Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Минутко Игорь (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
В эту пору по инициативе Бокия в спецотдел свозят (часто насильно) всевозможных знахарей, шаманов, медиумов, гипнотизеров с северных и восточных окраин державы, и профессору Барченко предстоит их обследовать на предмет «пригодности для деля государственной важности». Для «изучения индивидуумов» одно из подразделений службы Глеба Ивановича оборудовало «черную комнату» в здании ОГПУ по Фуркасовскому переулку в доме № 1.
И хотя «обследования» давали положительные результаты, возник первый конфликт между профессором Барченко и начальником спецотдела.
— Глеб Иванович, — сказал однажды мистический ученый, когда они остались вдвоем в кабинете Бокия, — я считаю, что эксперименты в «черной комнате» надо прекратить.
— Почему? — спокойно спросил хозяин кабинета.
— Во всех наших опытах присутствует насилие…
— Во всех? — перебил Бокий.
— Пусть даже в одном из десяти! — воскликнул Александр Васильевич. — Насилие, унижение человеческой личности должно абсолютно отсутствовать в том, чем мы занимаемся! Абсолютно!
— Хорошо, мой друг, — в голосе Бокия прозвучали еле уловимые железные большевистские нотки, — я учту ваше мнение. Наверно, вы правы. Насилие — не наш путь.
— Не путь «Единого трудового братства», — тихо сказал профессор.
— Тем не менее — делайте, Александр Васильевич, свою работу с этим народом.
И работа продолжалась. Откровенное насилие над «людьми Луны и Солнца», как называл их Бокий, сменилось ненавязчивым принуждением.
Однако конфликт не был исчерпан — проблема, смутившая Александра Васильевича, оставалась, ее лишь, загнав внутрь эксперимента, «смягчили»: Финал инцидента был неожиданным и совсем не в духе профессора Барченко, которого начальник спецотдела полагал человеком интеллигентным (что полностью соответствовало реальности), мягким и бесхарактерным (а вот на этот счет Глеб Иванович заблуждался).
Одним из медиумов, проверяемых в «черной комнате», стал режиссер Второго МХАТа Смышляев, способный в каталептическом состоянии предсказывать различные политические события. Но чтобы «подопытного индивидуума» подвергнуть эксперименту, необходимо было искусственно вызвать приступ болезни. Профессор Барченко категорически отказался от этой противозаконной и антигуманной акции.
— Делайте вы! — приказал двум молодым ассистентам Бокий, присутствовавший при эксперименте.
Приступ болезни был вызван мучительным и по законам медицинской этики недопустимым способом. Эксперимент состоялся. Находясь в каталептическом трансе, Смышляев на этот раз предсказал скорую болезнь Пилсудского, польского военачальника, разгромившего осенью 1920 года Красную армию, двинувшуюся по велению Ленина в бесславный «красный крестовый поход» на Варшаву и Берлин. В скором времени это сладостное для советских вождей пророчество сбылось.
На эксперименте Александр Васильевич лишь присутствовал, бледный и напряженный; он не вмешивался в действия своих ассистентов.
На этот раз они вдвоем оказались в кабинете заведующего тайной нейроэнергетической лабораторией при Московском энергетическом институте, куда их привезла роскошная служебная машина начальника спецотдела — английский «Роллс-Ройс» цвета «тропического заката».
— Глеб Иванович, — первым нарушил молчание мистический ученый, — я ставлю вас перед выбором: или «черная комната» со всеми этими недопустимыми экспериментами…
— Или? — грозно перебил Бокий, подойдя к окну и встав к профессору спиной.
— Или я пишу вам заявление с просьбой освободить меня от занимаемой должности.
— Пишите заявление, — последовал ответ; в голосе Глеба Ивановича не было никаких интонаций, будто отвечал не человек, а бездушная машина.
Мистический ученый вынул из ящика письменного стола лист чистой бумаги. По нему заспешило перо, разбрызгивая чернила.
— Подождите, Александр Васильевич! Остановитесь… Хорошо, я согласен: мы свернем работы в «черной комнате». Только не одним махом, а постепенно — скажем, в течение двух недель. Все должно в глазах нашего высшего начальства выглядеть естественно. Вас такой вариант устраивает?
— Вполне. И всех людей, которых мы свозили в Москву, давайте отпустим по домам.
— Останутся только те, кто добровольно готов с нами сотрудничать.
— Но не в «черной комнате».
— Да, да, Александр Васильевич! Не в «черной комнате».
И оба, с облегчением вздохнув, пожали друг другу руки.
Бокий ни при каких обстоятельствах не хотел терять Барченко и в душе понимал: профессор прав.
«Черная комната» в Фуркасовском переулке, перестав функционировать, прекратила свое недолгое существование.
Однако поскольку главным, официальным направлением деятельности спецотдела оставалась дешифровка вражеских сообщений, в этой области Александр Васильевич Барченко много и плодотворно работал, используя свои оккультные методы и приемы. Так, в особо сложных случаях он проводил спиритические сеансы, на которых вызываемые им души расшифровывали самые сложные «алогичные» шифры противника. Как свидетельствуют сохранившиеся показания сотрудников секретной лаборатории, сеансы почти всегда проходили успешно…
Кроме того, считал Александр Васильевич, огромные возможности для дешифровки заключены в шаманизме, надо только разгадать код шаманских ритуалов, найти к ним ключ. С этой целью из Горно-Алтайского краеведческого музея были изъяты отдельные предметы шаманского ритуала по «Особому списку ОГПУ»: изъятие проводилось выборочно и целенаправленно, дабы не затронуть всю коллекцию ритуальных предметов, о чем лично позаботился профессор Барченко. Хотя «изъятие» музейных ценностей, увы, есть акт, неизбежно нарушающий целостность и ценность любой коллекции музейной экспозиции.
Через несколько месяцев на месте новых работ в спецотделе, то есть в ОГПУ и в лаборатории нейроэнергетики, появилась у Александра Васильевича еще одна, можно сказать, приятная обязанность, хотя и весьма экзотически-специфическая, если иметь в виду место действия: ему было предложено прочитать курс лекций по оккультизму, и не где-нибудь, а для работников спецотдела, то есть в стенах ведомства товарища Дзержинского, и приглашались на эти лекции руководители всех отделов ОГПУ, другими словами — командный состав органов государственной безопасности советского государства. После первой же лекции на последующие народ повалил валом. Кроме сотрудников спецотдела среди слушателей профессора Барченко, который к порученному делу отнесся со всей серьезностью — он появился на лекциях с многочисленными чертежами, диаграммами, музейными реликвиями — замечены были среди слушателей люди в униформе с ромбами, свидетельствующими о высоких воинских званиях. Они, казалось бы, такие далекие в своих повседневных делах— и устремлениях от оккультизма, старательно и подробно конспектировали услышанное, и среди них были: товарищ Леонов, который возглавлял Четвертый отдел, занимавшийся охраной государственной тайны и исполнением режима секретности; товарищ Филиппов, руководитель Управления северных исправительных лагерей; товарищ Гусев, сотрудник Пятого отделения спецотдела, в котором был разработан «русский код», объединивший восемьдесят два отечественных шифра; товарищ Цибизов из Второго отделения спецотдела, считавшийся великим специалистом в области шифровки и дешифровки, одновременно возглавлявший Восьмое криптографическое отделение штаба Рабоче-крестьянской Красной армии. Появлялись на лекциях профессора Барченко и люди «со стороны», но все занимавшие высокие государственные посты: Иван Михайлович Москвин, председатель комиссии советского контроля; Борис Владимирович Стомоняков, заместитель комиссара Иностранных дел, курировавший в своем ведомстве направление Синьцзян — Тибет. Естественно, никто из слушателей лекций Александра Васильевича не знал, что эти два человека — сам лектор и Глеб Иванович Бокий, инициатор, мягко говоря, нетрадиционного для ОГПУ лекционного мероприятия — были объединены одной общей тайной: членством в «Едином трудовом братстве».
