Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - Хаманн Бригитта (книги онлайн бесплатно серия .txt) 📗
Приведённые высказывания Гитлера настолько противоречивы, что о твёрдых убеждениях речь пока идти не может (возможно и потому, что пересказывающий их Ханиш мало интересовался политикой). Но ясно одно: Гитлер в возрасте 21 года, всерьёз интересуясь и еврейским вопросом, и антисемитизмом, черпает свои знания не только из антисемитских источников.
В 1930-е годы Ханиш рассказывает (явно с антисемитским намёком и с целью скомпрометировать самого известного антисемита эпохи в глазах его приверженцев), что Гитлер носил тогда длинный пиджак, который Нойман не смог продать в еврейском квартале и подарил ему. Пиджак этот по описанию напоминал кафтан, хотя другие очевидцы описывают его как «старый парадный сюртук» или «чёрное платье погорельца». Так или иначе, у пиджака были длинные фалды, и жильцы общежития подшучивали над необычной деталью одежды Гитлера, бодро рассуждающего о политике. Так, один сосед привязал длинные фалды к скамейке, пока другой спорил с Гитлером. «Все, как обычно, ему противоречили, а он такого терпеть не мог. И вот он вскакивает на ноги и с жутким грохотом тащит скамейку за собой… Приходя в возбуждение, Гитлер уже не контролировал себя. Он кричал и дико размахивал руками». Ханиш с насмешкой замечает, что разглагольствующий о политике Гитлер служил для жильцов общежития «своего рода развлечением. Споры велись постоянно. Зачастую общежитие выглядело так, словно там проходила предвыборная кампания». Однако в спокойном состоянии Гитлер, по словам Ханиша, совсем другой: полный самоконтроль, хорошие манеры и разговор скорее чопорный.
Ханиш идёт ещё дальше, утверждая, что Гитлер носил на затылке невероятно засаленную и негнущуюся шляпу. Волосы у него были длинные, спутанные, и он отпустил себе бородку — «такую редко носят христиане, но такую часто можно увидеть в Леопольдштадте или в еврейском гетто». В другом месте Ханиш, явно ориентируясь на антисемитскую риторику, пишет, что Гитлер в то время выглядел очень по-еврейски: «У него и стопы были широкие, как и должны быть у тех, кто ходил по пустыне».
По словам Ханиша, новые друзья Гитлера по мужскому общежитию были сплошь евреи. Ханиш называет их имена, достоверность этого высказывания легко проверить с помощью данных Венского отдела регистрации по месту жительства. Упоминаемый Ханишем одноглазый слесарь «по имени Робинзон» (он получал пенсию по инвалидности и часто выручал Гитлера) — это Симон Робинзон, родившийся в 1864 году в Леско, в Галиции, иудейского вероисповедания, помощник слесаря. В период с 19 января 1912 года по 27 ноября 1913 года он проживал (с перерывами) в мужском общежитии на Мельдеманштрассе.
В архиве Венского отдела регистрации сохранились и данные друга Ноймана, который помогал Гитлеру с продажей картин, как сообщает Ханиш. Это Зигфрид Лёффнер, родившийся в 1872 году в Иениклау (сегодня — Ветреный Еников) под Иглау в Моравии, иудей, торговый представитель. В богемском Теплице у него остались жена и двое детей, с 1914 года он считался разведённым. 30 сохранившихся свидетельств о регистрации за годы с 1914 по 1936 подтверждают его проживание в различных мужских общежитиях Вены. Сведения о периоде до 1914 года по неизвестным причинам отсутствуют.
Совместные развлечения
От разного рода увеселений Гитлер обычно держится в стороне. Он не принимает участия в популярных вечерних попойках; видимо, он уже в то время был противником алкоголя, что подтверждает и Кубичек. Тогда же из-за нехватки денег он бросает курить: Я выбросил мои сигареты в Дунай и больше никогда к табаку не прикасался. В 1942 году в «Волчьем логове» он с гордостью заявляет: Я убеждён — если бы я курил, я не вынес бы того груза забот, который столь долгое время лежит на моих плечах. Возможно, именно этому немецкий народ и обязан своим спасением! [672]
Молодой человек не принимает участия в разговорах о женщинах, а потому слывёт чудаком, который к тому же жалко одет, но с удовольствием демонстрирует, что он «лучше» других. Вечером после восьми часов, когда открываются спальни, он уединяется в своей «роскошной» комнате с электрическим освещением, и начинается его вторая жизнь, о которой остальные даже не подозревают, — наступает время его ночных «штудий». Кстати, привычка работать по ночам сохранится у Гитлера на всю жизнь [673]. Наверное, придётся поверить тому, что написано об этом времени в «Моей борьбе»: Я рисовал ради хлеба, а учился ради удовольствия [674].
Гитлер редко принимает участие и в совместных «выходах». Ханиш рассказывает, как однажды они вместе гуляли в Пратере и прокатились на модной тогда американской «театральной железной дороге». Она вела внутрь «пещеры», в нишах которой были представлены сцены из опер, с граммофонных пластинок звучала соответствующая музыка, в частности, сцена из «Тангейзера». По дороге домой Гитлер принялся пересказывать товарищам сюжет и пропел несколько пассажей. «Возбуждённый, как обычно, он смог только что-то прожужжать, сопровождая всё это активной жестикуляцией… Он восторгался Вагнером и порой говорил, что опера — это самое лучшее богослужение».
На «театральной железной дороге» была представлена и сцена из «Волшебной флейты» Моцарта. Но Гитлер сказал, что Моцарт принадлежит старым сентиментальным временам и уже устарел. А вот Вагнер — это борец! К тому же в большом оркестре занято больше людей. Аттракцион в Пратере, должно быть, служил теперь Гитлеру утешением, он же не мог позволить себе пойти в оперу.
В Пратере гуляли и развлекались «маленькие люди». Здесь проводили редкие часы досуга и чешские служанки (по правилам, прислуге раз в две недели полагалось семь часов свободного времени), они встречались на танцах с кавалерами: солдатами, рабочими и ремесленниками. Писатель Феликс Зальтен так описывал Пратер: «Молодёжь, которая не знает куда приткнуться в огромном городе, одинокая и потерянная в круговороте этой бурлящей жизни, находит здесь, в задымленном прокуренном зале, кусочек родины… Здесь, как нигде, расцветают основные человеческие инстинкты: у мужчин — влечение к женщинам, у женщин — влечение к мужчинам… Все в зале пышут молодостью, вожделением, дурманом и пьяным угаром» [675]. По словам Кубичека, Гитлера возмущала царившая в Пратере атмосфера всеобщего «хмельного блаженства» и «пьяных сантиментов».
Надпись на иллюстрации — «Вена. Пратер»
Кубичек рассказывает об их совместном посещении Пратера, где Гитлеру не понравилось: «Он не понимал людей, которые разбазаривают драгоценное время на такую ерунду. Услышав, как публика у балаганчика с аттракционом взрывалась от хохота, он качал головой, возмущаясь эдакой глупостью, и сердито спрашивал меня, понимаю ли я, почему эти люди смеются… К тому же у него вызывала сильное отвращение наводнявшая Пратер толпа — венцы, чехи, венгры, словаки, румыны, хорваты, итальянцы и бог ещё знает кто… Он физически не переносил эту пёструю массу, заполнявшую Пратер. Он, конечно, сопереживал маленьким людям, но старался держаться от них как можно дальше» [676].
Ссора с Ханишем
Ханиш пишет, что на Пасху 1910 года он получил за один большой заказ 40 крон и разделил их с Гитлером. После этого Гитлер исчез из общежития вместе с Нойманом и появился снова только неделю спустя. Этот факт подтверждается данными свидетельств о регистрации: 21 июня 1910 года Гитлер съезжает из мужского общежития и 26 июня заселяется вновь. Дело, значит, было не на Пасху, а на Троицу 1910 года. Нойман пренебрегает долгой процедурой снятия с учёта и повторной регистрации и всё это время числится в общежитии.
