Ильюшин - Чуев Феликс Иванович (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
Что-то я подписал, а он говорит: «А почему ты числа не поставил? Ты знаешь, что подпись без числа недействительна? Это раз. Во-вторых, подпись без числа – это страшное дело. Если ты не хочешь оказаться безвинно посаженным за решетку, то всегда ставь число, потому что, представь себе, что есть твоя подпись под документом, но никто не знает, когда ты его подписал, и, если что-то произойдет, свалят на тебя».
Многое, о чем я рассказал, легло в основу формирования моего поведения. Вы не найдете ни одной моей подписи без числа, и на производстве не держу руки в карманах».
– И одеты как подобает, – добавляет один из сотрудников.
У Ильюшина был лозунг: «Лучшее – враг хорошего», и он был направлен против тех конструкторов, чаще молодых, которые видели цель в том, чтобы сделать что-то свое, оригинальное, не так, как было до этого, но не задумывались над достоинствами и недостатками старого. Такая работа интересна, и отличиться возможностей больше, считал Ильюшин, но сколько вреда она может принести общему делу. Если не противостоять такой тенденции, то самолет будет иметь столько нового, что придется доводить его до конца, пока морально не устареет. Но это не означало, что «лучшее – враг хорошего» обрекало проектировать новые самолеты только из старых конструктивных элементов. По мнению Ильюшина, если старая, проверенная практикой конструкция не отвечает новым условиям работы, ни в коем случае не надо за нее держаться, а надо не бояться искать конструктивно новое решение...
После войны Ильюшину поручили ознакомиться с проектом Бартини. Роберт Людвигович Бартини – авиаконструктор, «красный барон», итальянский комсомолец, миллионер, которого ЦК Компартии Италии еще задолго до войны направил в СССР, чтобы, как говорилось в постановлении ЦК, «красные самолеты летали быстрее черных».
Конструкции Бартини отличались оригинальностью решений, новизной, непохожестью. Его проекты всегда шли тяжело, он стремился дать как можно больше нового, и это многих настораживало, потому что нельзя до бесконечности вводить не проверенное экспериментально. На многих зарубежных фирмах считают, что, если в самолете меньше 50 – 60 нововведений и среди них нет таких, что стали бы событиями, такой самолет не будет перспективным, за ним не последуют модификации...
Ильюшин поехал к Бартини, несколько часов просидел над его проектом, потом послал своих сотрудников Астахова и Шейнина тщательно изучить проект и написать впечатления. Они попросили у Бартини отдельную комнату и конструктора, который бы приносил чертежи.
– Ни комнаты, ни конструктора я вам не дам, – сказал Бартини. – Садитесь рядом, я буду отвечать на ваши вопросы.
Так они проработали три дня и написали в целом положительное заключение. Ильюшин прочитал и сказал:
– Я так долго не знакомился, но у меня сложилось другое впечатление. А вы что, остаетесь при своем?
– Да, при своем.
– Ну, тогда вы и подписывайте. А я приложу сопроводительное письмо министру, что посылаю заключение наших специалистов.
Когда речь шла о чужом проекте, свое мнение не навязывал, более того, даже не сообщал его министру.
«Во всех КБ принципы и отношение к работе совершенно разные, – говорит В.Н. Семенов. – Одни, например, очень любят все новое. Почему-то сложилось мнение, что Ильюшин чурался нового. Он не только не чурался, поощрял новое, когда оно не ради нового. В нашей конструкторской работе бывает, когда отдельные детали перетаскиваешь с одного самолета в другой, третий... Самолет-то новый, но он состоит из отдельных элементов, как бы нормализованных. Ильюшин говорил: „Новое может погубить самолет!“ – и приводил примеры, когда было столько нового, что самолет не сумели довести, потому что рано сделали таким».
– Сейчас развивается направление вычислительной техники, – сказал Ильюшин инженеру А.Я. Бородину. – Мы фактически начинаем с нуля. Я хочу изложить тебе главные задачи, которые надо решить в этом направлении. Представляешь, мы в свое время сделали пятнадцать расчетных вариантов Ил-28 вручную. А если б я мог их провести на машине на ранних стадиях проектирования, мы бы сделали самолет более оптимальным и экономичным. Сейчас начинаем с нуля, но если уж начинаем, то надо засучить рукава и перестроить процесс проектирования на совершенно новый уровень.
...Этот разговор состоялся в 1964 году – в тот год я закончил МЭИ, факультет автоматики и вычислительной техники. Если б я ведал тогда, что Ильюшину нужны инженеры по этой новой специальности... На год раньше, перед дипломным проектом, мы с товарищем заявились в отдел кадров огромного здания без вывески, где, как нам сказали, помещалось КБ Ильюшина. Но к нам там не проявили особого интереса. А потом оказалось, что мы заявились на фирму не Ильюшина, а Яковлева. Все было засекречено...
Нет, он не чурался нового. В силовых деталях шасси Ил-76 широко применен титановый сплав. Это было ново для всей авиационной промышленности. После изучения ильюшинского опыта многие фирмы используют титановые сплавы, а некоторые даже полностью заимствовали детали шасси Ил-76.
«Новым для нас было и бустерное управление самолетом Ил-86, – говорит В.Н. Семенов. – Но и в этом случае традиции, разработанные Сергеем Владимировичем, дали положительные результаты. Управление самолетами Ил-76 и Ил-86 было достаточно проверено на натурных стендах и стенде блока бустеров до первого вылета, что было впервые во всей нашей авиационной промышленности. Такой подход к проектированию самолетов является еще одной и немалой особенностью ильюшинской школы».
«Как мы делали, так никто не мог. А теперь все так делают», – добавляет В.А. Борог.
А.Я. Левин рассказал, как его сын, в 60-е годы молодой инженер, подал идею о новой противообледенительной системе – электроимпульсной. Зашел к Борогу. Тот почесал затылок.
– Да, но ты понимаешь, что лет десять пройдет, пока эта система созреет, а нам надо чертежи выпускать!
Молодой изобретатель прошел к Ильюшину – выгонит, так выгонит. Однако Сергей Владимирович сразу схватил идею и вызвал Борога:
– Давай делать опытную установку!
– Сергей Владимирович, надо же электроникой заниматься!
– Надо, надо.
– Так лет через десять появится...
– Но если мы сегодня не начнем, так и через десять не появится. Я понимаю, если б это появилось завтра, то можно было бы отложить на послезавтра, а если через десять лет – надо начинать сегодня.
А идея установки такова. В катушку рядом с обшивкой подается импульс электрического тока большого напряжения. В обшивке возникает вторичный ток, и за счет взаимодействия первичного и вторичного токов происходит толчок, который сбрасывает лед с обшивки. Сделав установку с нужными параметрами, можно получить большой удар, скажем, подбросить ведро на уровень пятого этажа. Сложность в том, чтобы не повредить конструкцию, – нужно найти промежуток между разрушением и пользой.
Вопрос о противообледенительной системе обсуждался в министерстве. Все против. Захотели узнать мнение Ильюшина.
– Ясно, что надо делать так, – ответил он. И вопрос решили.
Это напоминает эпизод с симфонией композитора Голубева, выдвинутой на Сталинскую премию. Члены комитета по премиям знали, что он все равно получит, потому что его поддерживает Жданов, и дружно проголосовали «за». Кроме одного.
– А кто этот один? – спросил Сталин, просматривая списки.
– Шостакович, – ответили ему.
– Товарищ Шостакович понимает в музыке больше нас, – произнес Сталин и вычеркнул Голубева. Симфония была слабенькая...
Менялся ли Ильюшин с возрастом?
«Основное в нем, – говорит „последний из могикан“ А.Я. Левин, – оставалось неизменным с тех пор, как мы встретились, – отношение к людям, энтузиазм и требование энтузиазма от сотрудников».
Конечно, работоспособность стала не та, он уже не так часто ходил по подразделениям, но все-таки посмотрит на чертеж и скажет:
– Вот здесь кронштейн, может, полмиллиметрика добавим?
– Запас есть, Сергей Владимирович.
