Николай Клюев - Куняев Сергей Станиславович (бесплатные полные книги txt) 📗
Английско-франко-немецкая перечница сыплет в русскую медовую кутью зелёный перец хамства, пинкертоновщины, духовного осотонения. Вербовка под стяг Сатаны идёт успешно. Что же нерушимая стена, наш щит от всего этаго? Ответ один: наша нерушимая стена — русская красота.
На желание же Ваше издать книгу наших стихов, в которых бы были отражены близкия Вам настроения, запечатлены любимые Вами Феодоровский собор, лик Царя и аромат храмины Государевой — я отвечу словами древлей рукописи:
„Мужие книжны писцы золотари заповедь и часть с духовными приемлют от Царей и архиереев и да посаждаются на седалищах и на вечерях близ святителей с честными людьми“.
Так смотрела древняя церковь и власть на своих художников. В такой атмосфере складывалось как самое художество, так и отношение к нему. Дайте нам эту атмосферу, и Вы узрите чудо. Пока же мы дышим воздухом задворок, то, разумеется, задворки и рисуем. Нельзя изображать то, о чём не имеешь никакого представления. Говорить же о чём-либо священном вслепую мы считаем великим грехом, ибо знаем, что ничего из этаго окромя лжи и безобразия не выйдет.
Остаюсь Вас Государя моего покорнейший слуга и молитвенник Николай Алексеев Клюев».
…Он, нутром чуявший, что неспроста все эти приглашения, забота и обласкивания, что его с любимым другом втягивают в многослойную и опаснейшую интригу, он, потомственный старовер — со всеми своими религиозными отступами и отклонениями, — не доверявший Романовым, — не мог не ответить сплетникам и клеветникам от имени Вечности.
Но Бог с ними, с обёрточными Романовыми… А вот «евхаристия шаманов» дорогого стоит. За этой евхаристией, поистине, может быть лишь одно причащение — кровью и огнём. Он знал, что впереди: кровь и огонь.
Глава 11
ПЕРЕД ПОЖАРОМ
1916 год ознаменовался для Клюева и Есенина двумя важными событиями. В феврале в издательстве М. В. Аверьянова вышла есенинская «Радуница» (его первая книжка), а чуть раньше, в конце января — клюевский сборник «Мирские думы», состоящий из двух разделов: сами «Мирские думы», включающие и «Поминный причит», и «Слёзный плат», и «Беседный наигрыш, стих доброписный» — и «Песни из Заонежья», составленный из клюевских вариаций на мотивы северного фольклора, завершаемый «Скрытным стихом». Книга получила восторженные отзывы критики.
«…За четыре года поэт прошёл большой путь, и трудно узнать в Клюеве „Мирских дум“ Клюева „Сосен перезвона“». Чужой символизм стихов, посвящённых Александру Блоку, «…уступил место крепким образам, уже несомненно принадлежащим или Клюеву, или тому, чем жив Клюев теперешний…». Так писал о «Мирских думах» Натан Венгров — как будто от недочитанного и плохо понятого «Сосен перезвона» (где не было никакого «чужого символизма» — уж нечто подобное заметил бы чрезвычайно внимательный к подобным «заимствованиям» Гумилёв) перешёл сразу к последней книге, минуя «Лесные были». С концептуальной статьёй «Земля и железо» выступил Иванов-Разумник: «Со старонародным словом, со старонародной мирской думой приходит в город Клюев; сила его в земле и в народе… На Русь деревенскую, лесную, полевую… поднялось войной железо: вот глубина мысли народной… Конечная победа — за силой любви, за силой духа, а не за силой железа, в чьих бы руках оно ни было…» Но настоящий гимн «Мирским думам» спела Зоя Бухарова в приложении к «Ниве»: «…Мы так долго жили в недостойном рабстве у Запада, что совсем ещё недавно всё национальное должно было великим трудом пробивать себе дорогу… На благодатную, подготовленную почву пало в настоящие дни творчество Николая Клюева — самого талантливого, мудрого и цельного из… поэтов-крестьян, стоящих совершенно в стороне от всех столь противоречивых литературных течений последнего времени. „Мирские думы“ обвеяны духом чрезвычайной значительности, духом исключительного, сосредоточенного единства…»
Десятого февраля 1916 года Есенин и Клюев в литературном кружке слушательниц Императорского женского педагогического института познакомились с профессором Павлом Никитичем Сакулиным, известным учёным-филологом. Впечатление профессора от бесед с поэтами и чтения их книг позже воплотилось в его статье «Народный златоцвет», напечатанной в мае в журнале «Вестник Европы». В ней во многом расставляются основополагающие акценты в разговоре как о народной поэзии, так и о поэзии Сергея Есенина и Николая Клюева.
Но прежде чем обратиться к статье Сакулина, вспомним о безымянной статье «Умирающая русская песня», напечатанной в журнале «Москва» в сентябре 1913 года.
«Народная песня — это живая художественная летопись народной жизни. Только в ней и сказывались таившиеся в народе творческие возможности, творческие силы… И вот теперь эта народная песня, эта художественная исповедь народа умирает с каждым днём, с каждым часом. Вместе с отхожими промыслами, с железными дорогами, с фабриками и заводами, угрюмые трубы которых высятся теперь и среди полей, вместе с каменными городами — в глухие деревенские углы, в крестьянские низы пробирается развязная, цинично-развратная пьяная фабричная частушка. Крикливая, пришла она и воцарилась на деревенской улице, на крестьянских свадьбах, на очаровательных, полных непосредственного увлечения „посиделках“ (беседах) молодёжи, и утвердилась во всех значительных моментах деревенской жизни, в обрядностях, для которых народная фантазия сложила свои особые, обвеянные глубоким поэтическим вдохновением песни.
Чтобы понять, какая красота уходит из жизни, нужно попасть в далёкие медвежьи углы, сохранившие ещё свой неприкосновенный облик, и здесь слушать народных певцов, число которых с каждым годом всё уменьшается. Деревня начинает забывать свои прекрасные песни».
Трудно не заметить, что отдельные места этой статьи типологически совпадают с текстом будущего есенинского трактата «Ключи Марии». Трудно также отделаться от мысли, что «Ключи Марии» начали складываться уже в 1916 году под впечатлением бесед с Клюевым, который также горевал о гибели старой русской песни и терпеть не мог частушку, под впечатлением от его «Избяных песен», которые более всего любил Есенин в клюевской поэзии, — и в своеобразном отталкивании от статьи Сакулина, возражавшего против подобного «пессимизма».
«Поэтическое творчество русского народа не замерло: оно приняло лишь новые формы. Предаваться печальным ламентациям решительно нет никакого основания. Замечательно, что те, кому удаётся глубже заглянуть в творческую душу народа, возвращаются из деревни не с хмурыми лицами, а с запасами самых бодрых впечатлений… О. Э. Озаровская не иначе выражается о своём посещении Севера, как о поездке „за жемчугом“… Ошибочность ходячих представлений об „упадке“ народной поэзии объясняется, во-первых, давней привычкой судить о народе как бы огульно, а во-вторых, недостаточной осведомлённостью. По ложной традиции „народ“ мыслится как слитая воедино масса. Этого никогда не было, нет и теперь… Традиционная поэзия не является в руках народа мёртвым капиталом, а находится в состоянии непрерывной переработки, и народная память хранит лишь то, что теперь продолжает говорить его сердцу и уму…
Во всех отмеченных стадиях и формах так наз. народной поэзии мы видим продукты творчества отдельных личностей, усвоенные массой и устно распространяемые.
Имена этих поэтов из народа остаются по большей части неизвестными. Но всегда были, есть и теперь поэты, имена которых спасены от забвения. Степень их самобытности, так сказать, „народности“, до бесконечности разнообразна. Некоторые совершенно утратили своё „народное“ лицо, слились с общей массой литераторов. Таких, окультуренных, писателей в современной печати действует очень много. Рядом с ними найдутся, однако, и такие, которые, свободно, развернув свою поэтическую индивидуальность, не порвали с народной почвой, творя в народном стиле и часто для народа».
