Кусочек жизни. Рассказы, мемуары - Лохвицкая Надежда Александровна "Тэффи" (читаем книги .txt, .fb2) 📗
Они еще что-то пошептали. Катюша отошла от двери.
— Значит, матушка меня на место определит. И то ладно. А старые дураки меня боятся. Вот до какой чести дожила.
Дня через два после этого разговора произошло событие. Ночью заговорили в коридоре взволнованные голоса, затопали ноги.
— Английская миноноска! Английская миноноска!
Слово это повторялось во всех падежах.
Люди входили, уходили.
— Да тише вы, ради бога! — предостерегал голос хозяйки.
Наконец хлопнула входная дверь, скрипнула калитка и все смолкло.
Бросилась Катюша к окну. Увидела, как быстрым шагом уходили четверо. Один как будто недоросток. Ночь была темная, разглядеть было невозможно.
На другое утро, выйдя в коридор, увидела Катюша, что дверь к старикам открыта, старая княгиня подметает пол, а на ломаной кровати вместо мальчика сидит сам старый князь. Тут она поняла, что мальчика ночью увезли.
Вскоре после этого события привела хозяйка в кухню здоровенного бородатого мужика.
— Вот, — сказала, — Агафья, ты говорила, что умеешь доить. Ну, если и не очень умеешь, так научишься. Вот это козодой, у него козы. Будешь ему в хозяйстве помогать и за козами смотреть, молоко разносить, там уж он скажет, что и как.
— Та-ак-с, — сказал козодой и посмотрел на Катюшу ласково. — Ты, тетенька, раньше-то что работала?
— Да я больше так, вроде такого, то есть по хозяйству и шила.
— У меня надо за козами ходить. Доить-то умеешь али городская?
— Ну кто ж не умеет доить? — сказала Катюша обиженным тоном. — Что я урод, что ли, что не смогу козу подоить?
— У меня четыре, — сказал козодой и снова посмотрел на нее ласково.
— Ну, чего долго думать, — решила матушка, — бери платок, Агаша, да и марш.
— А вещи ейные? Я бы заодно прихватил, — сказал козодой.
— А вещи я потом сама занесу, — отвечала матушка, легонько подталкивая Катюшу к выходу.
— Интересно, — подумала Катюша, — какие такие вещи она принесет.
Козодой жил за городом. У него был домишко — не свой, он нанимал. Было кое-какое хозяйство, но главное дело — козы. Он продавал молоко и приготовлял сыр, такой острый и пахучий, что Катюша потом несколько лет не могла отделаться от впечатления того запаха. Во сне снился.
Доить оказалось и трудно и противно. Когда присела она в первый раз около толстой старой козы, козодой крякнул:
— Эх, ты, раззява, чего ж ты не с руки села?
Катюша растерялась и не сразу поняла, в чем дело. Обошла с другой стороны.
— Господи! — молилась она. — Хоть бы этот дурень ушел, я бы одна лучше наладилась.
Потянула отвратительную козью резинку. Молоко зажурчало, ударило струйкой.
— Бр-р-р!
Коза повернула голову и посмотрела прямо на Катюшу. Посмотрела тупо-вопросительно.
— Ну, чего же ты смотришь? — вздыхала Катюша. — Не смотри. Сама знаю, что выгонит.
Но козодой не выгнал.
Он, напротив того, влюбился.
Жилось Катюше у козодоя недурно — спокойно и сытно.
Она стала поправляться, пополнела, зарумянилась. К работе привыкла скоро, да и козодой особенно ее не утеснял. Он был добродушный.
Звал он ее сначала бабкой, потом тетенькой, а под конец красавушкой. Так на этом и остановился.
Очень удивлялся на ее руки.
— Как же ты, — говорил, — красавушка, огороды копала? Пальчики у тебя тоненькие.
— А я больше по городскому делу работала. Шила, убирала.
Он качал головой.
— А мне все кажется, будто ты и не из простых.
— А то из каких же? Из сахарных?
А раз напевала она французскую бержеретку, обернулась, а он стоит, глазами хлопает.
— Это ты по-каковски?
— По-каковски? — спокойно переспросила Катюша. — Разве ты не понимаешь? Это я по-татарски пела. У нас там татарин жил, я от него и переняла.
— Ишь! — задумчиво сказал козодой. — Вот ко мне иногда татарин сапожник ходит. Так я у него спрошу.
Катюше это не особенно понравилось. Прожила она у козодоя уже несколько месяцев, как вдруг он ей говорит:
— Давай, Агаша, повенчаемся. Будешь хозяйкой в доме, а мне тоже ведь жениться пора, уже восемь лет вдовею.
— Вот так штука, — подумала Катюша. — Придется отсюда уходить.
И стала она козодоя уговаривать:
— Ну какая я тебе жена! Я для тебя стара, тебе нужна баба молодая, работящая. А я, видишь сам, из портних, работать у тебя, как следует, никогда не навыкну. Вот приходила к матушке Маша, огородница, — вот это для тебя подходящая будет. Молодая, красивая, здоровая. А на мне жениться — только жизнь загубить.
— А когда я по тебе сохну, — сказал козодой и покрутил усы.
— А ты погоди. Вот я к тебе приведу Машу, так поймешь, по ком нужно сохнуть.
На другой день пошла к матушке узнавать насчет Маши.
У матушки нашла перемену. Старики уехали. Вместо них жила какая-то тоненькая барышня с пожилой дамой.
— Ах, вот хорошо, Агаша, что ты пришла, — встретила ее хозяйка. — Вымой у них окошко, я не могу — плечо ломит.
Катюша охотно согласилась, решила заодно прибрать все в комнате.
— Пол мыть не надо, — сказала дама. — Вчера один офицер вымыл. То есть один вообще… — поправилась она, поймав предостерегающий взгляд барышни.
— Опять здесь что-то творится, — подумала Катюша.
Барышня сидела на кровати, опустив голову и беспомощно уронив руки.
— Вот никогда, никогда не принимайте этой позы, — внушительно сказала дама. — Это страшно характерная поза. И кто «их» хоть раз видел, тот сразу вас узнает.
— Я не буду, не буду! — испуганно взметнулась барышня.
— Я уж много раз вам на это указывала, — с упреком сказала дама. — Вы простите меня, я ведь для вас, для вашей безопасности.
Она покосилась на Катюшу и сказала несколько слов вполголоса по-английски. Катюша не поняла.
Когда она убрала комнату, барышня остановила ее. Дама в это время вышла.
— Я бы хотела чем-нибудь отблагодарить вас, — сказала барышня. — Но у меня ничего нет. Вот могу вам дать на память…
Она порылась в тряпье, сложенном в ногах кровати, и вытащила беличью курточку.
— Она мне не нужна, я на днях уезжаю. Далеко. Там тепло. А вы ее непременно сохраните на память. Ее когда-то носил сам насл…
В это время вошла дама, и барышня осеклась.
— Я отдала эту курточку, — сказала она, виновато улыбаясь. — Мне ведь не нужно, а этой женщине очень пригодится.
— Если вам это угодно, — почтительно, но недовольно сказала дама.
Катюша вышла.
— Что она сказала? Она как будто сказала «наследник». Если так, то как же она сюда попала?
Она расспросила хозяйку о Маше, разыскала эту Машу, глупую румяную девку, и позвала ее к себе в гости с тайным умыслом сосватать козодоя.
Девке понравились козы и хозяйство, и она быстро выяснила, что не прочь все это себе привенчать. Сам козодой, по-видимому, тоже общего впечатления не испортил и, в смысле оценки, шел сразу после коз и сеновала.
Катюша всячески направляла воображение козодоя на Машу.
— Вот это баба! Вот это хозяйка! Вот это жена так жена. А что я? Такую и в люди показать совестно. Ничего толком не умею, руки как лапша. Не упускай, хозяин, своего счастья.
Козодой настроился.
А Катюша сбегала к матушке просить, чтобы нашла ей новое место.
Барышни больше не было. Уплыла на английском пароходе в те края, где беличьих курточек не носят.
Катюша набралась храбрости, спросила у матушки, кто была эта барышня.
Матушка поджала губы, подняла брови — удивляется, да и только.
— Не понимаю, про кого вы говорите?
— Ну, про ту, у которой я окно мыла и комнату убрала.
— Ровно ничего не помню, — недовольно отвечала матушка, повернулась и пошла прочь.
Но тут Катюшу задело это недоверие к ней.
— Матушка, а матушка! — крикнула она вслед. — А ведь эта самая барышня подарила мне ту самую меховую курточку и сказала, что ее надо беречь, как память кое о ком.
Матушка сердито обернулась.
— Над вами подшутят, а вы и всерьез. Зайдите дня через два, тут у одной купчихи искали работницу.
