Стрельцов. Человек без локтей - Нилин Александр Павлович (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
«Верховный суд РСФСР оставил мне семь лет. Пять лет скинул. До половины мне осталось сидеть год и четыре месяца, это значит в 1961 году в ноябре я по суду могу освободиться».
«…Курить я бросил с 30.1.60 года. Сегодня одиннадцать дней не курю. Возможно вообще брошу».
«…Одно только новое, это не курю двадцать дней…»
«…Здоровье мое хорошее и веду себя, как положено всем заключенным…»
«…Мама, давай с тобой договоримся — высылаешь то, что я попрошу. И не будем больше с тобой об том говорить. Я бы чувствовал себя хорошо, если бы знал, что ты здорова».
«…Работаю, остальное время (свободное) читаю книги… что принесет нам Новый 1961 год…»
Ни в лучшие, ни в худшие свои сезоны торпедовцы — по сложившейся в команде традиции — не были монахами и пуританами в быту. Но глупо говорить, что взлет их прервался из-за нарушения режима, хотя и не все пили по таланту, кто-то и по деньгам, которых чуточку стало больше у чемпионов и обладателей Кубка. И нельзя ни в коем случае считать провалом второе место в сезоне шестьдесят первого и глупый проигрыш донецкому «Шахтеру» в финале Кубка, что для заводского начальства стало достаточным основанием для отставки Маслова. Но Якушин знал, от чего предостерегает, когда в момент торжества произнес настораживающие слова… Выдающийся игрок выдающейся команды, ставший в ней же выдающимся тренером, лучше других представлял себе, сколько препятствий на пути становления суперклуба и суперигрока, в отношении к которым коварства никак не меньше, чем любви. Вокруг талантов и дел, в которые таланты вложены, всегда множество людей, готовых с огромной радостью разрушить созданный мир до основания…
Еще один суперклуб в Москве никому, кроме ЗИЛа, и не был нужен. А ЗИЛ, как вскоре выяснилось, не умел хранить, что имел. И в первую очередь Виктора Александровича…
«Дед» отличался от подавляющего большинства успешливых начальников тем, что поступал вопреки общепринятому. Схема самосуществования начальника проста и строится на контрасте: как можно меньше выражать самостоятельности и гонора в отношении вышестоящих — и максимум строгости в мелочах при обращении с подчиненными. Чем больше угодливости там — наверху, тем больше можно будет проявить диктаторского своеволия к тем, кто ниже.
А как поступал Маслов? Приезжает в Мячково перед ответственным матчем заводское начальство. Присутствует при установке на игру. Маслов окидывает всех взглядом — и говорит игрокам: «Соперника вы знаете очень хорошо, как играть с ним, тоже знаете. Состав на игру прежний. У меня все». Поворачивается к начальству, у которого челюсти от подобной несолидности накачки отвисли, — интересуется: «А у вас есть вопросы?» — «Нет, — что им остается ответить? — мы только пожелать успеха хотели». — «Что же, желайте».
Профессионально? Профессионально. Только начальство никогда не забывает, когда из них клоунов делают. Пока выигрывал «Дед» все, что только можно, делали вид, что мирятся с его чудачествами. Но выступили чуть хуже — извини, Виктор Александрович, так командой не руководят.
Что считать ошибками Маслова? Мягкость, проявленную там, где за кнут было впору хвататься? Но «Дед» собрал компанию из людей, которым бы еще играть и играть, — по их возможностям не один, не два сезона можно бы расти и прибавлять в классе. На тренировках он требовал от них максимальной работы — и они работали на совесть. А та известная раскрепощенность в быту, у нас никогда не поощряемая, помогала, по мнению тренера, накапливать в себе артистизм, необходимый для торпедовской игры.
Систему розыгрыша в сезоне шестьдесят первого усовершенствовали — очков, набранных в подгруппах, не отнимали. И в финальную часть «Торпедо» вышло с хорошим заделом: ближайшего конкурента опережали на шесть очков.
Правда, позднее вспоминали, что Валентин Иванов призывал молодых партнеров не зарываться, отнестись к черновой работе в обороне как к неизбежности, когда дело дойдет до игр с командами, не отказавшимися от претензий на первенство. Но молодые герои не видели себе равных по игровым возможностям — и предпочитали действовать на поле в свое удовольствие. Благо, что это радовало все увеличивающуюся торпедовскую аудиторию. Торпедовцы превращались в общих любимцев. И когда в трех турах потеряли пять очков, проиграв именитым командам, с которыми привыкли на поле действовать «от ножа», — московскому «Спартаку» и киевскому «Динамо» в Киеве, и сведя вничью в Москве матч с ереванцами, никто в «Торпедо» не разочаровывался. Стиль настолько завораживал, что — редкий случай — мы готовы были примириться с неудачами лидера.
Но самим бы торпедовцам спохватиться после финала Кубка. Создавалось впечатление, что команда перестает быть фартовой. Как бы ни велика была для донецкого «Шахтера» цена всесоюзного приза, «Торпедо» в том своем составе обязано было в игре, обещавшей клубу второй «дубль» подряд — что в истории нашего футбола прежде удавалось только «Спартаку», да и то в довоенных сезонах, — умножить высокий класс на порядок действий, а не раскисать раздраженно из-за очевидного невезения: не шел мяч в донецкие ворота. Пропустив на первой же минуте «деревенский», как его трактовали в «Торпедо», гол, они и второй мяч в свои ворота посчитали глупым: он после удара Ананченко отскочил в ворота от бедра Шустикова. Но пропустили они еще и третий, а отквитал Метревели только один, хотя верняковых моментов Слава имел как минимум пять. А ведь, кроме Метревели, в финале за «Торпедо» и еще несколько мастеров играло, ставивших себя на голову выше, чем противников. И с ними недолго согласиться, но ведь и в чемпионате, легко одолев «Шахтер» на его поле со счетом 3:0, минимальную победу во втором круге в Москве вырвали тяжелейшим образом. Но все бы и простилось, и забылось, не удайся в московском матче с киевлянами удар через себя динамовцу Василию Турянчику, сделавшему счет ничейным, что и превратило впервые в чемпионов футболистов Украины, которых тренировал игрок послевоенного ЦДКА Вячеслав Соловьев, завершавший, между прочим, карьеру действующего футболиста в «Торпедо».
«Торпедо» дуриком, можно сказать, отдало первые призы, принадлежавшие бы им по праву, если позволено было бы разделять и оценивать по отдельности качество игры и результат. Неудача лишившихся по собственному недосмотру и первенства, и Кубка торпедовцев могла вызывать досаду. Но для знатока не было сомнений, что команда сохранила главное: игру. По игре они оставались сильнейшими. И неудача в соревнованиях наверняка оказалась бы полезной в педагогическом плане замастерившимся футболистам.
Но заводские начальники совершили одну из самых показательных глупостей в футбольной истории — хамски уволили великого тренера, только-только разменявшего шестой десяток прожитых лет. Причем в своем самодурстве не позаботились о мало-мальски сопоставимой по уровню с «Дедом» замене. Необъяснимо и равнодушие к произошедшей смене руководства командой знаменитых футболистов — и в первую очередь Иванова. Неужели нельзя было встать на защиту Маслова? Приходит мне в голову крамольная мысль: а не показалось ли кому-то из торпедовских фаворитов, что жизнь без «Деда» будет и повольготнее? Чемпионский фундамент, при всей громкости одержанных побед, все же не был столь прочен, как в «Динамо» или «Спартаке». И постоянство чемпионской ноши не каждому из новых торпедовских талантов было по плечу. Валентин Козьмич, по своему обыкновению, скорее обидится, чем признается — тем более что теперь он всегда и всюду говорит, что лучше Маслова тренеров не бывает (и говорит это совершенно искренне, прожив завидную жизнь в футболе) — но мне кажется, что он ревновал «Деда» к его новым увлечениям в молодой гвардии и причину неудачи, возможно, видел в преувеличении значения новой «волны».
Тренером вместо Маслова пригласили коренного торпедовца Георгия Жаркова. Жарков, как мы знаем, был хорошим поддужным при Александре Пономареве. Но в сезоне шестьдесят первого сам Пономарев заметно проявил себя на тренерской стезе — вывел харьковский «Авангард» на шестое место.
