Беседы - Агеев Александр Иванович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно txt) 📗
А мы привыкли рассматривать латиноамериканские страны как отсталые, как неправовые режимы. Учитывая изменение этнического состава европейских стран, можно сделать вывод, что сегодня Аргентина и Уругвай — это островки традиционной Европы в Латинской Америке.
Или возьмем Бразилию. Там лидер — бывший металлург, профсоюзный деятель Луис Инасио Лула да Силва, который создал левосоциалистическую Партию трудящихся.
— Иначе говоря, левее левого центра?
— Совершенно верно. Только что в Эквадоре пришел к власти левый кандидат Рафаэль Корреа, в Перу победил социал-демократ Алан Гарсиа, в Мексике наблюдается резкий рост влияния левых. В Перу, как и в других индейских странах — Эквадоре, Боливии, есть свои особенности, прежде всего сильное влияние левоиндихенистского движения. Сейчас происходит изменение этнических пропорций в демографическом росте. Если раньше индейская масса угасала, сейчас налицо противоположная тенденция. При увеличении доли индейцев сокращается удельный вес «белых» — креолов.
Вообще в Латинской Америке есть несколько ареалов. В одних живут потомки свободных переселенцев, молодые нации, сформировавшиеся на рубеже XIX или XX столетия. Это Уругвай, Аргентина. Индейцев там было не так много, они стояли на низкой ступени развития, занимались собирательством. Поэтому их легко уничтожили или они сами вымерли. Это происходило примерно как в Северной Америке. Но были высокоразвитые индейские цивилизации с многомиллионным населением — и там произошла гибридизация. В таких странах до сих пор удельный вес индейцев огромен. В Боливии индейцев насчитывается 60–70 %, то же самое в Гватемале, в Перу их почти половина, в Эквадоре — около 40 %. Мексика — в основном страна метисов, прослойка белых очень невелика. Как минимум 12 % населения этой страны — индейцы. Причем, чтобы повысить свой социальный статус, индейцы старались выдать себя за метисов. Светлые метисы выдавали себя за белых. Поэтому исторически статистика всегда преуменьшала долю индейского населения. Эво Моралес, пришедший недавно к власти в Боливии, является первым президентом-индейцем, и я думаю, что символизируемая этим фактом тенденция усилится.
Таким образом, от левого центра мы дошли до промежуточных режимов: это Бразилия и Аргентина. В аргентинском правительстве сегодня работают многие бывшие «городские партизаны». Нестор Киршнер в период борьбы с военной диктатурой в 1970-е и в начале 1980-х гг. был связан с «монтанерос» — левыми радикалами, боевиками. Сегодня они повзрослели, стали мудрее и приняли демократические ценности.
Я считаю, что в экономической политике Киршнера утвердился неодесаррольизм, который является латиноамериканской версией кейнсианского дирижизма. Дело в том, что неолиберальная модель дала на какое-то время макроэкономическую стабильность, резко уменьшила инфляцию. Но в конечном счете она привела к социальной дестабилизации.
Современные левые — это уже не те левые, что были 30 лет назад. Они учли уроки неолибералов и оставили то, что считают конструктивным. В Аргентине и Бразилии они не раскачивают корабль экономики. И сейчас в Аргентине китайские темпы роста. Уже шесть лет после кризиса у них 8–9% с лишним годового прироста ВВП. И это при левых, бывших боевиках! В руководстве левоориентированных стран сейчас немало бывших социалистов, коммунистов. Это люди достаточно грамотные, окончившие университеты, люди, знающие цену жизни.
На данном этапе ключевой, стратегический вопрос формулируется так: что означает латиноамериканский поворот? Это сугубо локальное или общезначимое явление?
— И каков Ваш ответ?
— Думается, происходящее в Латинской Америке во многом предвещает общие изменения. Сейчас в связи с угрозой терроризма в мире много внимания уделяется проблеме бедности. Бедность становится препятствием для глобализации. Главная цель развития человечества в этом тысячелетии, которую одобрила ООН, — до 2915 г. хотя бы частично преодолеть бедность. В последние годы в Латинской Америке изменилась социальная пирамида — резко разрослось ее основание. Покойный Кива Львович Майданик — крупный ученый-латиноамериканист, по-моему, правильно сказал: это не политический левый переворот в традиционном понимании, а социальный поворот.
— Это фундаментально?
— Фундаментально. Очень плохо, что мы отказались от серьезного анализа социально-классовой структуры общества, перестали заниматься социальной стратификацией. Это, если хотите, анатомия общества. На мой взгляд, сегодня нет противостояния по схеме: рабочие и крестьяне против помещиков-латифундистов. Основной электорат — это городские низы. Немногочисленные верхи противостоят морю, лежащему в основании социальной пирамиды. Мне кажется, именно здесь ключ к пониманию того, что происходит. В Европе пирамида другая, но и тут растет социальная неудовлетворенность. Поэтому поиск путей и средств удовлетворения социальных требований становится все более актуальным и в электоральных процессах, и в политике конкретных государств.
Е.Д. Дога — Солнечная субстанция музыки
Музыку, написанную Евгением Дмитриевичем Догой, сегодня многие хорошо знают еще с рождения — ведь под нее выросло не одно поколение. Поневоле начинает казаться, что и эта музыка, и сам ее автор существовали всегда, во все времена. Может быть, это ощущение возникает неспроста? В беседе с главным редактором «ЭС» Александром Агеевым Евгений Дмитриевич неоднократно упоминает о своей вере в глубокую связь человека с высшими силами и законами мироздания. Как бы то ни было, но тому, кого Создатель наделяет талантом, всегда бывает открыто гораздо больше, чем простому смертному. Отмеченный особым даром человек подходит ко всему с иными мерками, но в итоге и к нему самому судьба предъявляет совсем иной счет…
— Вы упоминали о том, что за 40 лет, прожитых в России, Вы наблюдаете парадоксальное сосуществование крайнего невежества и исключительной просвещенности. В чем причина этого, как Вы считаете?
— Не знаю, но уверен, что сегодня никто не сможет однозначно ответить на эти вопросы. Мне интересно писать о вещах, в которых я абсолютно не разбираюсь. Например, я написал эссе: «Что такое мама?», «Что такое любовь?», «Что такое творчество?», «Что такое гений?», «Что такое женщина?». Размышляя об этом, я стараюсь не только осмыслить, но и понять эти вопросы.
Почему образовался такой колоссальный разрыв между двумя полюсами — не ясно. Думаю, что подобное явление происходит не только в России. Наверное, с человечеством что-то случилось. На заре зарождения жизни люди были совершенными, они имели абсолютный слух, абсолютное обоняние, может быть, обладали даром предвидения. Но цивилизация их испортила. Теперь им не надо охотиться, все можно купить в магазине, и они утратили все свои первоначальные качества. Но самое страшное, что помимо качеств теряются еще и главные «опознавательные знаки» человека — язык, обычаи, характеры. Мы сейчас катастрофическим образом теряем национальные культуры, а национальные языки вытесняются примитивным международным сленгом. Причем это происходит везде, в том числе и в Молдове. Поэтому глобализация, которая сегодня проникла во все сферы жизни человека, будет для него пострашнее пистолета. Вот чего надо бояться, а не какой-то мифической кометы, которая якобы должна упасть на Землю — и тогда человечество прекратит свое существование.
— А Вы не сгущаете краски? Может быть, перспектива не так мрачна и есть надежда? — Еще Пушкин говорил: надежды юношей питают. Когда, наконец, мы откажемся от этих мифических установок по поводу преобразования среды? Поймите меня правильно. Я — стопроцентный «совок», продукт советской эпохи, но считаю, что каждый из нас должен в первую очередь обустроить себя, хорошо знать свое дело и им заниматься. Однако люди почему-то предпочитают корить, учить, наставлять друг друга или искать виновных на стороне.
