Писатели Востока — лауреаты Нобелевской премии - Серебряный Сергей Дмитриевич (лучшие книги онлайн TXT) 📗
В романе «Ненастоящие» В. С. Найпол анатомирует политическую и социальную природу одной небольшой британской колонии и шире — государств, которые вежливо называют «слаборазвитыми странами». Именно поэтому со страниц книги исчез реальный Тринидад, и вместо него местом действия стал вымышленный остров Изабелла, напоминающий многие бывшие колонии. Подтверждением этому служит фраза, звучащая рефреном в романе: «Так происходило в двадцати странах». Политическая жизнь таких государств, как Изабелла, представляется В. С. Найполу ненастоящей, потому что пришедшие к власти национальные политики, неплохо освоив представления о западной демократии и вооружившись необходимым набором демагогических штампов, оказались не способны осуществить необходимые для страны социально-экономические перемены.
В этом романе В. С. Найпол затрагивает одну из важнейших для себя тем — тему разрушения личности, утраты человеком себя, своей сущности, верности себе. Пытаясь найти причину пустоты, скуки, тоски, царящих в душах и умах людей из далекой и крохотной колонии Британской империи, писатель полагает, что начало всего следует искать в их сознании, деформированном веками физического и духовного угнетения. Унижение рабством и колониализмом вызвало своего рода драму отторжения, которая проявилась в отрицании собственной истории, желании перечеркнуть ее из-за лежащего на ней этого «позорного» пятна.
Уверовав в созданный колонизаторами миф о том, что нет Вест-Индии, а есть лишь совокупность «маленьких Англий», житель колонии старался во всем уподобиться британцу. Стараясь придать смысл своей жизни, жители маленького острова Изабелла заимствуют образцы чужой социокультурной среды и привыкают жить подставной, вторичной, ненастоящей жизнью. Островитяне — «ненастоящие», подражатели, которые ведут не реальную, а воображаемую жизнь. Поэтому, полагает автор, они обречены на жалкое прозябание в этом суррогатном мире, который напоминает жизнь в глухой провинции. У В. С. Найпола провинция — понятие не географическое, а психологическое, то есть состояние крайней несвободы человека, которая не дает ему реализовать свои возможности.
Собственно, репутация В. С. Найпола, как беспощадного человека из «третьего мира», уделяющего чрезмерное внимание худшим сторонам жизни бывших колоний и полуколоний, возникла как раз в те годы (конец 1960-х — начало 1970-х гг.), на которые пришелся расцвет комплекса вины прогрессивного сообщества Запада по отношению к этим странам. Видьядхар Найпол отказался принимать эти правила игры, так как считал, что сочувствие или поучение — это совсем не то, что нужно человеку постколониального мира. Он полагал, что вне зависимости от экономических, социальных обстоятельств, предшествующей истории, реальных или мнимых несправедливостей человек так называемого «развивающегося мира» должен принять на себя «бремя» ответственности, а не «взваливать» его на западное общество.
Вопреки общей тенденции признания вины В. С. Найпол стал разоблачать фальшивость тех национальных деятелей, которые пришли к власти после обретенного суверенитета. Спекулируя на пробуждающемся национальном самосознании людей, они стали говорить о некоем третьем пути — пути национального возрождения, а в действительности искали власти и денег. Писателя раздражала болтовня этих доморощенных политиков, которые, ступив на путь превознесения своей особенности, обрекали народы своих стран на вторичность и незначительность. Он убежден, что общество, вставшее на путь самомифологизации, неспособно выработать ответы на вызов, который бросает человечеству современная эпоха. Это проходит красной нитью через все творчество В. С. Найпола, особенно его публицистику…
Обеспечив себе некоторую литературную и финансовую независимость, В. С. Найпол уезжает на год в Индию, поскольку мечтал об этом с детства. Он написал три книги о родине своих предков: «Территория темноты: знакомство с Индией» (An Area of Darkness: an Experience of India, 1964), «Индия — раненая цивилизация» (India: A Wounded Civilization, 1977) и «Индия: миллион мятежей теперь» (India — A Million Mutinies Now, 1990).
Первое произведение посвящено началу 60-х гг., второе — касается середины 70-х, а в третьем — показана страна конца 80-х гг. XX столетия. Причем каждая следующая книга стала не заменой, а дополнением, развитием того, как формировалось понимание писателем Индии. Эти произведения, в которых переплетается документальное, мемуарное и автобиографическое, очень личные и субъективные. В каждое из них В. С. Найпол вложил столько иллюзий и надежд, что эффект получился впечатляющий, как и следовало ожидать от писателя такого таланта и судьбы. Эта своеобразная трилогия об Индии входит в пятерку лучших публицистических работ писателя (две другие — вышеупомянутые книги об исламских странах неарабского Востока).
Следует заметить, что после публикации первой книги индийцы абсолютно не приняли В. С. Найпола. Но, когда настало время более объективных оценок (после публикации третьей книги), они обнаружили в нем такую любовь к Индии, что забыли и думать о Видьядхаре Найполе как о равнодушном западнике, не понимающем происходящего в их стране. И теперь уже никто не оспаривает тот факт, что писатель по-настоящему понимает и любит Индию.
Видьядхар Найпол рос с представлениями о двух Индиях. Одна была реальная страна, другая — фоном детства, воплощенная в окружавших его людях и предметах быта. А между ними для мальчика существовало огромное пространство темноты, рождавшая в воображении таинственный и волшебный мир. Когда 30-летний писатель впервые оказался на родине своих предков, его обуял просто ужас от ее антисанитарии и нищеты. Увиденное стало для него шоком во многом из-за того, что он смотрел на Индию глазами человека, «созданного Тринидадом и Англией». Его переполняло чувством стыда и отвращения — не к людям, а ко всему тому, что их окружало.
После полутора десятка лет независимости Индия пребывала, по его мнению, в состоянии безысходного провинциального прозябания и не осознавала острой необходимости своей интеграции с остальным миром. Особенно угнетал и возмущал В. С. Найпола дух покорности в индийцах и их согласие мириться с существующим положением дел. В том, что страшная бедность не вызывает в них ни гнева, ни желания что-нибудь изменить, писатель видел главный недостаток кастовой системы. По мнению Видьядхара, она учила человека обязанностям, а не правам, тем самым порождала в обществе дефицит индивидуальной ответственности и инициативы. Это в конце концов, считает писатель, и привело страну к деградации всех сторон ее жизни. В. С. Найпол был почти убежден, что страна очень близко подошла к пропасти, в которой может исчезнуть. Отсюда — его пессимизм и чувство отчаяния: «Я не хотел, чтобы Индия погибла. Одна мысль об этом причиняла мне боль» [205].
Переварив первый ужас впечатлений от путешествия по городам и деревням Индии, В. С. Найпол пишет вторую книгу о своей прародине, которая переживала кризис в середине 1970-х гг. По мнению писателя, это был не только и не столько политический или экономический кризис. Это был «кризис раненой старой цивилизации», утратившей свою способность к непрерывному обновлению в соответствии с требованиями нового времени. После достижения политической независимости страна не могла предложить ничего «своего» взамен тем общественным институтам и идеологии, которые ей достались от колониального правления.
Разрушение колониальной системы привело к полному развалу индийской жизни, в которой царили хаос и неопределенность, закономерные для всех переходных обществ. По глубокому убеждению писателя, для обретения достойного места в мире стране была нужна не просто трансформация унаследованной колониальной системы, а кардинальный пересмотр всей социальной организации индийского общества. Но страна была так огромна и проблемы столь велики, что В. С. Найпол не верил в возможность радикально изменить Индию в ближайшем будущем. В двух первых книгах об этой стране с пронзительной откровенностью обозначилась трагическая раздвоенность писателя, которому его прародина внушала и любовь, и ненависть. И это смешанное, сложное чувство «любовь-ненависть» позволило ему запечатлеть ее с такой силой и с такой горькой нежностью, на которые не способны ни чистая любовь, ни чистая ненависть.
