Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография - Замостьянов Арсений Александрович (читать хорошую книгу полностью txt, fb2) 📗
Рыков и нарком финансов Николай Милютин.1920-е годы [РГАКФД]
Следующий шаг — мягкие наливки. На него выдвиженцы Ленина решились, когда вождь уже тяжело болел. В 1923 году дозволили производство и продажу наливок крепостью не выше 20 градусов. К 1 января 1924 года «Московский казенный винный склад № 1» (позже он получит знаменитое название «Кристалл») выпустил 845 000 литров наливок крепостью до 20 градусов. Казна мало-помалу пополнялась, но о выпуске настоящих водок и коньяков Ленин и слышать не хотел — его соратники знали об этом и побаивались даже умирающего вождя. Рыков всегда был сторонником либерализации отношения к производству спиртных напитков. Это неудивительно, ведь он отвечал за государственную казну, за развитие индустрии — и знал, что пополнение бюджета «молодой республике» необходимо как воздух.
Как только Владимир Ильич уединился в Горках и отошел от дел, его заместители по Совнаркому — Рыков и Цюрупа — начали готовить к трудовым подвигам законсервированные водочные заводы. А сразу после смерти вождя они, его наследники, перешли к более кардинальным шагам. И первую скрипку в упразднении сухого закона сыграл новый председатель Совнаркома Алексей Рыков. Вопрос оказался настолько «больной», что долгие годы фамилия главы правительства у большинства советских граждан ассоциировалась именно с возвращением «беленькой».
4. Та самая «рыковка»
Немедленно обращаться к старым царским стандартам 40-градусного крепкого алкоголя не решались. Шли к рецептам 1913 года мелкими шажками. Сначала — ближе к концу 1924 года — декретом Рыкова было разрешено производить водку крепостью до 30 градусов. Ее в шутку называли «полурыковкой», потому что, дескать, сам Алексей Иванович пьет 40-градусную, а то и 60-градусную. Михаил Булгаков в дневнике сразу отреагировал на это нововведение: «В Москве событие — выпустили 30° водку, которую публика с полным основанием назвала рыковкой. Отличается она от царской водки тем, что на десять градусов она слабее, хуже на вкус и в четыре раза дороже… Если бы „Рыковку“ смешать с „Семашковкой“, так получилась бы отменная „Совнаркомовка“». Семашковкой Булгаков, очевидно, не без издевки называл медицинский спирт — в честь наркома здравоохранения Николая Семашко. Конечно, в слове «рыковка» звучала издевка, но в народе возвращение водки — даже такой, несовершенной — воспринимали как праздник. После выпуска каждого нового сорта «рыковки» народ «рычал» от счастья. Мужчины поздравляли друг дружку, братались, мгновенно скупая все, что поступало на прилавки. Соскучились по легальной водочке! Бывали, конечно, и эксцессы. «Где пьют — там и бьют», известное дело. Во многих городах в первые дни продаж доходило до жестоких драк, до смертоубийства. Так случилось и в Москве — в первый же день продаж 30-градусной. С этим государство вынуждено было бороться — с помощью ведомства того же товарища Семашко.
Конечно, гурманов и знатоков «красивой жизни» 30-градусная «новоблагословенная» «беленькая» не устраивала. Они тосковали по царским временам и удовлетворялись домашними напитками. Что ж, очень скоро власть разрешила и классический «градус». Декрет Совнаркома СССР от 28 августа 1925 года «О введении в действие положения о производстве спирта и спиртных напитков, и торговли ими» разрешал торговлю 40-градусной водкой. А 5 октября того же года ввели винную монополию — так в условиях НЭПа государство обеспечило себе надежный заработок на спиртном.
Производители задумывались и о качестве спиртных напитков, и об ассортименте — на все вкусы. Крепость «русской горькой» колебалась: 30, 38, 40, даже 50 градусов, но народ в основном предпочитал 40-градусную, которую тоже по инерции называл «рыковкой» — только уже без издевки. И верно: Рыков по-прежнему контролировал производство и распространение спиртного. 38-градусная «белая» вызывала такие остроты: «Встречаются на том свете Ленин и Николай II. Бывший царь спрашивает: „Что, Владимир Ильич, и ваши водочку выпустили? И сколько градусов? 38? И стоило из-за двух градусов революцию делать? Ведь можно было столковаться…“»
Шутки шутками, но выпуск водки стал для многих приметой возвращения мирной жизни с ее привычными частными радостями, семейными застольями, праздниками.
Нэпманы выпускали яркие открытки: на одной из них мужчина с плотоядной улыбкой держал в руках рюмку, а подпись гласила: «Водочка! Голубушка!..» На второй изобразили дородную даму, а подпись все разъясняла:
Бутылку объемом 0,1 литра в народе в шутку назвали «пионером», 0,25 литра — «комсомольцем», а 0,5 литра — «партийцем». Но сохранялись и дореволюционные названия, хорошо знакомые нам по юмористической литературе: сороковка, жулик, мерзавчик. В то время ходил и такой анекдот: в Кремле каждый играет в свои карты: Сталин — в «короли», Крупская — в «Акульку», а Рыков — в «пьяницу». Подобным шуткам не было конца… Самая остроумная из них, пожалуй, такая: «После смерти Ленина Рыков с горя запил. И пьет, и пьет, и пьет…» Алексей Иванович не был трезвенником, это правда — хотя не позволял себе и запойного пьянства. Но к выпуску водки в 1924–1925 годах вернулся бы любой грамотный управленец. Сухой закон и так затянулся почти на десять лет.
Рыков не без лукавства утверждал, что к выпуску крепких спиртных напитков, в том числе и «русской горькой», правительство побудили «не столько доходные соображения, сколько невозможность… победить самогонщика». Он говорил: «Выпуск водки является одним из способов борьбы с самогоном… Пока мы не можем искоренить всякое потребление водки — лучше давать ее от государства». Конечно, все было не совсем так: правительству просто требовались деньги, к тому же свободная продажа увеселительных напитков повышала популярность новой власти в самых широких кругах, включая пролетариат, ведь, по словам Маяковского, «класс — он тоже выпить не дурак».
5. Борьба с зеленым змием
Но большевики слишком долго обвиняли царскую власть в спаивании народа — и в одночасье забыть это их сторонники не могли. Чтобы избежать обвинений в оппортунизме, они, параллельно с возвращением на прилавки спиртного разнообразия, усилили борьбу с алкоголизмом — медицинскую и милицейскую. В июне 1926 года ЦК ВКП(б) издал тезисы «О борьбе с пьянством». Серьезный документ, основополагающий и директивный для того времени, к которому Рыков имел прямое отношение.
Основными мерами по борьбе с этим социальным недугом признавались принудительное лечение хронических алкоголиков и не менее напряженная, чем в годы Гражданской войны, борьба с самогоноварением. Суть тезисов вскоре обрела силу закона.
В сентябре 1926 года вышел декрет СНК РСФСР «О ближайших мерах в области лечебно-предупредительной и культурно-просветительной работы с алкоголизмом». Он предусматривал развертывание борьбы с самогоноварением на государственном уровне, развитие антиалкогольной пропаганды, введение системы принудительного лечения алкоголиков. Повсюду организовывались Комиссии по оздоровлению труда и быта (КОТИБы — это была одна из популярных аббревиатур того времени). Члены этих комиссий, получившие название «наркодружинников», организовывали «показательные суды» над алкоголиками, противоалкогольные вечера, с обязательными докладами медиков и «живой газетой» местного коллектива самодеятельности. 16 февраля 1928 года в Москве, в Колонном зале Дома союзов, на собрании «энтузиастов борьбы» было создано весьма представительное Общество по борьбе с алкоголизмом. В президиум этой славной организации вошли герой Гражданской войны Семен Буденный, поэты Демьян Бедный и Владимир Маяковский. Руководил обществом Николай Семашко, старый приятель Алексея Ивановича и во многом его единомышленник. А Рыкову пришлось одновременно и координировать работу этой боевой организации, и развивать производство спиртных напитков.
