне мужчина на лавку.
От такого приема, скажу откровенно, я растерялся. С чего начинать, о чем говорить с этим человеком, который даже смотреть не хотел. Кто он? Что за человек? Но вот он повернулся ко мне.
— Что ж, лейтенант, уходите? — И во взгляде я прочел не злобу и даже не осуждение — прочел сожаление. Вот оно что! — воспрянул я духом.
— Да вот мы… — замялся я, искоса поглядев на женщину.
Незнакомец, видно, понял, обратился к ней:
— Слышь, сестра, сходи позови Бориса.
Как только за его сестрой захлопнулась дверь, он быстро представился.
— Чернак я, Михаил Никитович, председатель сельсовета. Говори, что хотел сказать.
— Остаемся мы. Ну, группа нас, военных, моя рота, пограничники со мной и другие.
— Подожди, как остаетесь, где остаетесь, говори толком, — оживился Михаил Никитович.
— Да в лесу же остаемся, будем воевать партизанскими методами. Только вот трудно с продовольствием, боеприпасами.
— Так это же здорово, дружище, чего ты сразу не сказал. Мы вас всем обеспечим. Да и сами вольемся в ваш отряд. Понимаешь, лейтенант, нам тут, в селе, долго не просидеть. Старые подпольщики, советские работники — все в лес подадимся. Идемте к Борису, не будем ждать.
Михаил Никитович направился огородами, я — улицей. Когда пришли в хату к Борису Чернаку, там уже был Яков Кухта, а вскоре прибыл еще один мужчина.
— Это наш учитель Николай Швайко, член Компартии Западной Белоруссии, — представил его Михаил Никитович. — Во времена буржуазной Польши как политический двенадцать лет сидел в тюрьме.
Мы быстро нашли общий язык. Договорились, что встречаемся у маяка в старосельском лесу.
Вечером дозорные услышали тарахтенье повозок.
— Товарищ лейтенант, какие-то подводы едут.
— Много?
— Не видно пока.
— Пусть приблизятся, может Чернак. Он, по-моему, мужик надежный.
Мы затаились. Подводы подъехали вплотную.
— Тпру! — остановил первый. — Михаил Никитович, должно быть, тут, а ребят что-то не видать.
— Мы здесь, товарищи, — вышел я, убедившись, что это как раз те, кого мы ждали.
Подошел Чернак.
— Принимай, лейтенант, поддержку. Четыре подводы с продуктами и 15 человек — депутаты тут, счетовод наш колхозный Данила Манец — все к тебе.
— Спасибо, Михаил Никитович. Теперь живем.
Посовещались, посоветовались, все обсудили.
А в первых числах июля мы установили связь с активом деревень Франополь, Озяты, Антоново, Радваничи.
Однако в самом отряде у нас пока не все ладилось. Группа была разношерстная, многие друг друга не знали, и некоторые стали уходить. Те, что стремились перейти линию фронта, уходили на восток. Но были и просто неустойчивые. Недели через две-три осталось 86 человек — пулеметчики моей роты и пограничники. Но они явились тем ядром, которое скоро вновь стало обрастать, пополняться новыми людьми.
Особенно радостной была встреча с Александром Федоровичем Селивоником. С ним я познакомился еще в 1940 году, когда находился в укрепрайоне. Александр Федорович работал тогда в Радваничском сельсовете. Теперь Александр Федорович свел меня со своим братом Иваном Федоровичем и секретарем Каменица-Жировецкого сельсовета Николаем Йосиком.
Через месяц мы себя чувствовали так, как будто долгие годы жили среди местного населения.
В конце июля в отряд пришел доктор С. Т. Ильин. Ему помог наш связной Иван Александрович Гаврилюк. С доктором договорились, что будет направлять в отряд надежных людей. Где-то через месяц С. Т. Ильин пришел с Зинаидой Ивановной Южной. Договорились о связях с брестским подпольем. А скоро пришли комсомольцы Игорь Гринкевич и Сергей Трубецкой.
