Последний солдат Третьего рейха - Сайер Ги (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Передовые подразделения вели обстрел всю ночь. Впереди за туманом виднелся город, названия которого я уже не помню. Моторизованные части «Великой Германии» вели там уличные бои. Вскоре и мы вошли в город. Ставни были плотно закрыты. Мы медленно ехали по улицам. По обеим сторонам шли солдаты с винтовками в руках, готовые к любым неожиданностям. Мы добрались до площади. Здесь стояло несколько машин, среди них две санитарные. Под охраной сгрудилось до тридцати русских жителей. Все вокруг горело. На несколько минут мы остановились. Тротуара не было. Дома стояли как попало. Как и любое предместье бесчисленных русских городов, все выглядело как огромный скотный двор. Деревни, затерявшиеся в дикой степи, с их избами, повернутыми к северу, казались гораздо красивее. Предместья же городов производили тоскливое впечатление.
Мы остановились, чтобы помыться и запастись водой. Одни развесили одежду на ветвях деревьев, другие поливали себя водой из корыт, несмотря на холодную погоду и противный ветер. Больше всего нас томила жажда. Фляги для воды маленькие, и мы взяли запас, налив ее в любую посуду, которая попадалась под руку.
Следуя за ветераном, мы перелезли через забор, за которым находился садик. С ветвей ближайшего дерева свешивались недозрелые груши, которые мы ели с удовольствием. Откуда ни возьмись появился русский. В руках у него была корзина с грушами. С вымученной улыбкой он сказал что-то ветерану, не отрывая взгляда от его кобуры.
– Давай, – сказал по-русски ветеран, протягивая руку. Тот передал корзину, и ветеран взял из нее грушу. Попробовав, выплюнул ее, взял другую, которую постигла та же участь. Так повторилось раз пять-шесть. Затем ветеран начал кричать на русского. Тот отступил назад.
– Да они же гнилые, – прорычал ветеран, вернувшись к нам.
В надежде спасти сад русский дал нам плоды, которые оставил для свиней. Стоило нам это понять, как мы энергично затрясли дерево. Русский удалился.
На северо-западе грохотали орудия. Наши передовые части вступили в схватку с врагом. Продолжив путь, через полчаса мы снова выбрались из грузовиков. Свисток фельдфебеля призывал готовиться к бою. Он уже кипел километрах в двух, в небольшой деревне рядом с фабрикой.
Весрейдау кратко объяснил нашу задачу: нейтрализовать крупные части противника, удерживающие деревню. На выполнение задания были высланы две роты. Остальные продолжали движение.
Мы направились в деревню, куда уже были стянуты реактивные установки и противотанковые орудия. Наблюдавшие за нами из окопов русские тут же обстреляли нас снарядами. Если бы они прицелились получше, нам всем настал бы конец. К счастью, этого не случилось: мы бросились в укрытие. Наши две роты разделились и частично окружили окопы русских. Затем мы десять минут ждали, пока капитан обсудит предстоящую операцию с подчиненными.
Офицеры вернулись к нам и назвали позиции, которые следовало занять. Пока они объясняли, мы осмотрелись вокруг, выискивая любое место, где может укрыться враг. Но все было тихо, и задача, поставленная перед нами, казалась детской.
Ничто не шевелилось. Слышался только шум удалявшихся по дороге бронетанковых частей. Русские вели себя тихо. Многие даже подумали, что с ними уже покончено.
Раздался приказ: «Вперед!» Из укрытия, пригнувшись, вышли солдаты. Слышался смех. Что это было? Игра или бравада?
Солдаты дошли до первых изб. По-прежнему тихо, никого не видно. Я присоединился к своему взводу. Тут был и Гальс. Мы обменялись с ним взглядами, говорившими гораздо больше, чем долгие беседы.
Теперь все пойдет иначе, думалось нам. Бои на Дону и отступление из-под Белгорода остались в прошлом. Больше этого не повторится. Мы знали, конечно, что война еще не кончилась, но за последнюю неделю враг все время отступал.
Солдаты пробирались через развалины, в их числе было пять-шесть танкистов. Один из них швырнул в раскрытое окно гранату. Через секунду в воздухе раздался взрыв, а затем стон, которых мы слышали уже немало. Из окна выскочила русская женщина в белом, поднялась и, крича, побежала к нам. Один из солдат поднял ружье, и нам показалось, что оно выстрелило. Но женщина продолжала бежать.
Никто не произнес ни слова. На секунду война остановилась. Гренадеры вышибли дверь и бросились в дом. Вышли еще три мирных жителя: двое мужчин и ребенок. Русские не вывезли из деревни мирное население. Нам придется учесть, что здесь остались гражданские. Весрейдау понял это. Из установленного на полугусеничной машине громкоговорителя раздалось несколько слов по-русски.
Наверное, русским предоставлялась возможность сложить оружие. Но машина прошла всего сто метров, когда произошла трагедия. Неожиданно машина взлетела на воздух, а в воздухе прозвучало несколько оглушительных взрывов. Разлетелись ближайшие избы.
Деревня скрылась из наших глаз под облаками пыли и дыма. Из горящей машины выскочили две обугленные фигуры.
– Осторожно, мины! – крикнул кто-то.
Но его голос заглушил грохот гаубиц. Впереди поднялись огненные гейзеры. С домов полетели крыши.
Русские тотчас отреагировали на обстрел. Они открыли огонь из двух батарей тяжелых гаубиц. Разорвавшийся в ста пятидесяти метрах от нас снаряд сотряс землю. Несмотря на то что вокруг было полно мин, раздался сигнал к наступлению. Мы выбежали из укрытия и бросились к ближайшему холму. Впереди вели огонь зенитки. Русские обстреливали все вокруг из многоствольных пулеметов, установленных на грузовиках.
Еще пятнадцать минут назад все казалось так просто. Теперь же положение коренным образом изменилось. Нашей уверенности словно и не было. В развалинах среди кирпичей нас укрылось пятеро. От каждого взрыва мы еще глубже закапывались в грязь. Со стороны другой кучи кирпичей до нас доносился крик фельдфебеля. Он приказывал открывать огонь по всему, что мы увидим. Однако даже самый храбрый из нас не поднял головы.
Лишь зенитные и реактивные орудия не прерывали обстрел врага. Но у того пока что было преимущество.
В тридцати метрах от нас убило пятерых солдат, засевших за небольшим сараем. Последние два оставшихся в живых не знали куда бежать и в отчаянии ожидали своей участи. В конце концов они бросились на землю среди трупов товарищей. Заструилась кровь. Серая пыль впитывала ее, как промокашка.
Слева загорелось сразу несколько сараев. Дым поднимался высоко в небо. Огонь разрастался с потрясающей быстротой. Даже нам стало жарко.
Оттуда в спешке кто-то выбежал. Загорелись избы, находившиеся рядом. Из горящих домов бросились бежать русские, как штатские, так и военные. Мы перестреляли их, как кроликов.
Должно быть, наш снаряд угодил в склад с горючим. Русские дорого заплатили за то, что сосредоточили близ него столько народу. Враг бросился бежать. Разобраться с теми, кому удалось спастись, было предоставлено нам. Перед прицелом моей винтовки время от времени появлялся силуэт русского. Спуск курка, облачко дыма – и я ищу уже новую жертву. Буду ли я прощен? Виноват ли я? Вот передо мной уже раненый молодой парень. На несколько секунд он замер передо мной, а затем бросился бежать. Но было поздно. Его лицо посерело. Он схватился обеими руками за грудь и упал лицом на землю. Заслужу ли я прощение? Смогу ли это забыть?
Страх, перерастающий в безудержную смелость, заставляет невинных юношей совершать настоящие преступления. Для нас, как и для русских, все, что двигалось, превращалось в опасность. Нас охватывало желание убивать, которое стоило жизни и нашим солдатам, бросившимся преследовать врага.
Наши крупнокалиберные орудия расстреливали окраину деревни, где располагалась русская артиллерия. Несгоревшие еще избы мы брали одну за другой, бежали изо всех сил по земле, которая могла быть заминирована. Но нас ничто не останавливало. Гальс ворвался в конюшню и застрелил двух русских, отчаянно пытавшихся оживить свой пулемет. Ничто не останавливало покрывшие себя славой 8-ю и 13-ю роты немецкой пехоты. В сводках потом сообщалось: «Этим утром, после упорных боев наши войска взяли такой-то город». Наше дьявольское наступление продолжалось, несмотря на крики ефрейтора Вортенберга, схватившегося за живот, из которого струилась кровь.