Амплуа — первый любовник - Волина Маргарита (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
Манера его существования на сцене, его юмор, значительность и артистичность — поразительны. Я прекрасно помню его в звездных ролях — обольстительного Жоржа Дюруа, вальяжного Баяна, монументального Победоносикова. Они останутся в истории русского театра как одни из высших его пиков. Это был прорыв в сферы высшего актерского мастерства.
Он исполнял эти роли с той свободой, с какой большой пианист исполняет хорошо знакомое сочинение, играя не только данный опус, но и мир композитора. Менглет смеялся над своими персонажами, но «объекты» все равно оставались обаятельными.
Георгий Павлович тщательно отшлифовывает каждую роль, в совершенстве владея и голосом, и речью. И что бы он ни играл, от него невозможно отвести взгляд. В свое время в спектакле Андрея Макаенка «Таблетка под язык» он играл председателя колхоза, а я какого-то партийного деятеля. В свое время это был острый спектакль, ибо герой Менглета был немного диссидентом, не во всем соглашался с райкомом партии. Конечно, представить интеллигентнейшего Георгия Павловича в роли председателя колхоза нелегко. В театральной педагогике это называется дать роль «на сопротивление материала». Он ходил в сапогах и ватнике, видимо, для простоты наклеил пушистые усы, конечно, Жорж Дюруа в этом колхозном деятеле иногда проглядывал, но Георгий Павлович играл мужественно.
Идут годы, одни роли сменяют другие, с возрастом у Георгия Павловича появляется лишь большая глубина и спокойная мудрость. Часто бывает, что первому любовнику трудно перейти на амплуа благородных отцов. Георгий Павлович постепенно и естественно перешел на роли, которые в театре называют скучноватым словом «возрастные», на роли мудрецов. Он, по-моему, универсален: может играть все — и Гобсека, и Лира, и кого угодно.
Он отдан театру целиком. При всем его мастерстве поражает полное отсутствие в нем какой-то актерской фанаберии. Он один из самых послушных актеров — что ему режиссер говорит, то он и делает. Делает блистательно. И никакого актерского словоблудия — выяснения «задач», «обстоятельств», «сквозного действия», лишь забота о чистоте исполнения. Как у музыканта.
У каждого артиста есть нечто вроде большого и малого круга кровообращения. Большой круг — зрители, слушатели. Малый круг — домашний, приятельский.
Приоткроем немного круг малый.
Не знающим близко Георгия Павловича трудно угадать в этом внешне рафинированном интеллигенте академика, как теперь принято говорить, ненормативной лексики. Лексика у него замечательная, он матерится со знанием дела. Можно сказать, он — «матюршинник в законе». Причем есть люди, которые матерятся противно, он же делает это чрезвычайно обаятельно. У него это получается так симпатично и мило, как будто он читает Бодлера.
Кажется, столь редкостное мастерство в подобном жанре должно сочетаться с другим — любовью к возлияниям. Но Георгий Павлович являет собой редкостный случай — он совершенно не пьет. Все другие радости жизни он вкусил сполна, исключение составляет алкоголь. Но надо сказать, что в нашей компании выпивающих людей он сидел спокойно и постепенно, по своей актерской натуре входя в роль, «напивался». Не вдребезги, но тем не менее вполне соответствовал остальным.
Конечно, иногда эта его особенность создавала некоторые трудности. Как-то мы были на гастролях в Болгарии, в Варне. Денег, конечно, ни у кого не было. Все запаслись в Москве «Виолой» и колбасой и чудно проводили свободное время — купались в море, пили дешевую «Плиску» и заедали ее воздушной кукурузой, которая стоила две статинки. А Георгий Павлович воду терпеть не может — загнать его в море невозможно. Он, совершенно трезвый, сидел на балконе и с отвращением, ибо он гурман, поглощал злосчастную «Виолу», конечно же ни о какой кукурузе он и помыслить не мог. Сидел и мучился.
Правда, сейчас ему врач сказал, что для сосудов необходимо выпивать в день хотя бы рюмочку коньяку. Переучиваться ему, конечно, трудновато, но для здоровья приходится.
Совершенно замечателен мир его увлечений. С юности он влюблен в футбол. Знает про него, думаю, абсолютно все. Его можно разбудить посреди ночи и спросить, кто в 1932 году играл за «Пищевик» в полузащите, он сразу же, не задумываясь, назовет вам фамилии. Про его страсть к футболу в театре известно всем. У нас был такой спектакль «У времени в плену», где Георгий Павлович играл эпизодическую роль и долго находился на сцене, практически не произнося ни слова. Когда шел футбол, специально для него ставили в кулисы маленький телевизор, и он умудрялся смотреть матч прямо во время спектакля.
В советское время в ходу был бредовый лозунг о содружестве искусства и труда. Подразумевалось, видимо, что искусство — это не труд, а нечто иное. Тем не менее у нашего театра тоже был союз «с трудом» с ЗИЛом. Мы были почетными членами бригады какого-то цеха и даже «ударниками коммунистического труда». Когда мы участвовали в торжествах по поводу их футбольной команды «Торпедо», то Менглет был незаменим. Он выходил — и с именами, с цифрами рассказывал о различных футбольных матчах, о том, какой футболист перешел в какую команду, кто в каком году потерпел поражение, а кто, наоборот, отличился. Про футбол он, думаю, знает абсолютно все, причем не только про ЦСКА, свою любимую команду.
Вообще он совершенно обделен такими «способностями», как хамство, неумение слушать других, безразличие ко всем и ко всему или неуемное упоение общественной деятельностью. Но, при всем при том, он совершенно безотказный человек, всегда готовый прийти на помощь. Если нужно было ехать с выступлением в какой-нибудь совхоз или с поздравлениями в заводской цех, то некоторые, особенно известные артисты начинали ломаться, но Георгий Павлович делал это с наслаждением. Он обожает пребывание на сцене.
Георгий Павлович работает в Театре сатиры более полувека. Конечно, за это время у него бывали разные ситуации, но я никогда не слышал от него никаких жалоб. Его всегда выручает юмор.
Он абсолютно равнодушен к материальным благам. Житейские мелочи его, по-моему, не тревожат. Не помню, чтобы он когда-нибудь занимался поисками каких-то вещей. Правда, всегда любил галстуки и из каждой поездки обязательно привозил себе новый. Думаю, у него дома должна быть богатая коллекция галстуков. Он умеет радоваться и радовать других. Любой пустяк приводит его в отличное настроение. Он, например, обожает фривольные игрушки. Я ему из зарубежья иногда привожу какого-нибудь монаха. Нажмешь на сутану, а из-под нее выскакивает член — Георгий Павлович счастлив.
У Театра сатиры, наверное, замечательная аура. Как прекрасно у нас всегда работали «старики» — Хенкин, Поль, Тусузов. Нашему главному режиссеру Валентину Николаевичу Плучеку исполнилось девяносто лет, а он — действующий режиссер. Георгию Павловичу восемьдесят восемь, а как он великолепен на сцене. А наши дамы. Они свой возраст не скрывают. Семьдесят пять лет исполняется Ольге
Аросевой и Вере Васильевой, восемьдесят — Нине Архиповой. Они не делают никаких подтяжек, а посмотрите, какие у них молодые лица, как блестят глаза, как заразительно они говорят о своих планах. У нас в театре немного людей такого масштаба, такой необъяснимой энергии. Стоическое поколение…
Я была то его женой, то любовницей
В 1950 году я ушла из Ленинградского театра комедии и переехала в Москву. Волею судеб оказалась в Театре сатиры, который располагался тогда в полу аварийном доме на площади Маяковского, где затем размещался молодой «Современник». К этому времени труппа в Театре сатиры была замечательная — великолепные комики Хенкин, Поль и Курихин, молодые Верочка Васильева, Виталий Доронин, Толя Папанов, Вячеслав Сафонов, Женя Весник, Юра Хлопецкий, Леша Егоров. Но тогда это были совершенно незнакомые мне люди, а среди немногих, кого я знала в этом театре, был Георгий Павлович Менглет. Роскошный артист, красивый мужчина. Он имел успех у женщин и сам ценил женскую красоту. Я знала о нем еще во время войны, по Сталинабаду. Он был остроумнейшим человеком и хулиганом по натуре.
