Путешественники - Дорожкин Николай (читаем книги бесплатно .txt) 📗
Запасы истощались, но Гедин предпринял еще четвертую попытку восхождения по старому пути. 16 августа отряд начал новый подъем, имея запасов на два дня. На ночевку встали в той же самой наивысшей точке, которая была достигнута ранее, – на высоте 6300 м. Выровняли площадку, поставили юрту, закрепили ее арканами на двух глыбах сланца, обнесли снежным валом. Развели в юрте костер (!) из терескена и ячьего помета и, страдая от едкого дыма, смогли отогреться. Огонь разжигали еще дважды за ночь, но каждый раз холод брал верх. Холод и горная болезнь… «Казалось конца не будет этой долгой, тяжелой ночи. Как мы ни ежились, упираясь коленами в самый подбородок, невозможно было сохранить теплоту тела… Никто глаз не сомкнул во всю ночь… Люди мои стонали, точно на ложе пытки, и не столько от холода, сколько от все усиливавшейся головной боли».
На следующий день юго-западный ветер перешел почти в ураган. Прождав до полудня, Гедин отдал приказ к отступлению. «Итак, я четыре раза неудачно пытался взойти на вершину Мустаг-аты, – писал он в дневнике, – но не могу сказать, чтобы это было абсолютно невозможно… За крутым выступом, которого мы достигли 18 апреля, 6 и 16 августа, не виднелось никаких непреодолимых препятствий к подъему. Оттуда… можно добраться до северной вершины, однако, не самой высокой в группе Мустаг-аты, но соединяющейся с таковой отлогим гребнем. Между этими вершинами и под ними простирается огромное фирновое поле ледника Ямбулака».
Больше Гедин к Музтаг-ате не возвращался. Но можно понять комментатора его книги С.Калмыкова, который пишет: «Невозможно, однако, просто так закрыть и отложить в сторону этот, первый, том описания его путешествия. Заглавия не отпускают: «Глава XXI. В пустыню. Глава XXIII. Царство могильной тишины. Глава XXIV. Воды нет! Глава XXV. Караван распадается и гибнет. Глава XXVI. Пять суток пешком по бесконечным пескам. – Вода. – Спасены. Глава XXVI. Ислам-бай спасен». Углубившись в начале 1895 г. в пески пустыни Такла-Макан к востоку от Кашгара, Гедин попал в безводную зону. «Это была моя вина… я нес ответственность за все ужасные мгновения, за все страдания и муки и людей и животных моего каравана!..сцена эта стояла перед моими глазами, и я не мог отделаться от нее, она давила меня кошмаром по ночам, не давала спать». Проводник экспедиции сильно недооценил расстояния, которые предстояло пройти. Колодцы оказались сухими… От жажды и изнурения погибли двое из четырех местных киргизов, спутников Гедина. Погибли даже животные: собаки и 7 из 8 верблюдов каравана. Сам Гедин, оставив умирающий караван, в одиночку дошел до берега Хотан-дарьи, напился сам, набрал воды в свои, сделанные шведскими мастерами, походные сапоги, и в одних носках шагая обратно по пустыне, принес ее своему находившемуся в агонии спутнику. Чуть позже удалось спастись еще одному.
Первая Тибетская экспедиция
Это путешествие Свена Гедина было кратко описано им самим в послании королю Швеции и Норвегии Оскару, который немало способствовал его организации и снабжению. Вот некоторые отрывки из этого письма, напечатано в популярном русском журнале «Нива» (№ 10 за 1902 год).
«17-го мая я выехал из Чархлыка в сопровождении только двух казаков, одного ламы и нескольких мусульман, перешел северные отроги тибетского плоскогория, направляясь по совершенно до сих пор неизвестному пути, т. е. по глубокому ущелью реки Чархлык, и лишь у большого озера Кум-Кэлль я встретился с своим караваном. Этот караван, самый большой из всех, какие я когда-либо имел, состоял из 39 верблюдов, 30 лошадей, 7 мулов, 70 ослов, стада овец и 7 собак! Из этих животных теперь еще живы: 9 верблюдов, лошадь, 6 мулов и 4 собаки – все другие мало-помалу околели, когда мы поднялись в горные области, где уже не было пастбищ.
Из людей при мне были, кроме моих четырех казаков и монгольского ламы из племени Калха (совр. Халха – авт.), четырнадцать мусульман, и большей частью из Лопа, и десять погонщиков ослов. Ослы должны были везти запасы маиса для верблюдов и лощадей, а по истощении запасов – вернуться в Чархлык. Однако, как я уже говорил, лишь очень немногие пережили этот переход.
Первая невзгода ждала нас при переходе через Арка-таз, главную цепь системы Куэньлунь. Здесь нас застигла губительная снежная буря; пять верблюдов пало в теснинах, а многие другие получили настолько тяжкие поранения и увечья, что уже но могли поправиться. В эту пору года (половина июня) верблюды были совсем без шерсти и потому очень чувствительны к зимней стуже, в которую мы так внезапно попали; не помогли даже надетые на них белые войлочные попоны.
К югу от Арка-таз расстилается неприветливое тибетское плоскогорье, перерезанное бесчисленными, идущими с запада на восток, горными цепями. Для каравана, направляющегося прямо на юг, это орографическое строение почвы крайне неудобно: приходится перебираться через каждую цепь по горным ущельям, более или менее убийственных для животных… Зато нет недостатка в дичи. Казаки усердно охотились на яков, куланов, антилоп, гусей, уток и куропаток, Удалось застрелить также несколько волков и медведей. Благодаря удачной охоте, мы в изобилии имели мясо даже после того, как стада овец были съедены
Тем временем состояние здоровья верблюдов все более и более ухудшалось; когда число безнадежно больных достигло двенадцати, я решил, что каравану нужно разделиться. Я отделив этих 12 верблюдов и 10 лошадей и оставил их, в заведование одного казака и четырех мусульман, в хвосте каравана, чтобы они медленно шли по нашим следам. С остальным караваном я пошел скорее, пока мы не добрались до северного района тибетских охотников на яков. В одном месте, где имелись довольно обильные пастбища, мы расположили свое становище; здесь караван должен был ждать моего возвращения из Лхассы: поездка туда, по моему расчету, должна была занять две недели.
Переодетый бурятом и в сопровождении только одного бурятского казака и ламы, я двинулся в путь 27-го июля, взяв из каравана несколько лучших лошадей и мулов. Наш багаж, сведенный до минимума, состоял из нескольких хорошо припрятанных инструментов и немногих предметов монгольского обихода.
Уже на вторую ночь на нас напала шайка разбойников, причем мы потеряли двух лучших лошадей. После того мы уже установили строгий ночной караул. Каждый из нас должен был бодрствовать ночью по три часа – долгие трудные часы для того, кто не привык стеречь лошадей и мулов в глубоком мраке и под проливным дождем. Было дождливое время года, и дождь непрерывно лил день и ночь; чем дальше мы подвигались к югу, тем становилось хуже. Грунт совсем размяк и сделался непроходимым; зачастую мы чуть не тонули в жидкой грязи. Наконец, мы добрались-таки до населенных мест, где у входа в долину виднелись черные палатки кочевников, а пастбища, вследствие меньшей абсолютной высоты, были лучше; здесь мы расспросили о кратчайшем пути в Лхассу (лама бегло говорит по-тибетски и уже был в Лхассе).
После долгих дневных переходов мы раз вечером были задержаны тремя начальниками местного племени, которые, явившись в нашу палатку, категорически объявили, что мы их пленники и не смеем сделать отсюда ни шага – попытка к бегству будет стоить нам жизни. Прежде всего мы должны были дождаться прибытия «бомбо», или наместника провинции Нактью, который был уведомлен о нашем приближении…Из Лхассы (пять небольших дневных переходов) пришел приказ не брать с нас никакой платы и относиться к нам как можно внимательнее.
37 вооружённых с ног до головы етражников стерегли нас день и ночь, по ночам их дымные костры окружали нашу палатку, мерцая сквозь пелену тумана. Мы не без тревоги заметили, что уже на второй день отовсюду собрались 53 конных солдата, с длинными черными ружьями, и густо сплоченной толпой направились в ту сторону, откуда мы приехали. Я боялся, что они затевают нападение на наше становище, потому что для умерщвления нас трех, вероятно, не понадобилось бы стольких людей.
Прошло пять дней ожидания, и наконец приехал «камбо-бомбо» из Нактью. Через своего монгольского переводчика он тотчас же пригласил нас в свою палатку; но я велел ему передать, что я знать его не хочу, и что, если он желает меня видеть, пусть придет ко мне. Следствием этого было то, что он вскоре действительно явился в нашу палатку, окруженный блестящим штабом из 67 офицеров и солдат. Все были одеты по-праздничному; сам он – в желтом шелковом одеянии, красном головном уборе и зеленых бархатных башмаках, ехал на сером муле. Он коротко и ясно сказал мне, что я англичанин и должен немедленно ехать обратно; он получил из Лхассы приказ наблюсти за тем, чтобы я ни на один дюйм не подвинулся ближе к этому городу. О движении большого каравана с севера он уже давно был уведомлен охотниками на яков, которые нас видели. Этим объясняется, почему северная граница Нактью так строго охранялась.
