От Анны де Боже до Мари Туше - Бретон Ги (е книги txt) 📗

И, между прочим, спустя полгода Диана, здоровье которой не вызывало опасений, неожиданно заболела, и земля, о которой говорил Брантом, забрала себе это тело, чья ослепительная красота была причиной того жалкого состояния, в котором пребывало французское королевство <Ее правнучка, Мария-Аделаида Савойская, вышла замуж в 1697 году за Людовика Бурбонского, отца Людовика XV. Этот король, как и Людовик XVI, Людовик XVIII и Карл Х были, таким образом, потомками фаворитки Генриха II. А значит, и у нынешнего графа Парижского течет в жилах капелька крови Дианы де Пуатье.>.

И только теперь молчавшая тридцать лет Екатерина-Медичи осмелилась сказать все, что она думала о своей сопернице: «Я всегда хорошо ее принимала, так хотел король, — писала она Бельевру. — Но при этом всегда давала ей понять, что делаю это с большим сожалением, потому что женщина, которая любит своего мужа, никогда не будет любить его шлюху».

А заканчивала она письмо даже с некоторым юмором: «Потому что называть ее иначе невозможно, хотя это слово слишком скверное, чтобы его можно было произносить в отношении других».

ЕКАТЕРИНА МЕДИЧИ СОЗДАЕТ ЛЕТУЧИЙ ЭСКАДРОН ГАЛАНТНЫХ КРАСАВИЦ

Первым деянием Екатерины Медичи в роли регентши было увеличение числа своих фрейлин. Прежде у нее их было восемьдесят, теперь стало две сотни.

У поверхностного наблюдателя могло сложиться впечатление, что королева-мать была женщиной легкомысленной, интересующейся только пустяками. В действительности же она исподволь ковала себе очень действенное секретное оружие, которое должно было позволить ей манипулировать министрами, послами и противниками, «дергая их за кончик хвоста», как об этом несколько грубовато говорит современник тех событий.

Отдавшие свои прелести на службу Отечеству, все эти юные особы «с внешностью богинь, но с радушием обычных смертных», действительно использовались в политических целях. Бесконечно превосходя друг друга в красоте, бесстыдстве и кокетстве, они были призваны Екатериной Медичи прежде всего для того, чтобы лишить мужчин способности ясно и трезво мыслить.

Эти юные и грациозные существа, которых иностранные дипломаты, оказавшись проездом в Париже, обнаруживали у себя в постели, составляли то, что было принято называть «летучим эскадроном королевы». Зачастую им хватало всего одной ночи любви, чтобы разоружить самых заклятых врагов Франции. Вот что рассказывает Брантом, знавший весьма близко многих из этих прелестниц: «Эти фрейлины способны были зажечь любого; не потому ли им удалось испепелить не только многих из нас, дворян, служивших при дворе, но и тех, кто осмеливался прилететь на огонек».

Поведение многих из этих красавиц не замедлило вылиться в скандал, и однажды королева получила из Италии осуждающее письмо: «Вам следовало бы, — писал автор, — обходиться прежним, малым составом ваших девиц, чтобы они без конца не ходили по рукам мужчин и чтобы были поцеломудреннее одеты».

Разумеется, подобным советам Екатерина Медичи не придавала никакого значения и по-прежнему продолжала посылать свой эскадрон на галантные маневры, позволявшие ей выведывать самые тайные мысли принцев, прелатов и знатных сеньоров королевства, а также знакомиться с теми, кто мог быть ей полезен. Подобное упорство обеспечило ей бесценные козыри. Никогда еще постель не приобретала столь важного значения, как в ту эпоху.

Следует, однако, уточнить, что, несмотря на то, что фрейлины могли предаваться самым бесстыдным порокам, существовало одно условие, в соблюдении которого королева была неумолима: «У них должно было хватить ума, ловкости и навыков, чтобы не допустить вспухания живота…»

Те, кто возвращался задания во дворец «с маленьким сувениром», немедленно изгонялись.

Сразу же после своего вознесения на вершину власти регентше представился случай использовать одну из самых красивых участниц своего галантного эскадрона, прекрасную мадемуазель де Руэ.

То было время жестокого противостояния Екатерины трем знатным семействам, которые особенно люто ее ненавидели и чьей коалиции она любой ценой не должна была допустить. Этими семействами были Гизы, Монморанси и Бурбоны ветви Людовика Святого.

Гизам. пришлось умерить свою спесь после отъезда Марии Стюарт, а коннетабль де Монморанси, сосланный в Шантильи, пребывал в опале.

Оставались Бурбоны, глава которых, Антуан, король Наварры, женатый на Жанне д'Альбре, громко протестовал против вмешательства Екатерины в политические дела и претендовал, не без некоторых законных оснований, на регентство.

Необходимо было заставить замолчать этого беспокойного типа, приручить и, если возможно, превратить в союзника. Этот ловкий трюк предстояло проделать всего одной женщине, вооруженной лишь силой своего обаяния <Соваль. Галантные похождения французских королей, 1738>.

Ее звали Луиза де Беродьер. Она была дочерью сеньора де Сурша и де Л'Иль-Руэ, но при дворе все называли ее просто «прекрасная Руэ».

Екатерина выбрала ее за блеск чудных глаз, за манящую грудь, за волнующий стан, то есть за те три главных достоинства, которые король Наварры, редкостный волокита, «особенно ценил в женщине.

Получив точные предписания, красавица выбрала сильно декольтированное платье и пошла на приступ со всеми своими прелестями, так сказать, наголо. Противник оказался легкой добычей, и в первую же ночь оба провели в одной постели.

Ночь прошла прекрасно. Прекрасная Руэ знала множество изысканных ухищрений и искусных дерзостей, которые привели короля Наварры в такой восторг, что к утру он почувствовал себя ослепленным, обессиленным и безумно влюбленным. И тогда Луиза, которая в своей необузданности была просто великолепна, вдруг почувствовала в себе «пробуждение стыдливости». Прижавшись к Антуану, она разразилась рыданиями:

— Королева так сурова, — стонала она. — Если она узнает, что мы сделали, она прогонит меня. И я боюсь, как бы она не перенесла свой гнев и на вас.

Король Наварры, ни за что не желавший лишиться столь пылкой партнерши, пообещал сделать все, что в его силах, чтобы Екатерина почувствовала необходимость в ответном жесте.

<«Чтобы добиться всемогущества, королеве требовалось привлечь на свою сторону принцев из дома Бурбонов; а так как она знала, что любовь — самая действенная пружина, если надо влиять на умы людей своего времени, она и воспользовалась женскими прелестями своих фрейлин, чтобы осуществить свое намерение».>

— Так что вам нечего бояться, — сказал он.

А так как Луиза продолжала дрожать, он добавил:

— Я сейчас же к ней отправлюсь.

Когда он появился у королевы-матери, выражение ее лица было столь неопределенным и странным, что невольно закрадывалось, не известно ли ей уже кое-что.

Король Наваррский был сама любезность, само миролюбие, ни словом не обмолвился о своих правах и «готов был предложить ей собственное королевство, стоило только его об этом попросить», так горячо он жаждал благорасположения королевы Екатерины, а значит, и безопасности своей новой любовницы.

Флорентийка произнесла в ответ несколько двусмысленных слов и внимательно взглянула на Антуана из-под полуприкрытых век:

— Будем друзьями, — сказала она неожиданно. А так как Антуан на это только улыбался,, добавила:

— Я жалую вам титул наместника королевства. Склонившись в почтительном поклоне, Антуан выразил свое согласие, и это означало, что отныне он отказывается требовать пост регента Франции и тем самым признает верховную власть Екатерины. Прекрасная Руэ выиграла партию…

* * *

Очень скоро о любовной связи Антуана де Бурбона узнали в протестантских кругах. Вожди гугенотов, прекрасно понимавшие хитрую игру королевы-матери, трепетали при одной только мысли, что король Наварры может окончательно покинуть их ряды. Сильно взволнованный этим Кальвин писал доверенному лицу, Буллинджеру: «Все дело в Венере. Матрона (Екатерина), знающая толк в этом искусстве, выбрала в своем гареме ту, что могла уловить душу нашего человека в свои сети».